Ялта стала городом в 1838 году - вскоре после смерти Пушкина. Но город это был глубоко провинциальный и лядащий, в котором насчитывались несколько сот человек и одна улица. Крымская война, во время которой город был разрушен и разграблен англо-франко-турецким десантом, тоже на пользу Ялте не пошла.
До 1840-х годов новоявленный город был отрезан от остальной России Крымскими горами, а морского порта толком не существовало. Еще в 1867 года Марк Твен, побывавший в Крыму, назвал Ялту в своих "Простаках за границей" "деревушкой".
Но вскоре после войны Ялта резко пошла в гору (в том числе в прямом смысле, застраиваясь вглубь материка). Сначала популярность места поднял император Александр II, обосновавшись с семейством в соседней Ливадии. А железная дорога, пришедшая в Крым в 1875 году, пусть и не дотянула до Ялты, но все же породила в городе и окрестностях настоящий курортный бум - Южный берег Крыма превратился в Лазурный берег России, и цены даже не позволяли сказать, что "для бедных".
Ялта разрослась в западном направлении и по склонам Дарсана, хотя районы в глубине полуострова тогда еще оставались татарскими предместьями Аутка и Дерекой (в бывшем Дерекое жили мы). Их город проглотит уже в ХХ столетии.
В Аутку и дальше в горы, к водопаду Учан-Су, вела дорога, названная Аутской улицей (сегодня улица Кирова) - пожалуй, самая длинная в Ялте. Вдоль улицы, пока она идет параллельно черноморскому берегу, можно наблюдать массу сохранившихся дач и особнячков времен двух последних царей. Правда, они так утопают в садах, что снимать их сложно.
Затем Кирова/Аутская сворачивает на север, в гору, и идет уже параллельно речушке Учан-Су. Это Нижняя Аутка, еще в годы России, которую потеряли Михалков с Говорухиным, ставшая частью Ялты. И застроенная так колоритно, что в ней легко можно снимать какой-нибудь Стамбул или Трапезунд.
99 лет назад этим же маршрутом по темной, голодной, кишащей бандитами и окруженной шайками "зеленых" в горах Ялте 1922 года прошел Константин Паустовский. По его собственным словам, он так устал от голода, тревоги и затянувшегося плавания по бурному Черному морю, что очень хотелось выйти с парохода хоть куда-нибудь...
Когда я зашел в тупик - я не помню. Должно быть, уже была самая поздняя пора ночи. Я уперся в каменную стену. Направо к ней примыкала такая же каменная стена. Я поднял руку и ощупал ее, но нигде не мог дотянуться до верха. Она была достаточно высокой, и перелезть через нее было невозможно.
Налево тоже тянулась стена. Она прерывалась воротами. Рядом с воротами в стене была прорезана узкая калитка, а около нее я нащупал вывеску.
Третья стена - та, где были калитка и вывеска,- оказалась низкой, на
уровне моих плеч. За ней чувствовался внизу густой сад, хотя он и не шумел.
Я вынул спички и зажег сразу три, чтобы вспышка огня была ярче
обыкновенной. Я решил прочесть вывеску.
Желтый огонь осветил ее, и я успел прочесть только три слова: "Дом
Антона Павловича...".
Ветер задул спичку. Тотчас где-то выше по Аутскому шоссе хлопнул
выстрел. Пуля низко пропела над оградой и с легким треском сбила ветку на дереве.
Вторая пуля пропела выше и ушла во мрак, где лежало онемевшее море.
Я вжался в нишу калитки. Я сразу все забыл: свое странное состояние,
похожее на душевную болезнь, весь напряженный, как по канату, путь через зловещий город сюда, к дому Чехова.
Я был в этом доме еще мальчиком в 1906 году, на второй год после смерти Чехова, шестнадцать лет назад.
Я не понимал, да и сейчас не понимаю, почему я пришел на Аутку, именно
к этому дому. Я не понимал этого, но мне уже, конечно, казалось, что я шел к нему сознательно, что я искал его, что у меня было какое-то важное дело на душе и оно-то и привело меня сюда. <...>
Мне хотелось, чтобы калитка скрипнула, открылась, вышел бы Чехов и
спросил, что со мной.
