В нашем «Париже», как в настоящем Париже. Всё, как всегда. Те же интеллигентные лица, те же разговоры, стихи и шарфики. Конечно, конечно, слегка преувеличиваю.В том Париже — Эйфелева Башня, а у нас — водонапорная. Большая, бетонная и очень старая. И очень водонапорная. Такая, что пару раз ее прорывало, и затапливало половину улицы.
Там Елисейские поля, а у нас Полянка.Автобусная остановка. На ей ларек. В в ларьке — продавщица Елисеева. Елисеева Ольга Николаевна, заслуженный работник торговли.
А в самом «Париже» — Лиля, жена Вовы Француза, на разливе: кому «Жигулевского», кому покрепче — «Охотничье». Лиля всегда до упора доливает, честная. Никакой пены. Поначалу даже удивлялись, надо же, какая. А потом привыкли. Раньше пивник-разливайка принадлежал местному барыге, Степанычу, так тот привычно, в каждый литр грамм сто не доливал. А эти, глянь-ка, честные. Этих французов не разберешь. Нет в них русской смекалочки.
Вова Француз разливайку купил лет пять назад. Так-то он француз не настоящий, а потому что любит все французское, изысканное, понимаете, с флером.
Для депрессивного района обычного городка областного подчинения это всё весьма диковинно.
Ну да у каждого — свои царапины. Гоша Батон, к примеру, свою тачку постоянно перекрашивает. То она у него черная, то — синяя, а теперь вот — баклажан. Увлечение такое. Тачка уже лет десять как одна и та же, зато цвета меняются. Этакая иллюзия нового. Прокачка.
Леха Громозека — тот ножи сам в гараже мастерит. Золотые руки у человека. Что ни нож — произведение искусства, хоть в Лувр. Про Лувр, кстати, Вова Француз рассказывал. Говорит, там Мона Лиза улыбается.
Непонятно это все нормальным людям. Виданное ли дело, отгрохать целый Лувр, чтобы там какая-то Лиза улыбалась. Французы, одним словом. Нет в них русской конструктивности.
Сама Мона Лиза это, что совем не понятно, итальянка. Странно это. Французы...нет в них русского патриотизма.
А Вова, стало быть, француз. Разливайку соответственно оформил: фотообои с Эйфелевой Башней, постер с Патрисией Каас, фотография футбольной команды «Пари Сен-Жермен», а на стене — настоящий триколор. Не наш, российский, а поперечный, французский. Синий, белый, красный.Французы, что с них взять? Нет в них русской посконности.
Летом у нас хорошо: тополя, липы, шиповник цветет, еще чего-то там. Речка, опять-таки. Рыба водится. По вечерам в городском парке дискотека. Перспективы есть. Даже шабашить можно поехать в область.
Но летом шабашить не хочется. Летом хорошо, говорю же. Куда там вашей Франции? Что там есть-то, во Франции вашей? Мушкетеры? Астерикс с Обеликсом? Так тоже прошли времена. Сегодня там ни одного гвардейца кардинала днем с огнем не найти. Французы, что с них взять? Просрали страну. Не то что русские.
По телеку показывали. Фонтаны какие-то, улицы, в целом нормально. Люди — другие. Идут по городу, улыбаются чего-то, кивают незнакомцам в кафе. Вот зачем, вопрос? Сумасшедшие, что ли? Смех без причины, как говорится, сами знаете чего признак. Дурачины! Не то, что русские. Мы зря улыбаться не станем.
Нет, так-то нормальные французы тоже есть.
Депардье. Тот сразу все понял, мол, не уберечь Францию, вот и рванул к нам.
Или Луи де Финес, например. Раньше его фильмы показывали часто. Смешной. Говорят, замок у него и виноградники.
Когда Саня Рыжий к Ленке с сорокового подкатывал, на широкую ногу вина французского ей покупал. Пакетированное правда, но, говорит, что сто пудов французское. Савиньон же написано? Написано? Просто разлито в Краснодаре, но так-то чистая Франция.
