Один из самых интересных персонажей саги Сапковского, мне кажется, даже не сам Геральт – Лютик. Не только потому, что он интересен как герой, всегда весел, никогда не унывает, вместе с тем искренне предан ведьмаку. Но и потому, что перед нами менестрель, трубадур, бард. Именно с его профессией и связана одна из версий, что вся сага – это воспоминания Лютика, его изложения о замечательном герое. Ведь трубадуры в средние века и занимались тем, что восхваляли подвиги, рассказывали истории, которые обрастали каждый раз новыми подробностями.
Как бы то ни было, Лютик – поэт и музыкант. Однако интересно то, что в романе нет ни одного текста, написанного персонажем. Есть только упоминание о том, что и как сочиняет менестрель.
«– Из сих записок, – Лютик продемонстрировал набитую бумагой тубу, – возникнет труд моей жизни. Мемуары, называемые «Пятьдесят лет поэзии».
– Вздорный и нелепый труд, – сухо отметил Кагыр. – У поэзии нет возраста.
– Если все же принять, что есть, – добавил вампир, – то она много древнее.
– Вы не поняли. Название означает, что автор произведения отдал пятьдесят лет, не больше и не меньше, служению Госпоже Поэзии.
– В таком случае это еще больший вздор, – возразил ведьмак. – Ведь тебе, Лютик, нет и сорока. Искусство писать тебе вбили розгами (..) в храмовой инфиме в восьмилетнем возрасте. Даже если ты писал стихи уже там, то ты служишь своей Госпоже Поэзии не больше тридцати лет. Но я-то прекрасно знаю, ибо ты сам не раз об этом говорил, что всерьез рифмовать и придумывать мелодии начал в девятнадцать лет, вдохновленный любовью к графине де Стэль. И значит, стаж твоего служения упомянутой Госпоже, друг мой Лютик, не дотягивает даже до двадцати лет. Тогда откуда же набралось пятьдесят в названии труда? Может быть, служение графине засчитывается как год за два? Или это метафора?
– Я, – надулся поэт, – охватываю мыслью широкие горизонты. Описываю современность, но заглядываю и в будущее. Произведение, которое я начинаю создавать, я намерен издать лет через двадцать-тридцать, а тогда никто не усомнится в правильности данного мемуарам заглавия.
– Ага, теперь понимаю. Если меня что-то удивляет, так это твоя предусмотрительность. Обычно завтрашний день тебя интересовал мало.
– Завтрашний день меня по-прежнему мало интересует, – высокомерно возвестил поэт. – Я мыслю о потомках. О вечности!
– С точки зрения потомков, – заметил Регис, – не очень-то этично начинать писать уже сейчас, так сказать, «на вырост». Потомки имеют право, увидев такое название, ожидать произведения, написанного с реальной полувековой перспективы личностью, обладающей реальным полувековым объемом знаний и экспериенции.
– Человек, экспериенция коего насчитывает полвека, – резко прервал Лютик, – должен по самой природе вещей быть семидесятилетним дряхлым дедом, с мозгом, разжиженным склерозом. Такому следует посиживать на веранде в валенках, а не мемуары писать, потому как люди смеяться будут. Я такой ошибки не совершу, напишу свои воспоминания раньше, пребывая в расцвете творческих сил. Позже, перед тем как издать труд, я лишь введу небольшие косметические поправки.
– В этом есть свои достоинства. – Геральт помассировал и осторожно согнул больное колено. – Особенно для нас. Потому как хоть мы, несомненно, фигурируем в его произведении и хоть он, несомненно же, не оставил на нас сухой нитки, через полвека это уже не будет иметь для нас большого значения.
– Что есть полвека? – усмехнулся вампир. – Мгновение, момент… Да, Лютик, небольшое замечание: «Полвека поэзии» звучит, на мой взгляд, лучше, чем «Пятьдесят лет».
– Не возражаю. – Трубадур наклонился над листком, почиркал по нему свинчаткой. – Благодарю, Регис. Наконец что-то конструктивное».
Мы знаем, что Лютик – автор сборников поэзии «Невзгоды любви» и «Час Луны», но стихотворений тех не читали. Как известно, сага получила вторую жизнь в Играх. Там упоминаются Баллады, написанные героем.
Сами же произведения появились много позже – в частности после выхода сериала в 2019 году.
Так, «Ведьмаку заплатите чеканной монетой» написана композиторами Соней Белоусовой и Джионой Остинелли на стихи Дженни Клейн (кстати, создана песня была за много месяцев до премьеры, имела несколько версий, в том числе рэп).
