Первая часть здесь
Чтобы было понятно, почему я начал не с себя, а со своего отца, я поясню: некоторое количество слов спустя, я собираюсь провести объективные (насколько это возможно) исследования, найти параллели между нами,- десять отличий или десять сходств в наших с ним отношениях к этому миру, поскольку невозможно целиком и полностью (как бы не хотелось нам иногда это сделать) разорвать ту тонкую нить, на которую нанизаны наши гены и которой мы связаны со своими родителями навеки вечные.
Сейчас, по прошествии многих лет, я не без некоторых усилий со своей стороны вспоминаю покатушки на санках со снежных склонов на берегу замёрзшей реки, равнодушно несущей свои воды под тяжёлой толщей льда; весёлые красные лица моих товарищей по рискованным спускам, опасные проруби, где некоторые из них нашли то, к чему стремительно неслись, взвивая снежные вихри за своей спиной на протяжении своих недолгих мальчишеских лет. Я вспоминаю тревогу в глазах своей матери и раздражение в глазах отца, когда не возвращался домой вовремя, а за окном уже мерцали звёзды и Большая медведица взволнованно меряла шагами периметр окна, не находя себе места, а безучастный циферблат на стене отсчитывал секунды, часы, столетия…
Что бывало потом, по возвращении меня из уже почти загробного мира? Не думаю, что расскажу что-то новое: были встречи со слезами на глазах, встречи со следами на местах, долго ещё напоминающие о себе зудом и жжением в положении сидя,- много каких встреч было. Одно могу утверждать совершенно точно- я никогда не чувствовал себя виноватым.
Как уже было сказано ранее, отец довлел надо мной своим авторитетом, но уже тогда мне было совершенно ясно, что авторитет этот был дутый, ибо я действительно жил, а он просто находился рядом, и кто из нас более реален- был ещё тот вопрос. «Скажи мне, кто твой друг, и я скажу тебе, кто ты»,- более верного определения личности, познания человека смышлёного, я никогда и нигде не встречал. Вокруг меня всегда были люди, я от рождения был наделён не хилыми лидерскими качествами, но также спокойно и уважительно я всегда относился и к одиночеству- мне не составляло особого труда просидеть весь день дома если находилось занятие, которое полностью поглощало моё внимание. Отец был чем-то иным. Он определённо не был затворником, но его высокомерному отношению к окружающим не суждено было ускользнуть от моей живой заинтересованности.
Как бы он ни был крут, у него не было ни единого шанса.
Да, ни единого. Ведь в книжках не пишут о том, что дети тщательно изучают своих родителей- они открывают настоящую охоту за их недостатками, слабостями, дурными привычками, внимательно наблюдают их окружение, чтобы в один прекрасный момент- хрясь!- нанести удар в самое больное место, не испытывая при этом ни жалости, ни сожаления о содеянном. И дело тут не в пресловутой детской жестокости, а в банальном отсутствии шрамов на своём собственном нежном эго, и взрослые мстят, нанося шрамы уже совершенно реальные,- и вот тут и начинается самое интересное.
В силу моей особенности, какая, впрочем, имеется у всех детей, но которая ввиду определённых превалирующих качеств далеко не всегда стоит на первом месте, а именно- распознавать в людях неискренность с первой секунды общения, мой отец попал в ловушку, из которой ему не суждено было выбраться никогда. Его беда была в том, что он продолжал гнуть свою линию. Уступи он мне, прояви немного слабости и великодушия (не удивительно ли, что я породнил здесь слабость и великодушие? - нет, отвечаю я себе, не удивительно- зачастую великодушие выглядит со стороны точь-в-точь как слабость, а мой отец ни при каких обстоятельствах не мог позволить себе выглядеть слабым), я простил бы ему все его промахи и ошибки и, накрыв тёплым одеялом памяти, не ворошил бы кости его после смерти его, мешая его прах с вопросами, оставшимися без ответа.
Теперь сам, выступая в качестве подопытного кролика, я постоянно сомневаюсь в том, что со мной происходило тогда, в том призрачном далёке, о котором я так мало знаю, но которое настигает меня постоянно, в самый неподходящий момент и не в самом подходящем месте. «Все мы родом из детства»,- гласит негласный девиз армии престарелых инфантилов, путающих прошлое и настоящее, как вагоны поезда, и которые только с приходом проводника, что, зевая, объявляет название следующей станции, возвращаются на свои места, дабы поймать отблески сыновней любви в запотевших стёклах перетянутых резинкой очков.
Продолжение следует...
Часть первая здесь