Михаил Иванов
(истории девяностых)
Встретил в городе старых друзей-приятелей - Васильевича и Юрьевича (назову их так). Правда, встретил порознь. Васильевич, еще недавно бравый мужик, ковылял, опираясь на палочку. Хоть до 60-ти ему еще далековато. Беззубо улыбнулся. Ноги, говорит, перестают гнуться, и зубы во рту не держатся. Смотрю на него и глазам не верю - будто сквозь мялы человека пропустили. Жалко до слез, но чем подсобить, утешить? Говорю бодренькие слова, а самому тошно. Вижу, точит его "зеленый змий", вытягивает последние жизненные силы. Выцветшая синева старческих глаз тускла и безрадостна. Но ведь как изломало, искорежило человека чертово зелье! Однако поговорить нам не удалось. Подошла его дочь, с внучонком лет пяти-шести. Лицо Васильевича сразу же подобрело, разгладилось. Я попрощался с тайной надеждой, что этот маленький родной человечек вдохнет в деда хоть каплю ответственности за будущее внука…
Юрьевич, напротив, уже поддатый с утра, бодрился, много говорил, поблескивая коронками из желтого металла. Поведал о недавней поездке к сестре в родной Новгород, где обнаружил убийственно-красивые (бревенчатые) ларьки с выпивкой и закусоном. Помнится, раньше он рассказывал о достопримечательностях родного города, его истории. Сокрушался по поводу упавшей стены, разрушенных памятников старины (музея-заповедника), восхищался Софийским собором (ХI век) и т.д. Человек обширных знаний, интересный собеседник, он читал когда-то лекции, и небезуспешно. Затащил меня однажды на Ваганьковское кладбище. Я и поныне благодарен ему за то, что смог поклониться святым могилам знаменитых людей. Он боготворит Владимира Высоцкого, знает многие его стихи. Заядлый курильщик. Но вот уже третий год как бросил, и не без моего участия.
Дома он быстренько спроворил стол с приличной закуской. "Живем - не тужим", - похвастался друг. Но Сергеевна, его супруга, не очень-то разделяла его восторги. "Что-то не так", - подумал я, и не без оснований. После первой же рюмки друг окосел и, обозвав меня оппозиционером, ударился в политику. Я сказал, что всегда был в оппозиции к вранью, дуракам и пьяницам. Сергеевна тут же поддержала меня и обрушила на голову супружника целый ушат отрезвляющего красноречия. "Ты только посмотри, - обратилась она ко мне, - сколько пустых бутылок на балконе! Льет в себя, как в бочку. А потом умирает, корвалолу, кричит, давай. Забулдыга несчастный!"
Друг был буквально шокирован такими откровениями супруги. Попытался даже приструнить "зарвавшуюся" половину. Как тут было не вмешаться? И Юрьевич, уронив повинную голову, покорно выслушивал двойную головомойку. Все ему припомнил: "Московского комсомольца", от которого у него извилины выровнялись, и мнимое благополучие. Конечно, на двоих - две пенсии, две зарплаты. Полмиллиона "деревянных"! А как другие живут?.. "А что ему другие, - встрянула Сергеевна. - Он ничего не видит своими пьяными зенками. Сколько уже мужиков спилось? И неудивительно. Когда это было, чтобы килограмм вареной колбасы равнялся трем бутылкам водки? Вот и хлещет, как не в себе, не закусывая".
Под конец я спросил у протрезвевшего друга: знает ли он, что бывает после пятидневного загула на шестой день? Не ожидая ответа, сказал, что человек или на стенку лезет, или в окно выходит. "Откуда ты знаешь? - он недоверчиво уставился на меня. Я ответил, что уже проходил эту "науку" давным-давно. Хорошо, что этаж оказался первый. А у него-то пятый!
(из Сборника 1991-1996)
© Copyright: Михаил Иванов
