После выписки из больницы, куда актриса попала со съемок сериала, она стала предсказывать будущее, видеть привидения и воздействовать на людей через их тела. Однажды, вселясь в тела мужа подруги, она спасла его от аварии. Режиссер на сериале ввел нового героя, с которым у актрисы стали складываться неоднозначные отношения ненависти-притяжения. Режиссер в поисках средств для сериала занял денег у подозрительных личностей, которые очень не любят терять деньги и ждать долго из возврата. В результате он был избит и в этом обвинил предсказывавшую это актрису. Ее бурная реакция напугала его. Поездка на съемки в Питер, где она предсказала режиссеру проблемы с его будущей операцией, спасла его. А звонок из Калининграда, когда она внезапно объявила звонившей о невиновности ее сына, привел актрису к очередному обмороку.
- Ну нельзя же так резко начинать пользоваться своим обретённым даром! – услышала я голос, конечно, вездесущего Гарика. – Эдак ты инсульт не Верке устроишь, а себе. Вон, Володю насмерть перепугала…
- Гарик, иди в жопу, - не открывая глаз, лениво сказала я. Так не хотелось снова возвращаться в этот мир – я устала. – Не вспомнила я никакой дар. А Морозову твоему я на фиг не сдалась. Если я тронусь мозгами и меня запрут, ему надо будет привыкать к новой партнёрше на площадке. И, кто знает, может, она ещё хуже меня будет. И ему это надо? Вот он и не хочет, чтобы я раньше окончания сериала кончилась…
- Он так о тебе заботится, а ты…
- Заботится, не спорю, - говорила я. – И я тебе сказала почему…
- Ну, вы не совсем правы, - вдруг услышала я странно напряжённый голос.
Я резко открыла глаза и тут же охнула: свет резанул по ним так, что у меня слёзы выступили. Морозов. Рядом со мной. А я в палате. Дежа вю прямо…
- Что вы здесь делаете? – столь же напряжённо спросила я. Конечно, он слышал, как я говорила с Гариком! Этот говнюк не мог предупредить меня, что я не одна!
Морозов внимательно смотрел на меня. Мне даже стало как-то неуютно. А, шут тебя задери, сам виноват! Не надо было меня подслушивать! Покашлял бы, что ли, ради приличия! Да ещё, сволочь такая, опять на вы перешел!
Краем глаза я заметила Гарика на подоконнике. Этот гад сидел и улыбался! Ну, погоди! Сейчас я устрою тебе! Если ты считаешь, что я вспомнила свой дар – гореть тебе в аду, пакостник!
- Ладно-ладно! – замахал Гарик руками. – Ухожу-ухожу! Какая ты вредная стала, когда научилась меня прогонять!
«Сам-то какой? Постоянно меня задираешь и злишь», - подумала я.
- Ох ты, какие мы ранимые! Все-то тебя задирают! Все-то тебя хотят обидеть и унизить! Дура! – заорал Гарик.
Ну всё!
Я закрыла глаза и сосредоточилась… Когда открыла, успела заметить возмущённую рожу таящего Гарика. Он пытался мне что-то сказать, но я велела ему заткнуться. Короче, пропал он, к моему удовольствию, и не вернулся. Мерзавец.
Я посмотрела на Морозова. Он, оказывается, всё время за мной наблюдал.
- И что вы такого увидели в моём лице? – холодно спросила я.
- Да вот, никак не могу понять, то ли вы гениальная актриса, то ли придуриваетесь ради каких-то своих целей. То ли вам от меня что-то надо… Хотя, после ваших откровений я начинаю сомневаться, что вы от меня чего-то ждёте и что вы в своём уме…
- А никто из нас не в своём уме, - припомнила я диалог Алисы и Чеширского Кота из «Алисы в стране чудес»[1] . – Просто некоторые это слишком хорошо скрывают.
Он чуть улыбнулся. Видимо, моя начитанность ему импонировала.
- И давайте прекратим этот цирк с версальской вежливостью, - недовольно сказала я. – Вы уже решили обращаться ко мне нормально. Так с чего вдруг опять выкаете?
- Я? – удивился он. – Когда?
- Когда утирали мне нос от крови.
Он смутился. Не думал, что ли, что я это замечу? Или надеялся, что забуду?
- Владимир, мы взрослые люди. Я прекрасно вижу, что не нравлюсь вам. Но вы меня хотите. И это раздвоение вас бесит. От сюда и ваше отношение ко мне. Определитесь уже, кто я для вас. И закончим эту комедию.
Мои откровения, видимо, основательно выбили его из колеи: видок у него был ошарашенный.
- А с чего вы… ты решила, что я тебя хочу? – наконец выдавил он. Ну, слава богу! Определился хоть с обозначением!
