Чуть смочив землю, дождь ушёл, оставив яркую радугу. Воздух наполнился каким-то особенным ароматом, и жизнерадостные воробьи, немного угомонившиеся в дождик, опять весело заплясали, по просыхавшим под солнцем крышам. Старый дымчатый кот, уныло выглянул с чердака, зевнул, и мягко спрыгнув на землю, ушёл осматривать свои владения.
Дверь террасы отворилась, сквозь щель протиснулась детская светлая головка. Подозрительно морща облупленный от летнего солнца носик, владелец светлой головки обнюхивал воздух.
– Ма, он кончился! Я побёг!
И голые пятки звонко зашлёпали по влажной дорожке.
– Стой бесёнок, поешь сначала!
– Потом, ма!– отозвалось откуда-то уже с другого конца улицы.
Серёжка бежал улыбаясь. Ведь сегодня четверг, это он ещё с утра узнал, и значит сегодня Вадька Сенин даст ему покататься на настоящем "Орлёнке". Сенин так ему и сказал, когда Серёжка однажды попросил у того прокатиться:
– Иди! Дам. Потом. После дождичка в четверг.
Вадим, делая круг за кругом месил велосипедом грязь в небольшой лужице. Его ноги были уже изрядно обмазаны грязью, и сам велосипед был огромным куском из грязи, но Вадька с тем же усердием продолжал мучить бедную лужу.
– Вадь, дай прокатиться? Ты обещал! – попросил Серёжка, заранее протягивая руки к заветному "Орлёнку"
– Чего тебе? – словно бы не понимая, ответил вопросом Сенин.
– Дай прокатиться? Ты обещал, повторил Серёжка, убирая руки.
– Когда я тебе обещал? Ты чего это там выдумываешь?
– Тогда, помнишь, я попросил, а ты... А ты сказал, что после дождичка в четверг приходи, и ты дашь... А сегодня четверг и дождик был.
Вадька усмехнулся, покрутил пальцем у виска, но увидев молящие глаза малыша, вздохнул и слез с велосипеда.
– На! Не упади только! Сломаешь еще.
Серёжка, сдерживая радость, старался оседлать упрямый велосипед, но тот был упрям, и поддаваться не хотел. Ничего ни добившись, он попросил Вадика:
– Помоги, а?!
– Ну вот еще? Ты вон с лавочки, да под горку, только не упади, а то по затылку дам.
Серёжка подвёз велосипед к лавке, влез сначала на нее. Немного помедлив, он сел в седло и оттолкнулся. Велосипед послушно поехал с горки, постепенно набирая скорое Неумело работая ногами, Серёжка старался хоть неземного утихомирить велосипед, но тот и не думал тормозить, а с каждым метром ехал всё быстрее и быстрее, предчувствуя страшное, у Серёжки похолодело внутри. Увидев впереди лужу, он рванул руль в сторону и закрыл глаза. Велосипед сбросил неудачливого наездника на липкую скользкую землю, и сам, словно бы отдыхая от опасной поездки, улёгся рядом с незадачливым ездоком.
– Ууууу, сопляк! Говорил же аккуратнее! Упал все-таки!
С криком подбежал Вадик, поднимая и осматривая свой велосипед.
– Вадь, дай последний раз катнусь? Я больше не упаду! Частное слово! – вытирая грязные ручонки, тихо попросил Серёжка.
–Я тебе дам! Только по шее дам! Пошёл отсюда, Таракан, пока и правда по затылку не получил!
"Эх!"– подумал Серёжка: "Была бы у меня пушка или бомба, ну хоть малюсенькая, величиной со стеклянный шарик, который я променял у Веньки Похлёбкина на оловянный солдатик, тогда бы он узнал как обзываться!"
Но ни пушки, ни даже малюсенькой бомбы у Серёжки Тараканова не было, и ему только осталось что погрозить кулаком в сторону уходящего с велосипедом Сенину, и снова в припрыжку бежать вдоль деревни, успевая на ходу шлёпнуть ножкой по лужицам, встречающимся у него на пути.
Неожиданно что-то сверкнуло в стороне. Тараканов остановился, пригляделся и стал осторожно подкрадываться к серебристой вещичке лежащей на дороге. Хлоп! И она уже надёжно прикрыта ладошкой.
Повертев в руках двадцатикопеечную монетку, Серёжка огляделся и увидел идущую, наверное, из магазина бабушку Варю – худую, седенькую старушку. Её, за то что муж бабушки Вари прославился, как отважный партизан во время войны, так же кликали Партизанкой.
Серёжка бросился догонять старушку, и забежав ей наперёд, протянул монетку.
–Баб Варь, это не ты денежку потеряла?
–Можа я, а можа кто другой. Сколько нас здесь ходют. А ты чего на неё смотришь? Клади в карман, конфетку купишь.