Когда скромняга бард отдыхал от дел,
С Геральтом из Ривии он песню эту пел.
Сразился Белый Волк с велеречивым чертом,
Эльфов покромсал несчетные когорты.
Сзади подползли, хоть это стыд и срам,
Сломали мне лютню, дали по зубам.
Целился тот черт мне рогом прямо в глаз -
И тут Ведьмак крикнул: "Вот твой смертный час!"
Ведьмаку заплатите
Чеканной монетой,
Чеканной монетой
Ведьмаку заплатите -
Зачтется все это вам
Он хоть на край земли отправиться готов,
Сразить всех чудовищ, убить всех врагов,
Он эльфов всех прогнал за дальний перевал -
В высокие горы на вечный привал.
Он бьет не в бровь, а в глаз, был ранен много раз.
Он людям товарищ, всегда он за нас.
К чему эта вражда, никак я не пойму
- Он нас защищает – так налейте ж ему!
Ведьмаку заплатите
Чеканной монетой,
Чеканной монетой Ведьмаку заплатите -
Зачтется все это вам.
Сами стихи, конечно, оставляют желать лучшего. Нельзя сказать, что примитивная рифма (перевал-привал), которая существует только ради рифмы, в ущерб смыслу, оправдана стилизацией под средневековую поэзию.
Как не вспомнить, например, Песню о Ролланде, которой все наверняка зачитывались в юности. Не перепутаешь принадлежность к литературе 12 века ни лексикой, ни построением фразы, но вместе с тем читаешь с удовольствием, картину представляешь в красках.
Роланд увидел, что Самсон погиб,
Великий гнев и горе ощутил,
Коню дал шпоры, повод отпустил,
Свой Дюрандаль, бесценный меч, схватил,
Ударил Вальдаброна что есть сил.
Древнефранцузский памятник, конечно, сложно стилизовать: он состоит из так называемых chansons de geste ("шансон де жест", или сокращенно "жеста" — песнь о деянии), этого и не требуется, просто хотелось бы из уст Лютика, имеющего аристократическое происхождение (вспомним его полное имя - Юлиан Альфред Панкрац виконт де Леттенхоф), звучали более глубокие и проникновенные строки.
Отдельная претензия к лексике песни, написанной от лица менестреля. Сочетание высоких слов, типа «когорта» (конечно, если имеется в виду первичное значение - «отряд римского войска, равный 0,1 легиона») и разговорных: «дали по зубам», «рогом прямо в глаз» - мешает целостному восприятию. И даже напрягают.
Можно предположить, что авторы стремились к простоте формы, поэтому использовали сниженную лексику. И тут вспоминается моя любимая «Песнь о Нибелунгах». Германский эпос, написанный тоническим аллитерационным стихом, ясен, доступен и совсем не сложен, при этом слова красивы, напевны и совсем не режет ни слух, ни глаз:
Когда почуял бернец, что смерть ему грозит,
Он от себя отбросил уже ненужный щит
И с силою такою нанес удар сплеча,
Что шлем и панцирь короля рассек концом меча.
Мне кажется, стоило чуть больше внимания уделить содержанию и форме песен Лютика, раз сам писатель не взялся за перо поэзии.
Хоть в стихах этих мало достоинств (особенно художественных), они отражают и сам сюжет саги, и конкретный эпизод, что важно с точки зрения предназначения Лютика как трубадура. А еще текст четко передает характер самого сочинителя - несколько безбашенный, но яркий.
Кстати сказать, сам Сапковский великолепно справляется со стилизацией. Эпиграфом к третьей главе «Владычицы озера» служат строки, подписанные «Лютик. Из переложений Ф.В.» (Ф.В. - это Франсуа Вийон - французский лирик позднего средневековья):
При свете радужной зари,
Крылами хлопая, летят
На токовище глухари,
Подруг себе найти хотят.
Вот так и мы самой судьбой
Любовью связаны с тобой…
Я так хочу лобзать тебя,
Златые кудри теребя.
Вот в этих строках есть все - и образ барда, и образ МЕНЕСТРЕЛЯ, и ПОЭЗИЯ.
Сравним со стихотворениями самого Вийома?
Скажи мне та, кого так страстно
В былые дни я обожал,
По ней страдая ежечасно,
Чтоб зря я не воображал
И даже в мыслях не держал,
Что станет все ж она моей,
Себя бы я не унижал,
Избегнул бы ее сетей.
Достойная стилизация получилась у Сапковского, не правда ли?
О других стихотворных виршах - в следующих статьях.