- Я ж не деревянная, - сказала я недовольно. – Или вы думаете, что я совсем ничего не чувствую? Не могу определить, когда играет актёр, а когда хочет мужчина? Гадалкой-колдуньей быть не надо, чтобы почувствовать… - Я осеклась. Он изо всех сил всё время старался не показывать своего отношения ко мне, пряча его под бронёй иронии, ехидства и провокаций. А тут я вывалила всё это ему в лицо. Что меня дёргало за язык? Давно же знаю, что мужчины не любят откровенность и прямоту. Им подавай восхваление, преклонение и похвалы. А я уже как-то привязалась к этому ершистому гаду. И уже начинала скучать без его язвительности. А ну как вообще исчезнет из моей жизни? Я заглянула себе в душу, чтобы понять, что бы я почувствовала тогда. Если откровенно себе сказать, то странное разочарование. Чёрт… Неужели я влюбилась в этого… деда Мороза?
А он всё смотрел на меня и думал. Я даже не пыталась заглянуть в его мысли. К чему? Никакой дар не заставит переменить чувства другого человека к тебе, если он уже определился. А я не хотела влиять на него. Это принуждение. Я же хотела, чтобы он решил сам.
Наконец он встал. Походил по комнате, ероша волосы на затылке.
- Даже не знаю, что вам… тебе сказать, - произнёс он, стоя спиной ко мне. – Каждый откровенный разговор с вами – как ушат холодной воды на голову. – Он повернулся. – Я не знаю, чему верить. Поначалу я думал, что вы так внимание к себе привлекаете. Хотя, убей бог, не понимал, зачем: ведь в иное время вы мне постоянно грубили… - Я хотела было уже с возмущением ответить, но он не дал мне сказать. – Понимаю, вы думали, что так защищаетесь от меня. Но ведь это я защищался от вас. – Я вытаращила глаза: это как? Я ж ему слова не говорила первая, чтобы от меня защищаться! – Видите ли, с первой минуты, как я увидел вас, вы мне не даёте покоя. Никогда со мной такого не было. Вы единственная женщина, которая настолько занимала мои мысли. Как так может быть? Актриса, которая снимается в дурацком сериале, валяется на всём готовом в палате, капризничает, и читает Фейхтвангера, знает о Салическом законе и исторических загадках, Шекспира чуть не наизусть, сама сходу, экспромтом сочиняет стихи, так трепетно относится к своей подруге, да ещё беспокоится о чужих алкоголиках! Как это в вас всё соединяется? – Он сел. – Я должен был разобраться. Но чем больше разбирался, тем больше привязывался к вам. И это меня злило. А потом я постепенно начал понимать, что вы настолько неординарная женщина, что надо мне перестать копаться в потаённых глубинах того, что я сам себе напридумывал, и принять вас такую, какая есть. В придачу, вы меня действительно привлекали. Странно было видеть миловидную женщину, которая считает себя некрасивой. Женщину, которая не обращает внимания ни на внешность с причёской – ведь лишиться таких роскошных волос не каждая даже подумает, не то, что сделает, ни на одежду. Которая вместо гламурных сумок ходит с потертым рюкзаком, говорит, что думает, не заботясь, как на это отреагируют окружающие. Ваше обаяние так на меня действовало, что я сам себе удивлялся. Ваши поцелуи в кадре – вы ведь не притворялись? Не играли?
Он смотрел на меня с серьёзностью, которая в иное время вызвала бы у меня ухмылку или язвительную насмешку. Но тут я оторопела. С чего его на откровения потянуло? Да ещё какие! Оказывается, он в меня влюблён чуть не с первого дня, как увидел такую всю страшную в палате после Петюниного удара топором по башке. Тут я вторично оторопела: влюбиться в подобное чучело? И кто из нас ещё с приветом, спрашивается?
- Нет, не играла, - сорвалось с моих губ. – Вы меня действительно возбуждали. И я ждала, чем всё закончится. Но вы всякий раз разочаровывали меня. – Он нахмурился. – Я ждала продолжения, - пояснила я. – Но вы были настолько тактичны и деликатны, что прямо зло брало… - Чёрт! Чёрт! Чёрт! Я вслед за ним перешла на вы и как дура разоткровенничалась! Ну всё… Теперь он имеет надо мной власть – то, чего я всё время старалась избежать. Теперь он будет считать, что покорил меня. А значит станет самоуверенным козлом с манией величия. А мне отведёт роль послушной овцы, которая будет обязана ему поклоняться и его нахваливать…
Я помрачнела. Он напрягся.
- Вы бы хотели, чтобы мы стали любовниками? – напряжённо спросил он в лоб.
