Присказка.
В одну темную-темную ночь...,
Один темный-темный астроном...,
Разглядывал темное-темно небо...,
И нашел там...... темную материю!!!
«А слыхал ли ты, Волхвуша, про начало Светлых Времен?» – темным зимним вечером Знаец удобно устроился в кресле-качалке в доме у закадычного друга. «Да, что-то такое в общих чертах. А что интересное дело было?» – Волхв готовил чаепитие и был слегка рассеян. «Так послушай! В ту пору все светлое только зарождалось». – Знаец качнулся и начал сказ.
Дело было при царе Растатуе 14-ом, большом покровителе наук и искусств. Как-то темной ночью академик астрономии Копейник, как водится, глядел в свой самодельный телескоп. На небе все было на своем месте: звезды, луна, планеты, но Копейник чуял, что там в небе есть еще что-то такое, что ему неизвестно. «Да, что же это за неизвестность такая?» – гадал ученый. Гадал-гадал, и догадался. Батюшки светы! А ведь темноту-то мы так и не знаем! То есть видеть-то мы ее конечно тысячи лет видели, а знать не знаем. А в темноте-то, поди, тоже всяких диковин видимо-невидимо. Так и открыл Копейник Темную Материю и даже посчитал, что на нее в небе приходятся девять частей из десяти.
Жутко обрадовавшись такому открытию Копейник позвонил своему другу – академику физики Однокамушкину. «Так, вот, оно, как на самом деле оказывается! – радостно вскрикнул друг, узнав об удивительно-великом открытии. – То-то я смотрю, у меня Теория Абсолютности никак не получаются. Уж я эту теорию и так и эдак измышляю, формулы придумываю – а все одна относительность выходит». В трубке раздалось радостное: «Та-та-та-там! – Это запел от счастья Однокамушкин – Ты понимаешь, Копейник, я ж теперь из твоей Темной Материи получу Темную Энергию, ну, а от нее и до Абсолютности рукой подать».
В те времена, было принято, чтобы Тайная Канцелярия подслушивала разговоры всех уважаемых ученых. «Ишь, безобразники, опять чего-то наоткрывали!» – Тайный Советник уже устал засекречивать гениальные открытия. Вот, и теперь ему бедолаге предстояла куча дел по заполнению бумаг, но сначала нужно было получить разрешение на тайность от самого государя-императора Всея-всего Растатуя 14-ого. Тайный Советник вызвал самоход с мигалками и громкими сиренами; ну, это тогда так специально делали, чтоб никто не догадался, что с такой цветомузыкой тайный чиновник едет; и отправился во дворец.
«Темноту открыл! Ах, шельмец!» – молвил Царь, выслушав доклад чиновника, и продолжил, – «Я иногда, ведь тоже, грешным делом на звездное небо гляжу, на душе, знаешь, от него премило становится».
Открылась бездна звезд полна.
Звездам числа нет, бездне дна.
Процитировал Растатуй древнего ученого мужа. «Да, саму бездну, стало быть, открыл. Вот, что значит – гений!»
– И сможешь ли ты братец сие шило гениальной научной мысли утаить в пыльных мешках своей Канцелярии? – спустившись с небес на землю, строго спросил царь.
– Извольте распорядиться, Ваше Величество, и ни одна живая душа о том не узнает, а если совершенно секретить будем, так и Копейник с Однокамушкиным все забудут.
– Ну, да, ученого мужа памяти лишить или под замок посадить – это мы запросто, – Растатуй погрозил кому-то невидимому пальцем. А, чтоб величайшее открытие на пользу державы употребить, тут у нас ума не хватает.
«Нет, брат, таить пока не будем, а напротив соберем Генеральную Академическую Ассамблею, послушаем, что другие умы про сие открытие скажут. Ну, а коли инженер-Кулебякин впоследствии нам шапку-невидимку или какое Темное Оружие из этой теории сварганит, тогда не зевай, секреть все, напрочь, по самому высшему разряду!»
Тайный Советник терпеть не мог научные прения, считая их пустопорожней болтовней заумных бездельников, удовлетворяющих свое любопытство за счет казны. Он попытался отговорить Царя от задуманного, напоминая, что прошлое мероприятие закончилось дракой в зале и мигренью Его Величества. Но Растатуй настоял на своем: «Ассамблее о тьме – быть! Академиков попросим выражаться четче, а в зал подберем побольше жандармов с умными лицами».