–Не! Я конфеты не люблю. У меня зуб болит, смотри дырка.
Серёжка приподнялся на цыпочки и пошире раскрыл рот, чтобы бабушка получше рассмотрела его знаменитую дырку, из-за которой от зависти Венька Похлёбкин целый день ковырял гвоздём зуб, стараясь сделать такую же, но сделать не сделал, только зуб раскрошил, а потом всю ночь матери спать не давал, ныл от зубной боли.
–Э милок, чего ж я без очков увижу! – погладив Тараканова по голове, сказала бабушка Варя.
– Ну ладно я потом к тебе прибегу, ты очки наденешь и увидишь. На! – и сунув монетку в жилистую, морщинистую руку старушки, снова в припрыжку побежал по улице.
–Вень! Венька! Иди на улицу!?
–Чего голосишь, Таракан!? Ушёл Венька, с отцом в лес ушли они, – вышла на крыльцо Венькина мать.
"Эх! Ну чего же он за мной-то не зашёл? Я бы с ними вместе пошёл, а то делать ну совсем нечего." – вздохнул Серёжка: "А я ему ещё секреты показывал. А он меня с собой не позвал."
А секретов у Тараканова было много.
За сараями, в густо разросшимся бурьяне и крапиве, высотой в рост взрослого человека, Серёжка отыскал в самой серединке небольшую, почему-то совсем непоросшую ни единой былинкой, делянку. На этой плешинке Серёжка вырыл множество неглубоких ямок, куда положил разноцветные бумажки, лоскутки, стекляшки, прикрыв все это добро сверху прозрачными стёклышками. Серёжка долго не мог налюбоваться на свою работу. Он заходил со всех сторон, рассматривал и стоя, и сидя. Потом присыпал все сверху землёй, и довольный сделанным, ушёл.
Но появились у его секретов враги. Пронырливые, прожорливые куры в поисках червячков, добрались до бурьяна. Они не боялись даже густой крапивы, от которой у Тараканова руки, ноги, а то и всё тело нестерпимо зудели. Они копались в земле, раскапывая Сережкины схороны.
Серёжка долго гонялся за ними с хворостинкой, а хохлатки, обезумевшие и непонимающие, что от них хочет этот маленький человечек с жичинкой в руках, которая довольно-таки больно иногда прикладывается к их спинам, с громким кудахтаньем носились по бурьяну. Но, видно, память у кур очень короткая, и каждое утро Тараканов долго возился у своих секретов, укладывая заново разбросанные по делянке свои сокровища. Поняв, что всё-таки таким способом ему от кур не избавиться, он накрыл всю плешинку большим куском ржавого кровельного железа.
Когда Серёжка показал Веньке секреты, у Пахлёбкина глаза от удивления округлились. Яркое солнышко играла на стёклышках, и тряпочки, бумажки словно бы искрились, переливались на все цвета радуги. Но насмотревшись, Венька надул губы и сказал:
– Подумаешь секреты! Я лучше сделаю.
Но лучше Венька не сделал, пылу у него хватило на немного. Чуть повозившись, Похлёбкин забросил свою затею, а куры и у него совершили своё нехорошее дело.
"Я ему ещё секреты показывал!"– снова подумал Серёжка и направился к своему дому, чтобы поесть немного, так как животик у него уже малость похудел, и штанишки то и дело соскакивали.
– Избегаешься ты за лето. Одни кости да кожа остались. Вон как глаза-то ввалились уже, –журила Серёжку мама, наливая ему полную тарелку наваристых щей.
– Ма, я много не поем,– ныл Тараканов, уныло глядя на щи.
– Я тебе не поем! Заболеешь ведь!
Тараканов взялся за ложку.
– Ма, а почему меня Тараканом зовут?
– Так фамилия твоя Тараканов, вот и зовут так. А что? Не нравится?
– Да не, не знаю я. А таракан – это кто?
– Как кто? Жук такой, с большими усами, – пояснила мать.
– Как у дяди Васи?
– У какого дяди Васи?
– У Похлёбкина, отца Венькиного.
– Нет, – засмеялась мать, – у таракана только две волосинки, в разные стороны торчат, и длинные они.
– Зато у дяди Васи курчавые, завиваются, как у Чапаева. Я когда вырасту, тоже такие отращу. Ладно ма?
– Ладно, – улыбнулась та: – Ешь, остынет.
Серёжка неохотно глотал.
– Серёжка! Серёжка! – раздалось с улицы. Это Венька, видно уже пришёл из леса.
Тараканов моментально выскочил из-за стола, подбежал к двери.
– Куда? Садись ешь?!
– Ма, я ща!