(так заканчивается "Время больших ожиданий)
Да, Константин Георгиевич и я привели вас к дому-музею Антона Павловича - прославленной "Белой Даче".
Чехов, долгие годы страдавший туберкулезом, в 1898 году наконец озадачился переездом в более благоприятный для чахоточных сухой Крым. В конце следующего года (и всего века) он уже въехал в "Белую дачу", а с ним - мать и младшая сестра Мария, будущая первая хранительница музея.
Она была, пожалуй, самым оригинальным зданием в Ялте. Вся белая, чистая, легкая, красиво несимметричная, - писал о ней младший товарищ Чехова по перу Александр Куприн.
Сама Белая дача скромна и непритязательна. Но ее окружает роскошнейший сад, своего рода ботанический сад в миниатюре, который Чехов засаживал лично. Здесь на увлажненной почве южнобережных субтропиков соседствуют плакучая ива, груша, бамбук, кипарис и... "В общем, ботаника из меня не выйдет", как сказал другой титан сатиры и юмора.
А вот вишен я не заметил.
На первом этаже дома жили мать и сестра классика, а также частые гости: то Горький понаедет, то тот же Куприн, то Толстой.
Второй этаж Чехов оставил для своих гостиной и кабинета. Последний особенно хорош на фоне общей обстановки дома, столь же белой, сколь и снаружи - темно-бордовый и с окном, украшенным разноцветными витражами.
"Сахалинские" пальто и шляпа хозяина.
Музей работает со среды по воскресенье с 10 до 18 часов. Билет на часовую экскурсию стоит 300 рублей, льготный - 150.
Среди повестей и рассказов Чехова немало и тех, что были написаны на крымские темы, причем еще до "ялтинского затворничества". Самые известные из них - это не нуждающаяся в представлении "Дама с собачкой" и "Длинный язык": последний - история о том, как проводники горного клуба из крымских татар были для скучающих на отдыхе дам тем же, чем для иных современных россиянок аниматоры из Кемера и Бодрума.
Глупо, Васичка! Я ведь знаю, какие у тебя мысли! Я знаю, что ты думаешь... Но, я тебя уверяю, он у меня даже во время прогулок не выходил из границ. Например, едем ли в горы, или к водопаду Учан-Су, я ему всегда говорю: "Сулейман, ехать сзади! Ну!" И всегда он ехал сзади, бедняжка... Даже во время... в самых патетических местах я ему говорила: "А все-таки ты не должен забывать, что ты только татарин, а я жена статского советника!" Ха-ха...
Этот искусственный симпатяга в полной парадной форме горного клуба - экспонат Ялтинского историко-литературного музея. Так и тянет придумать о нем байку, что обманутый неким злосчастным Сулейманом ревнивый муж "был великолепным таксидермистом". Но Дзен не пропустит.
Вообще же экспозиция исторического музея Ялты бедновата для такого города - в основном мелкие бытовые поделки прежних лет, остатки средневековых византийских фресок да открытки. На фоне чеховской дачи музей смотрится бедным родственником. Интересно, что в Феодосии ситуация похожа, только там краеведческий музей попал в тень галереи Айвазовского.
Если кому-то стало все же интересно, то историко-литературный музей стоит ниже по Учан-Су на самой набережной реки, недалеко от ее впадения в Черное море. Работает со вторника по воскресенье в те же часы.
Возможно, если взять экскурсию, музей будет восприниматься лучше - гида в Сети все нахваливают. Мы же с Еленой просто скрывались там от жары. Экскурсии стоят от 250 до 500 рублей. Просто осмотреть основную экспозицию - 250 рублей, льготникам - 125.
А если вы после музея вернетесь на набережную Ялты и повернете налево, в сторону порта, то обнаружите там даму с собачкой и Гурова собственными персонами. Но об этом - уже другая история.
До новых встреч с Негодяем!
