Приступы одиночества каждый из нас испытывал хоть однажды. Сильнее или слабее, просто не с чего вдруг накатывает, и не знаешь, куда себя деть. И люди есть вокруг, но общаться с ними не хочется. Хочется побыть одной в тишине, хочется к тому, кого рядом нет. Моя бабуля мне однажды сказала о моем увлечении вышивкой «Я тоже всегда любила вышивать, пяльцы в руки возьмешь, всёооо передумаешь, и хорошее, и плохое вспомнишь». Я перебираю свои вышивальные примочки, сегодня мне не нужны ку-снапы и рамы, самозапяливающие турецкие пяльцы с ручками, всякие извращения в виде квадратов, овалов и прочих непохожих на классические вышивальные пяльцы, новшеств для вышивальщиц, я ищу их… Те самые бабушкины пяльцы, на которых она в пору молодости вышивала наволочки и полотенца на чужой земле (уехав осваивать целину, по завету Брежнева). Бережно беру в руки два обыкновенных деревянных кольца, сделаны топорно, древко верхнего кольца неровно находит на само себя во втором обороте, маленький гвоздик, аккуратно подогнут изнутри, чтобы не повредить ткань. Меньший обруч бабуля обвернула, некогда белой ситцевой тканью, чтобы ткань с вышивкой плотно фиксировалась в пяльцах. Ситец со временем пожелтел, по краю он подшит темно-зеленными грубыми нитками. Пяльцы небольшие, всего 15 сантиметров в диаметре, тут я ловлю себя на профессиональной скептической мысли, что вышить рушник было бы сущим мучением на них.
Я запяливаю ткань мятного цвета и начинаю вышивать. Сегодня мне совсем неважно, какой у меня будет сюжет в работе, подходят ли друг к другу оттенки зеленого и как я, впоследствии оформлю эту вышивку. Сегодня я думаю о той, которая много лет назад точно так же сидела над своей работой. Изредка поглядывая в схему на мониторе и совершая механические движения левой рукой, я выкладываю зелеными мулине ровные, похожие как сотни близнецов, крестики. Мои мысли перескакивают с эпизода на эпизод. Вот мы с бабушкой играем в карточного «козла» в паре, против престарелой пары соседей… Пьем пиво на лавочке. Смотрим судебное шоу по телевизору. В голове мелькают то смешные, то грустные воспоминания.
Я прихожу из своего дома к ней и с порога кричу:
- Баб Маш, чо поесть есть?
- Вон только щи сварила, будешь?
Конечно, я буду щи, я обожала её щи. Никогда в своей жизни мне не довелось больше отведать таких вкусных щей, как готовила моя бабушка. Густые, жирные, с ярко-красными масляными пятнами от луковой пережарки. Пока усаживаешься за стол, она уже несет тебе целую алюминиевую чашку. Сейчас вспоминаю, что никогда ни до, и ни после, больше не ела суп из алюминиевой посуды, как знать, может быть, секрет удивительно вкусного супа был в тарелке? Так приправишь его перчиком, да со свежим хлебушком, благодать…
А после еды обязательно чай с молоком. Ритуал! Пиалы, свежая заварка. Даже когда бабуля сильно страдала сахарным диабетом и соблюдала диету, всё равно она никогда не отказывала нам в чае из пиал. Она часто рассказывала, что этот обычай она переняла от казахов, что у них в Ташле, все всегда пьют чай из пиал. Сначала в маленькую чашечку наливают немного молока, потом заварки и добавляют кипятка, бабушка знала пропорцию, её чай выходил всегда самым вкусным. Но берегись во время чайной церемонии садиться рядом с бабушкой, обязательно будешь ошпарен брызгами кипятка. Все это знали, смеялись над ней, но отодвигались подальше.
Летом к бабушке часто приходили гости, молодые и старые, мужчины, женщины и дети, все любили бабу Машу, у бабы Маши всегда кипел самовар на дворе. Дед построил ей, для этих церемоний летнюю кухню. Если самовара было мало (или погода была дождливой), на маленькой кухонке можно было вскипятить чайник. Там же хранилась вся необходимая утварь и сладости. Почему-то всегда пахло пряностями, я только сейчас понимаю, что, скорее всего бабушка сушила там травы, раньше я их не замечала, но запах этих трав, до сих пор слышится при воспоминании о той самой кухне. Иногда я оставалась ночевать у бабушки и тогда непременно просилась спать в летней кухне. Бабушка стелила пуховую перину (хотя сама всегда любила спать на жестком) и опускала полог из красной ткани, я оставалась наедине с комарами и засыпала под лай дворовых собак, маленькая девочка в маленьком деревянном домике, пристроенном к гаражу. Мне никогда не было страшно там, всегда прекрасно спалось.