Вкусное, между прочим.
Но где мы, а где Франция? Может и нет ее, Франции вашей. Выдумали ее, да в книжках «макулатурных» написали. От книжек вообще пользы ноль. В интернете все сегодня написано.
Вова Француз вспылил однажды— мол, быдло мы неотесанное. Мол, Робеспьер, мол, Вольтер, Дидро, Стро, философ какой-то, Мюрат с Наполеоном и, мол, Ален Делон.
Алена Делона я знаю, кстати, маме моей нравился. Она даже его из журнала когда-то вырезала. И песня про него есть: Ален Делон говорит по-французски. Глупая песня так-то, на каком ему еще говорить? Он же не Депардье.
Чего ему русский учить?
Саня Рыжий тогда Вове ответочку кинул, мол, ты нам, Вова, Францией своей в нос не тычь. Смотри, какой расклад получается. Если ты — нормальный пацан, то у тебя гардероб вполне приличный— «адики» и кепарь. На «адидасовской» олимпийке что нарисовано? Лилия нарисована. Не баба твоя, которая на разливе стоит, а нормальная лилия. И три полоски.
— А лилия, — говорит тут Вова, — между прочим, символ французских королей!
— Да где уже эти твои короли? — Саня спрашивает.
Так вот, Санин брат в позапрошлом году в Москву ездил, хотел заодно прибарахлиться.
Пошел, значит, по магазинам, а ему какой-то продавец стал французский спортивный костюм предлагать, мол — последний писк моды. Это вам не приевшиеся всем «адидасы» или «пумы». Это «Ле Кок Спортиф», покруче немчуры всякой, в которой каждая собака ходит. Эксклюзив. Франция!
Ну брат Санин, ясное дело, заинтересовался. Несут ему этот костюм, а там знаешь, что нарисовано, Вова? Знаешь? Никогда в жизни не угадаешь! Петух нарисован! Самый настоящий петух. И они в этом ходят по своей Франции! Прикинь! Это как?! Едва не зафаршмачился пацан, бог отвел.
Вова только рукой махнул:
— А д’Артаньян? Тоже ни о чем не говорит?
Ну тут уж я не стерпел:
— Еще как говорит, Вова. Только кто его в кино играл? Боярский! А он что, француз?! Ты уж берега не путай. Соображать надо. В том кино вообще ни одного француза, между прочим!
Помолчали. Вова насупился. Вроде как обиду затаил. Телек включили, чтобы паузу заполнить. А там футбол. И надо же — французы с итальянцами.
— А Зидан? Зидан вам что? Пустое место? — заорал Вова.
Тут уж никто ничего не возразил. Зидан — да, ничего не скажешь.
— Зидан — мужик, — говорит Саня. — Нормальный. Я бы за него вписался. Я бы того итальянца, которому он головой втащил, тоже ушатал бы, если бы он вафельницу открыл. Нормальный мужик. Наш.
— Не наш, а француз! — возражает Вова.
— Ну, француз, значит. Вот Зидан и есть Франция. В такую Францию я бы съездил.
— А ведь он и не француз вовсе, — подал голос сидевший до этого тихо Леха Нос. — Он из Африки родом.
— Сам ты из Африки! — взвился Саня. — Он же белый!
— Так в Северной Африке черные не живут. Она же северная! Почти как Чукотка!
— И чо?
— И ничо... Да хоть и из Африки. Все равно — он Франция. Ну, не д’Артаньян же, д’Артаньян — это Боярский...
В «Париже» почти как в нашем Париже. Лиля на разливе. «Жигулевское» по семьдесят пять литр, вобла, чтобы об стол ее сушеную, чипсы со вкусом креветки, да сыр-косичка. До Франции далеко — не доехать ни в жизнь. Но пока есть Зидан, мы верим, что она, конечно же, существует.
Вива, Франция!