- Я бы хотела нормального человеческого общения. – Если он хотел меня выбить из колеи – дохлый номер. - А не этих догадок о том, кто к кому и как относится, что думает и вообще… Прекратите мне уже выкать! Это до невозможности бесит! – вспылила я.
Он улыбнулся. Видя его улыбку, с меня слетела вся злость. Права Юлька – улыбка у него потрясающая.
- Мне трудно вот так, сходу говорить вам ты. Я привык держать свои мысли при себе и не подпускать человека близко…
- Я и не хочу, чтобы вы подпускали близко! – перебила я. Не надо мне от тебя ничего. Не хочу я лезть в твою душу. Просто перестань видеть во мне шут знает что…
- Хорошо, – снова улыбнулся он и подошёл к моей кровати. – Попробую. Но ты чертовски упрямая и непонятная женщина. Я никак не могу тебя раскусить.
- Не надо меня кусать, - ворчливо сказала я, пытаясь грубостью прикрыть своё смущение. – Я не орех.
- Я знаю. – Он сел ко мне на кровать и взял за руку. – Ты весьма сексуальная женщина. Которая вскружила мне голову.
Он медленно наклонялся ко мне. А я, затаившись, ждала. Наконец он неторопливо прикоснулся губами к моим губам. Не было камер вокруг, софитов, Серёги с его командой. Даже вездесущий Гарик не появился, чтобы возгордиться своим пророческим даром или чем там ещё. Были мы одни. И я отдалась своим чувствам, которые уже не хотела сдерживать. Его поцелуй, хоть и ожидаемый, застал меня врасплох. Оказывается, он целовался по-разному. Сейчас я чувствовала нежность. Тогда как в первый раз это была затаённая животная страсть. И то, и другое мне безумно нравилось.
Я подалась к нему всем телом, он обнял меня за плечи и уложил обратно. Мой язык требовательно хотел продолжения, но Морозов слегка отодвинулся от меня и прошептал:
- Тебе еще окрепнуть надо.
- К чёрту! – сказала я, и впилась в его губы сама. Если он не хочет беспокоить больную женщину, то эта женщина сама побеспокоит его.
И, позабыв обо всём на свете, я, не отрывая губ от него, начала расстёгивать его рубашку. Он не протестовал. Я улыбнулась про себя: пусть только потом попробует разыгрывать из себя самоуверенного козла – я ещё посмотрю, как у него это получится, и сумею поставить его на место.
За подобными мыслями я не заметила, как он стащил с меня майку. Вот ведь мастер!
Тем временем я взялась за ремень его штанов. Он был настолько готов, что много времени нам не потребовалось. Через секунду он был уже в моей кровати, лаская мое тело и шепча нежные глупости в ушко. Восхитительно! То, что нужно!
…А потом кроме нас двоих мир перестал существовать…
…Его губы были мягкими и упругими – странноватое сочетание, нежными и требовательными – ещё более необычное свойство в одном человеке. Его язык был виртуозен: у меня было около дюжины любовников (не бог весть что и не повод для хвастовства или сожаления), но ни один не целовался так мастерски, как Морозов. Мой язык то замирал в удивлении, когда его трепетал у меня во рту, вызывая непередаваемые ощущения во всём теле, то игриво ласкал его спинку, заставляя уже его замереть в недоумении. Он целовал меня со страстью и нежностью одновременно, жадно и осторожно, покусывая и посасывая мои губы, углубляя в них язык и убирая его, как только я пыталась сама его прихватить своими губами. Нежность и страсть одновременно – не знала, что так может быть. Непередаваемое, необычное ощущение, порождающее в теле непонятное возбуждение и дрожь.
Когда всё закончилось, он лежал, расслабленный, закинув одну руку за голову, а другой обнимая меня. Я тяжело дышала: давно уже никто не вызывал у меня проявления таких африканских страстей! А Морозов оказался превосходным любовником: в меру страстным, чтобы совместно со мной не спалить нас обоих, умелым настолько, что каждая моя клеточка до сих пор дрожала от возбуждения, и отзывчивым – мне достаточно было только прикоснуться к нему, и я уже понимала, что ему приятно, что нет, а что мгновенно приводит в экстаз. Оказалось, его шея была столь же чувствительна, как моя. Интересный факт. Обычно мужчины возбуждаются, когда ласкаешь их… другие части тела. Преимущественно в районе таза…
- Как ты это делаешь? – вдруг спросил он.
- Делаю что? – Я посмотрела на него снизу вверх, покоясь на его плече.
Он помолчал.