Тайный Советник был сильно озадачен. «Положим, для Академиков я какие-нибудь учения по гражданской обороне устрою, научим их строем ходить, глядишь, и четкость речи появится. А как быть с «умными жандармами»? Умные у нас все по посольским приказам расписаны, в иноземье Отчизне служат. А, ладно, наберу умников, да и сделаю их жандармами!» С таким радостным решением Советник отправился готовить мероприятие.
Заседание Ассамблеи открылось докладом Копейника, который интеллигентно ошарашил аудиторию. Реакция публики различалась от восторженно-благоговейного «Гений!» в стане сторонников до насмешливо-уничижительного «Шарлатан!» в лагере противников.
Для придания обсуждению доброго честного и открытого характера, следующим с краткой речью выступил Советник по Науке, дав верные официальные ответы на могущие возникнуть неофициальные вопросы.
«Учитесь, други, у Копейника! – пафосно начал Советник – Астрономы, испокон веков глядя на небо, видели там только звезды. Оно и понятно, яркие светила сами бросались в глаза, их, извините, любой дурак увидит. Исстари звездочеты считают звезды на небе, и нет конца и края их тяжкому труду. А наш гений, перейдя Рубикон разума, не только описал тьму, но и исчислил ее точное количество, указав, что Темной Материи на небе – тьма тьмущая. И откуда, позвольте спросить такой самородок? Да из народа нашего. Ибо народ наш верноподданный мудр необычайно. «По одиночке-то все, конечно, дураки», – подумал про себя Советник, а вслух произнес – Народная мудрость гласит: темна вода в облацеях. А по сему, предлагаю считать открытие тьмы академиком Копейником: как подтверждением гласа народа, так и просто выдающимся событием в истории науки!»
Следующим докладчиком на предмет «историчности событий» вышел почтенно-скандальный академик Фомкин. Начав со смелого тезиса: «Никакой истории нет вовсе!», произнесенного Фомкиным наподобие фразы: «Карфаген должен быть разрушен!», ученый привел ряд примеров. С ловкостью карточного шулера, тасуя времена и эпохи, в завершении он вытащил из рукава аргумент-джокер. «Что было, то и есть, что есть, то и будет!» Такая выходка возмутила одного молодого философа, посчитавшего, что докладчик лезет не в свою область. Юный мыслитель незаметно вытащил камень из-за пазухи, запустил в оратора, но, к счастью, промахнулся.
Сходя с трибуны, Фомкин засучивал рукава, направляясь к обидчику. При этом из рукавов высыпалось еще несколько убойных аргументов в пользу отсутствия истории. Ругаясь, что нечего, мол, кидаться всякими философскими камнями, Фомкин был полон решимости не оставить от обидчика камня на камне.
Острый характер дискуссии притупили приставы, ловко скрутившие и выставившие из зала незадачливых бузотеров.
Взгляд философов на проблему осветило светило философии профессор Эгегейт.
«Я хлопай в латоши мой коллег академик Копейка. Это есть факт мой философи Единства Полофинок. Есть свет и есть тьма. Ein-Zwei und nichts! Как это... раз-два и обшолся. Три – не надо. Какой-то философф здесь любить думай на трое. В жизни это – гут, но не в философи. Я всегда говорит: философи это – раз-два и готофф. Я рад, что жизнь! Само жизнь потверждай мой философи».
Произнесенное Эгегейтом в научных прениях слово «жизнь» вызвало условный рефлекс жажды выступления у доктора биологии Бездарного. В силу конфликтности натуры доктору почти никогда не удавалось дойти до трибуны. И на сей раз он не стал просить слова, а взял его силой, заорав с места: «Именно! Мы во тьме о происхождении жизни! Этот академик-придурок Дарный навязал нам происхождение от обезъян. Но я, как Копейник биологии говорю: Это обезьяны произошли от нас! Спросите у Однокамушкина, даже в его примитивной физике все движется от большего потенциала к меньшему. Ужель вы полагаете, что жизнь течет иначе?!»
«Это кто придурок?! – Раздался сверху могучий бас Дарного, да за такие слова!» Ломая стулья, собравшихся и приставов, чернобородый Дарный коршуном кинулся к обидчику через десяток рядов, разделявших оппонентов.
– А вроде, интеллигентные люди, – с грустью думал Растатуй, глядя на происходящее безобразие. Слышь, Тайный Советник, рубль серебряный с моим профилем ставлю, что твои молодцы не остановят этого берсерка.
