Был у меня зять- Заровнятных Виктор Алексеевич. Скоро двадцать лет будет, как лежит он в земле сырой. Пацаном я мечтал о брате, завидовал ребятам, у которых они были, а у многих и не по одному. Сестра моя вышла замуж на последнем курсе института за вот этого самого Виктора Заровнятных. Я примчался из Уфы в Свердловск к ним на студенческую свадьбу в лютый ноябрьский мороз. Самолеты тогда летали, как сегодня такси, в смысле количества рейсов и маршрутов. В воздухе я находился сорок пять минут, а от аэропорта до студенческого городка ехал в холоднющем автобусе полтора часа . И точно, отморозил бы пальцы, на ногах-то были корочки( так называли легкие остроносые модные полуботинки) и носочек тоненький, фраер, короче. В Уфе было минус пять , а в Свердловске минус тридцать пять. Бесшабашная молодость, чем она и прекрасна. И пальтишко на мне осеннее. Думаю, дам я дуба сегодня или завтра. По этому автобусу взад вперёд прыгаю, благо народу в нем мало. Но внимание на мои конвульсии стали люди обращать и один мужчина, довольно пожилой ( тогда для меня пожилыми были и тридцатипятилетние), говорит мне : ну-ка, снимай ботинки! И носки тоже снимай! Я понял , конечно, что сейчас он мне будет оказывать помощь и беспрекословно подчинился. Он вытащил из саквояжа бутылку водки, протянул ее мне: сделай пару глотков, но не больше. Дело знакомое из горла пить, глотки старался делать большие, но два, как сказали. Но большие. А босиком стою на сиденье, пальцы уже побелели. Мужик водкой растер их и быстро завернул ступни в газету, обычную газету. А сверху носок и сказал, чтобы пока ботинки не одевал. У кого есть газеты?- спросил он и сразу десяток человек протянули ему то, что он просит. Ту же процедуру проделал со второй ногой. Сегодня замерзать будешь, только посмеются и скажут- так тебе, лох, и надо. Так я и просидел на спинке сиденья до своей остановки. Спасли меня люди. Сколько я в жизни видел этой людской щедрости, не описать в романе. Вламываюсь в зал, где вовсю мощь гремит свадебное гулянье, и попадаю в руки здоровенного парня. Схватил меня, как в тиски зажал-ни вздохнуть, ни пукнуть. Думаю, не туда попал, кругом люди-то все незнакомые, ещё пендаль дадут за столь бесцеремонное вторжение. Парень меня спрашивает: -ты кто? Отвечаю, что я не Чкалов или Брумель, но зовут меня тоже Валерий, и мне кажется, что тебя звать Виктор. И я не ошибся. Та к и началась наша почти сорокалетняя братская дружба с этим бескорыстным, умным и добрым человеком. Был он на восемь лет старше меня и до нашего знакомства много уже чего повидал и пережил. Отца репрессировали в 1937-ом, из лагеря он не вернулся, погиб на великих стройках. В 1954 был реабилитирован. Много лет Виктор имел право получать какие-то денежные компенсации от государства, как сын незаконно репрессированного. Он этого не делал и когда я спросил его , почему, ответ был короток и удивительно прост: это ниже моего достоинства обогащаться на смерти своего отца. Когда отца забрали, мать осталась с тремя детьми малыми на руках, сестре было пять лет, старшему брату три года а Виктору только год исполнился. Слава и поклон низкий великой русской женщине, поднимавшей на своих хрупких плечах не только своих детей, оставшихся без кормильца- всю страну эти плечи держали в трудные для Отчизны времена. Голодали, болели, повидали нищету и унижение- все мать выстрадала, не озлобилась и в детях своих воспитала такой же стоицизм, мужество, борцовские качества, любовь к труду. Сыновья позаканчивали институты, старший Володя стал доктором наук, директором научно-исследовательского института строительного профиля в Челябинске. Виктор заработал высокую оценку своей трудовой деятельности, возводя домны и мартены на великих комсомольских стройках страны- Серов, Качканар, Липецк. Как лучший специалист в области огнеупоров был послан в длительную производственную командировку в Алжир, на строительство металлургического комбината в городе Аннаба. По роду своей работы мне пришлось побывать на некоторых металлургических гигантах. Я каждый раз удивлялся масштабности этих производств, гигантскому