Я всегда обожала бабушкины истории, она была прекрасным рассказчиком и могла рассмешить кого угодно. Порой если ей не хватало слов описать ситуацию, она её изображала, и выглядело это так уморительно, что все комики мира приклонились бы перед ней. Нужно быть очень сильными человеком, чтоб пред лицом всех невзгод и хворей не терять жизнерадостности, не отчаиваться и быть открытой миру так, как была Баба Маша.
Перебирая в голове её биографию, понимаю, что ей выпало столько несчастья в жизни, что хватило бы на жизнь нескольких людей и те, не могли бы их встретить более достойно, чем она. Постоянные переезды и скитания в молодости, отсутствие образования, из-за чего вся жизнь в разнорабочестве. Муж пьяница, дети оболтусы, родственники кто по тюрьмам, кто по лагерям, а время шло и всё как-то не устаканивалось. После окончательного возвращения на родину, немного покоя, а после выхода на пенсию, начались проблемы со здоровьем. Диабет отнял у нее ногу, испортил зрение, со временем развилась тугоухость, постоянные скачки давления, сердечная недостаточность и наконец, рак желудка. До самого своего последнего дня она оставалась позитивной, хотя страдала сильными болями. Такой позитивной её все и запомнили.
Когда в Россию пришла сотовая связь, бабуля одна из первых приобрела себе, популярный тогда «сименс», ей заполнили телефонную книгу необходимыми контактами и научили пользоваться. Пользовалась она им активно, звонила и детям, и внукам, не экономя на этом тогда еще экзотическом и не дешевом виде связи. Свой мобильник она упорно звала «балалайка» и другого названия не признавала. Однажды, тогда бабушка переехала жить к нам после своей последней госпитализации, мама, вынося её мусор, случайно выкинула и телефон вместе с ним. Когда хватились пропажи, мусоровоз уже увез свою добычу на свалку. Родители бросились в погоню, настигли мусоровоз на светофоре и, остановив его, любезно попросили у ошалевшего водителя покопаться в мусоре. Телефон нашелся и вернулся к своей хозяйке, а эту историю и поныне вспоминают со смехом, говоря «А помните, как мы балалайку в мусорке искали».
Бабушка не любила, когда обижают невинных. Часто сын её подруги-соседки, обижал мать. Был он человек вспыльчивый, любил выпить, а как выпьет, терял контроль над собой, за это и получил срок. Отсидев, вернулся в отчий дом и продолжил куролесить, добавив к своему и без того испорченному характеру, образ блатного уголовника. И вот, после очередной попойки, этот без увеличения сказать, отброс общества, стал угрожать матери, требуя денег, и поднял руку на нее, перепуганная женщина прибежала к бабе Маше за укрытием. Надо заметить, здесь это немаловажно, бабуля тогда уже лишилась ноги и передвигалась на костылях. Костыли у нее были старенькие, деревянные и тяжелые, с опорой под мышками, не чета современным нарукавным конструкциям. И вот следом за несчастной матерью врывается пьяный, разгневанный сын и, обозвав бабулю «старой вешалкой» требует денег, а ни то «всех порешит». Бабушка контроля над собой не теряет, она выхватывает удобный момент и бьет обидчика костылем по голове, тот теряет сознание, а когда очухивается, находит себя накрепко связанным. Он начинает просить развязать и угрожает расправой, но бабуля затеяла «публичную казнь» и отступать, не намерена. Всю эту историю, я рассказываю с её слов, но я верю, что всё именно так и было тогда, потому как, я самолично стала свидетельницей её развязки в тот злополучный (для соседа) день. Вот, бабуля, угрожая своей «жертве» всё тем же страшным оружием и подпитывая угрозы острым словцом (в карман за которым ей лезть, не приходилось), выводит обидчика на улицу. А жили они на обычной улице деревенского типа, с широкой дорогой и деревянными домиками с резными наличниками. Нарвав свежей крапивы, она засовывает «букет» обидчику в штаны и приказывает извиняться. В этот момент я и зашла к бабуле «на огонек». Сказать, что предо мной открылась шикарная картина, не сказать ничего. На завалинке сидела моя бабушка с соседкой, а перед ними на коленях стоял связанный местный бандит и со слезами на глазах умолял простить его. Он обещал тогда, никогда больше не называть её «старой вешалкой» и с уважением относиться к ним обеим. Сколько я потом его помнила, он всегда побаивался обращаться лично к бабушке, да и вообще обходил её дом стороной…
Мои губы застыли в улыбке, а в уголках глаз еще не просохли слезы, пока я перебирала свои воспоминания, работа уже подошла к концу, я делаю последние стежки и откладываю иглу. Провожу подушечками пальцев по отшлифованному древку, на сердце у меня спокойно и тихо… Ну вот бабуля, ты была права, и я обо всём успела подумать. Я сохранила их и сохранила память о тебе в сердце. Говорят, что вышивальщицы вкладывают любовь и душу в свои работы, но я же наоборот, не вкладываю, а умножаю её процессом.