– Принимается, – Советник достал рубль.
Шут быстро собрал ставки королевской свиты, последовавшей примеру Монарха и Советника.
Тайный Советник проиграл. Дарный без труда добрался до обидчика и размахивая кулаками-молотами кинулся в бой. «Золотой червонец с моим профилем на победу в научной дискуссии белокурой бестии, Бездарного», – ставит Царь. «Отвечаю», – Тайный Советник делает ставку на гефестоподобного академика. «Господа, ставок больше нет», – шут уносит пухлый мешочек с денежками свиты.
В сражении «света и тьмы» победил свет. Белобрысый худощавый Бездарный ничуть не смутился грозного соперника-тяжеловеса, ушел от его кулаков и ловкой задней подсечкой повалил нападавшего. Переведя схватку в партер, и выйдя на захват с болевым приемом, приговаривал: «Обезъяны от нас! От нас!» «От вас! От вас!» – скрипя зубами, сдался Дарный, хлопая ладонью по полу.
Пришедшие в себя приставы собрались ватагой, навалились на оппонентов и степенно выдворили противников вон из достойного собрания.
– Ну, что, Тайный Советник, понял ты теперь в чем сила? – Царь аккуратно пересыпал в бархатный кошелек выигранные деньги. – Знание, брат – сила!
– Вы, как всегда правы, мой Государь, – удрученный служебным и игровым поражением согласился Тайный Советник.
Теперь до него дошло, почему в древнем мире уважали философов и ученых. Сократ, Аристотель и иже с ними. Первый, говорят, был не слабым воякой, а второй, и вовсе, Олимпийским Чемпионом по боксу, так что с их авторитетным мнением собеседник мог и не соглашаться, но только до определенного предела.
Шум в зале успокоился, и под общие одобрительные возгласы слово для закрытия взял сам Растатуй.
«Мы видим, что наука у нас в отечестве бьет... – начал царь – ...бьет живым источником творческой мысли. Копейника мы награждаем медалью, жалуем званием Почетного Академика и выдаем денежную премию на покупку нового современного телескопа в магазине Цейса. На самый дорогой, пожалуй, не достанет, но на очень хороший – хватит сполна. Господа, пусть пример молодого ученого; наши остряки шутят, что темнота – друг молодежи; вдохновит вас на новые открытия. А Почетный Академик Копейник через пару лет к своему 75-летию порадует нас очередным невиданным прорывом.
В свою очередь мы решили наградить и академика Однокамушкина Малой Государственной Премией. Купите себе ластик, Однокамушкин. Сотрите неверные формулы и создайте верную Теорию Абсолютности. При удачном исходе, я даю свое царское слово – мы оплатим вам из казны покупку чернил».
«Да здравствует Царь! Да здравствует Царь! Да здравствует Царь!» – дружно в едином порыве выкрикивал зал, даже после того, как царственная особа давно удалилась из ложи.
***
– Садись, Знаюшка, чай готов, – Волхв пододвинул свой любимый стул-трон с резными подлокотниками поближе к столу.
– А дальше, представляешь, – продолжал Знаец – Пройдоха Цейс подсунул Копейнику телескоп без линз. У него, жулика, стеклышки шли, как добавочные принадлежности! Так академик этим телескопом орехи колол. Однокамушкин, естественно, так на ластик осерчал, что с обиды горькую запил. Но вовремя спохватился. Взял стирательную резинку, сделал из нее пробку и закрыл зеленого змия навсегда. Теорию Абсолютности он так и не осилил, но Специальную Теорию Относительности – одолел.
– Одно меня удивляет, Знаец, откуда ты все в таких деталях знаешь, как, да что. Ты, чай, не сказку мне тут рассказал? – хитро прищурился Волхв.
– Как можно? Просто я недавно в безвременье мотался, – Знаец подсел к столу – Там в чайной на перекрестке Семи Дорог два ученых деда что-то с жаром друг дружке доказывали, Копейник стало быть с Однокамушкиным. Я их твоим брусничным вареньем угостил, а они мне историю начала Светлых Времен всю, как было, поведали.
Поведал мне ученый кот,
Смотря на Солнышка восход:
Мы сами - свет,
А тьмы и нет.
И свет вокруг,
Мой милый друг.
Но зримы проявленья тьмы,
Так как неважно видим мы.
Читая стишок, Знаец не спеша зачерпывал серебряной ложечкой земляничное варенье.
Тут и сказочке конец, а кто лайкнет - молодец!