Серёжка хлопнув дверью, выскочил во двор. Венька, старательно потирая один из своих больших, выпученных глаз, наверное, что-нибудь попало туда, другим жалобно смотрел на Тараканова.
– Чего тебе? – поняв уже причину жалобного взгляда, сердито спросил Серёжка, вытерев сальный после щей подбородок.
– Серёж, отдай шарик стеклянный. Мне за него Борька Кирин удочку обещал поменять настоящую, с поплавком и грузилом. Отдай, а!
–Настоящую?! Иии...–Тараканов удивился, поморщив облупленный носик: – За шарик? Во дурак?! Только я тебе шарик не отдам. Мы же поменялись. Я его уже в секрет положил. Не, не отдам.
– Серёж, отдай?! Я тебе солдатика обратно принёс. На!
Венька поставил перед Таракановым его солдатик, но почему-то уже без головы.
– А башка где? – спросил Серёжка, рассматривая бывшую свою игрушку.
– Сломал я её, нечаянно.
– Да хоть и целый был бы, я всё равно шарик не отдал бы тебе. Он мне самому нужен. Не отдам. Ладно, пойду поем. Мамка ругается.
– Ууу жадина! – крикнул вслед Похлёбкин: – Он же мой!
Но Серёжка не слушая приятеля, вошёл в дом и снова принялся за еду.
Пришёл отец, и ещё от двери поздоровался с Серёжкой:
– Привет Таракан! – отец всегда рано уходил из дома на работу, когда Серёжка нежился в постели, поэтому впервые за день они виделись когда отец приходил с работы на обед домой.
–Здорово Таракан! – ответил сын, и облизав ложку, положив ее на стол, подал отцу руку.
– Оба вы Тараканы, – улыбнулась мать.
Отец после обеда сел на диван, закурил, пустив к потолку тонкую струйку дыма.
– Пап, это что у тебя? – увидав в руках отца красную пачку от сигарет, спросил сын.
– Сигареты.
– Какие?
– Обыкновенные. "Друг" называются. Во, смотри какая собачка, – отец протянул сыну пачку.
– Уууу собака! Овчарка наверное?! – вертел в руках коробку Серёжка, – я когда вырасту, тоже такую заведу. Ладно, па!
– Договорились! Чего ж не завести-то? Хорошая собака.
– Пап, дай мне её? Коробочку.
– Зачем тебе?
– Я её в секрет положу. Она красивая. Это будет мой самый главный секрет. Дай!
– Ну что ж, на! – отец аккуратно оторвал картинку, передал ее сыну, – По-дружески, напополамки. Другая мне будет служить. По рукам?
– А там и другая есть? – и увидев с обратной стороны такую же, улыбнулся, – Одинаковые! По рукам! Тебе одну и мне одну!
Найдя подходящее стёклышко, Серёжка тщательно вытер её о штанишки и полез в бурьян. Он вырыл в самой серединке ямочку, осторожно положил картинку, накрыл стёклышком. Из-под стекла Друг радостно сверкнул глазами Тараканову, словно поблагодарил за уютный домик для него.
Укладываясь спать, Серёжка поцеловав мать тихо сказал:
– Ма, когда я вырасту, я лётчиком буду. Ладно! Как дедушка.
– Ладно! Спи, маленький!
Дедушка у Серёжки был действительно лётчиком, отважным лётчиком и погиб на войне. В большой раме, на стене, висел его портрет. С фотографии улыбался почему-то совсем молодой дедушка, хотя у Борьки Кирина дедушка был очень стареньким, с большой седой бородой.
Ночью Серёжке приснился таракан. Он был большой, с рогами и с длиннющими, торчащими в разные стороны усами. Потом таракан вдруг превратился в дядю Васю Похлёбкина и громко заорал:
– Серёжка! Гляди какие у тебя усы выросли! С такими усами тебя обязательно в лётчики возьмут! – а затем заныл Венькиным голосом, – Отдай шарик?! Он тебе не нужен! У тебя усы есть, тебя в лётчики возьмут!
– Не дам! – ответил Серёжка и подбежал к зеркалу, посмотреться... И застыл перед ним в изумлении. Усы и вправду были великолепные. Большие, с завитушками на концах.
Потом ему приснился самолёт. Тараканов сидел за штурвалом, а рядом стоял молодой дедушка, и гладя Серёжку по плечу, говорил:
– Молодец, настоящий ты лётчик, Таракан!
Сзади горячо дышал в спину Друг.
Вдруг снова появился дядя Вася, но почему-то уже с тараканьими усами и снова заныл Венькиным голосом:
– Отдай шарик?! Мне Борька удочку даст! – и пускал в Тараканова солнечного зайчика из маленького круглого зеркальца, такое же было у Веньки. Зайчик – ослепительно яркий, прыгал по лицу, резал глаза.