- Уже долгое время я лечился от депрессии. Говорить, в чём причина, смысла нет: она всегда не одна и всегда не интересна… Я столько терапевтов посетил, таблеток выпил, на дурацких сеансах побывал… Ничего не помогало. Хотел уже было профессию сменить… А ты… С тобой мне хочется жить. Я в первый раз увидел солнце… - Я посмотрела в окно: в него светило яркое солнце с ослепительно голубого неба. – Как ты это сделала?
Я снова посмотрела на него. Он смеётся, что ли? Это у него-то депрессия? Баловень судьбы, красавец, любимец женщин, с отличным чувством юмора, когда не ударяется в пошлость, режиссёр с его рук ест и главную роль дал, сценарий чуть не под его диктовку пишется – что ещё надо? Но вдруг я ощутила его всепоглощающую тоску: как будто стало засасывать в чёрную вязкую пучину. Жуткое дело! Обречённость, бессмысленность, отчаяние, безысходность, тоска обступили меня непробиваемой стеной, сжимая в кольцо душевной боли. Я сосредоточилась, пытаясь защититься от всего этого. Всё же секс с этим дедом Морозом был первоклассным. Я вспомнила всё то, что произошло между нами недавно, своё наслаждение, его удовлетворённые хрипы и глухое рычание и вдруг… Яркая вспышка пронзила мой… внутренний взор. Меня снова как будто изнутри в голову ударило и… чернота отступила. Я как будто плыла в облаках. Я была счастлива и радостна, спокойна и удовлетворена. С трудом открыв глаза, я увидела его изумлённое лицо.
- Ты это почувствовала? – Он неуверенно улыбнулся.
- Да. – Я провела ладонью по его щеке. А я и не заметила, когда он успел убрать свои кудельки – дурацкую бородёнку, похожую на кудри на мошонке. Сейчас мне уже было не смешно. Никогда прежде не испытываемая мной нежность затопила меня. Я крепче прижалась к нему. Странное чувство охватило меня: впервые в жизни я хотела мужчине отдать всю себя без остатка, оградить от бед и печалей, слиться воедино настолько, чтобы не разделяться.
- Ты странная, - тихо сказал он, крепче прижимая меня к себе и целуя в макушку. Сладостная истома разлилась от того места до кончиков пальцев на ногах, ярко вспыхнув в паху. – Не знаю, как ты это делаешь, и мне наплевать на это. Только, чёрта с два, я тебя теперь оставлю! – И он сжал меня так, что я чуть не задохнулась. В первый раз слышала, как Морозов ругается. Я улыбнулась: получилось забавно и трогательно. Я прислушалась к себе. Странное дело, но меня подобное собственничество не покоробило. Я, которая всегда противилась власти мужчины надо мной хоть в малости, тут повела себя, как влюблённая дура, которой захотелось любви, защиты, обожания. С каких это пор во мне вдруг возникли эти ничтожные качества?
- С тех пор, как ты стала женщиной, - проворчал Гарик, материализовавшись на подоконнике. – Говорил я тебе…
«Говорил, говорил, - подумала я лениво. – А теперь отвали. Оставь мне хоть иллюзию того, что я нормальная женщина, а не дурочка пятнадцатилетняя. Не зли мою гордость. И, кстати, я ещё не всё вспомнила, как ты знаешь. Поэтому дай просто передохнуть, пока твой Морозов не стал обычным скотом, как все вы со временем, а я не убилась головой о стенку, что поддалась на всё это».
- Дура, - ласково сказал Гарик.
«Знаю, - мысленно ответила я. – Сто раз уже говорил. Исчезни».
Гарик хотел что-то сказать, но исчез раньше, недовольно скривившись.
- О чём ты думаешь? – спросил Морозов, внимательно глядя на меня.
- О том, кого следующего мне придётся спасать, - ответила я, удобно устроившись у него на плече. Сама не заметила, как стала дремать. Оказывается, это может быть приятным, когда засыпаешь в объятиях любимого. Любимого? Но тут я додумать не успела – сон сморил раньше.
[1] « - В этой стороне, - Кот помахал в воздухе правой лапой, - живет Шляпник. В этой стороне, - и он помахал в воздухе левой лапой, - Мартовский Заяц. Навести кого хочешь, они оба не в своем уме.
- Зачем же вы меня к ним отправляете, если они не в своем уме? - не поняла Алиса.
- Что поделать, - ответил Кот. - Ведь мы тут все ненормальные», Льюис Кэролл «Алиса в стране чудес», гл. 3.
« - Ничего не поделаешь, - возразил Кот. - Все мы здесь не в своем уме - и ты, и я.
- Откуда вы знаете, что я не в своем уме? - спросила Алиса.
- Конечно, не в своем, - ответил Кот. - Иначе как бы ты здесь оказалась?», Льюис Кэролл «Алиса в стране чудес», гл. 6.