размаху их. Целый город, передвижение людей на автобусах, потому что цеха отстоят друг от друга на километры. Смотришь на домну, мартен, градирню- шапка сваливается. Об’’екты эти гигантские вся страна строила, миллиарды долларов они стоят и принадлежали они всему народу. Килограмм низкоуглеродистой стали стоил восемь копеек, самая высоколегированная, засекреченная до нельзя- 25 копеек. То есть на среднюю зарплату человек мог купить две с половиной тонны арматуры, проволоки, уголка или ещё какого- то другого сортамента. Посчитайте, какую зарплату нужно иметь сегодня, чтобы купить эти две с половиной тонны. Глаза на лоб!!! И как собственниками таких грандиозных сооружений стали вдруг какие-то лисины, мордашевы, усмановы и абрамовичи??? Путь один - воровской. И как народ позволил это им совершить? И опять имеется очень простой ответ: мы все хотели этого приятно пахнущего капитализма. Мы же думали , что все будет,как в Швеции. И не понимали миллионы, что там росли до этих высоких моральных качеств века и становились богатыми через века. И только через века научились эти богатые отдавать обществу сполна, что ему положено отдавать. Что отдают обществу наши мордашевы и иже с ними?- повышение пенсионного возраста. Десять таких Абрамовичей пришли бы к президенту и сказали: мы отдаём не тринадцать процентов со своих доходов, а тридцать и этих сумм вполне хватит. Не обижайте народ и не оскорбляйте его такими решениями. Вот в какие фантазии я завел тебя, уважаемый мой читатель. Хрен в сумку. Придут они- за грош для народа удавятся.
Вернемся все-таки к лейтмотиву нашего повествования. Виктор после семилетки пошёл учиться в техникум промышленного рыболовства, который закончил в 1954-ом году и сразу же был распределён на северный рыболовецкий флот. За три года во многих морях Северного Ледовитого океана пришлось побывать, молодого специалиста бросали с сейнера на траулер и назад, дабы опыт практический нарабатывал. На третьем году этой нелегкой, но весьма доходной службы, когда считал себя настоящим морским волком, довелось ему смерти в глаза посмотвреть, в ее чёрные равнодушные глаза. Это его выражение, не для красивой фразы я ввёл его в текст. Он так мне рассказывал.
Карское море, середина июля. Самый штормовой период, но и самое удобное время для удачливой ловли ряпушки и корюшки. Да и деликатесные муксун с нельмой нередко оказывались в неводе или трале. Работали по шестнадцать часов, несмотря на непрекращающиеся шторма. Манят высокие заработки людей, гипнотизируют их и никакие опасности не страшны. У всех народов Земли так. В одну из таких штормовых ночей Виктор был дневальным. Все на корабле спят кроме рулевого, радиста и дневального. Ночью корабль дрейфует или на малых узлах обозревает морские глубины эхолотом в поисках косяков рыбы. Радист за этими приборами следит и показания записывает. По какой-то нужде Виктор вышел на палубу как раз в тот момент, когда огромная волна накатилась на нос судна и его , как перышко, смыло за борт. И никаких свидетелей, кто бы мог оказать помощь. Ночь, температура воды плюс пять. Вот тогда он и увидел эти равнодушные глаза. Уже из сил выбился и от крика собственного, бесполезного , и от барахтанья в огромных волнах, старания держаться на плаву. Видимо, сознание начал терять, увидел женщину, которая на него смотрела и говорила ему, чтобы он не боялся, сейчас будет хорошо. Она говорит, а губы не шевелятся и глаза, чёрные такие, равнодушные, но успокаивающие. Потом он вдруг ощутил сильный удар и очнулся на бухте троса возле носовой лебедки. Это может быть не один случай из миллиона, а из ста миллиардов, когда волна человека сначала смывает, а потом бережно забрасывает обратно на то место, откуда взяла. Этот невероятный случай послужил Виктору поводом для резкого изменения жизненного пути. По прибытию в порт приписки сразу подал рапорт на увольнение, благо, три года после техникума уже отбухал(ударение на букве у). Подал документы на поступление в Уральский политехнический институт, сдал экзамены, был принят, окончил его и стал металлургом. ( окончание следует)