– Уйди дядя Вася! Не мешай! Я же рулю! Разобьёмся!
Но дядя Вася наводил, не слушая Серёжку, зеркальце прямо в глаза. Серёжка испугался, что самолёт упадёт, и проснулся.
В глаза, отражаясь от зеркала в шкафу, било яркое солнышко. Серёжка отстранился немного, рядом, на подушке, вспыхнул яркий зайчик. Серёжка накрыл его ладонью, но зайчик выскользнул и заиграл на руке.
Хлоп еще раз!
И опять зайчик сверху.
Ещё раз, и снова зайчик плещется поверх его ладошки.
– Всё равно я тебя обману!
Тараканов вскочил, и подбежав к зеркалу, ладошкой закрыл солнышко, зайчик сразу пропал.
– Обманул! Обманул! – запрыгал обрадованный Серёжка.
Выпив наскоро стакан молока, Тараканов выскочил, горя от нетерпения, снова увидеть. Друга. Забежав в бурьян, Серёжка в ужасе застыл. Лист железа был далеко отброшен в сторону. Вся делянка перекопана, перерыта, лоскутки, бумажки, стеклышки разбросаны где попало. Ни Друга, ни шарика, Серёжка не нашёл. От горькой обиды, у него навернулись слёзы.
"Венька." – подумал он и бросился, что было сил к дому Похлёбкина.
– Венька! Венька! – долго, почти до хрипоты, кричал Серёжка, но никто не выходил на его зов. Тараканов подбежал ближе к дому и увидел на дверях замок.
"Убёг! Раньше встал! Где теперь он?"
Обежав всю деревню, он так и не нашёл Похлёбкина. Лишь только подойдя к речке, Тараканов увидел Веньку, тот возился с плотом, отвязывая его от берега.
Этот плот они делали вместе, но как только они его построили, Похлёбкин заявил, что этот плот его, ведь именно он приносил из дома гвозди и молоток.
Серёжка удивлённый возразил:
– Я ведь тоже приносил пилу и три доски, за них меня ещё дома ругали, они нужны отцу были. Но на это Венька важно ответил:
– Гвозди и молоток главнее. На чем плот держится? На гвоздях! А гвозди забивают молотком. А без пилы и без досок обойтись можно было, одними брёвнышками.
– Ну и катайся один! – надулся тогда Тараканов и ушёл. С тех пор он не разу не плавал на этом плоту, даже если Венька и звал его.
Похлёбкин как будто не замечал Тараканова. Тогда Серёжка подошёл ближе.
– Ты сломал мои секреты?
Венька не слышал и не хотел слушать приятеля. Яростно насвистывая что-то невообразимое, он возился с плотом.
– Ты сломал мои секреты? – повторил Серёжка.
– Нужны они мне!–ответил наконец Похлёбкин, не глядя на Тараканова.
– Ты!! Я знаю! И шарик ты взял, и Друга!
– Не брал я ничего, отстань от меня!
– А откуда у тебя удочка? – увидев на плоту удочку с леской, закричал Серёжка, – Ты взял! Ты!
– Ну я! Шарик мой? Мой! Вот захотел и взял! И не отдам!
– А он мне и не нужен. Ты Друга отдай!
– Какого ещё друга.
– Картинку красную с собакой.
Венька подумал и вытащил из кармана помятую картинку.
– На, возьми своего друга. Очень он мне нужен.
Серёжка вырвал картинку из Венькиных рук, посмотрел в умные, красивые глаза собаки.
– Я когда вырасту, заведу такую собаку, она тебя кусать будет.
– Ну и что? У меня тоже есть собака, Шарик.
– У тебя собака? Что у тебя за собака? Я лучше заведу, овчарку!
– Ну и заводи, а у меня Шарик лапу подаёт. Вот я захочу, скажу ему, он тебя укусит
– Захоти! Да я его сам вперёд укушу. Плохой у тебя Шарик. Ленивый и трусливый, дурак. И сам ты дурак.
Серёжка подумал, что Венька сейчас полезет драться, и заранее положив Друга в карман, чтобы не помять и не испачкать, сжал кулаки. Но тот драться не собирался. Хотя он был постарше и с виду выглядел покрепче, но в стычках ему часто доставалось от Серёжки. Тараканов был смелее и ловчее. Поэтому Похлебкин только покраснел, и, прыгнув на плот, отталкиваясь от мелкого, усыпанного камешками дна, закричал в ответ:
– Сам ты дурак! Та – ра – кан!
Серёжка нагнулся, чтобы поднять камень и запустить им в Веньку, но передумал.
– А у таракана усы большие, больше чем у твоего отца. Я вот когда вырасту, тоже такие отпущу, и лётчиком буду. А с тобой я больше не вожусь!