Вслед за сахаром и растительным маслом в рост пошли ценники и на многие другие продукты: муку, хлеб, макароны, крупы, молоко, сливочное масло, сыр, яйца, овощи и фрукты. Продуктовая инфляция в феврале превысила 8% годовых. Это чревато ростом социального недовольства.
Реальные доходы в прошлом году из-за пандемии и так рухнули на 3,5%. В Кремле раздосадованы. Президент Владимир Путин приказал чиновникам и аграриям соблюсти баланс интересов с населением, чтобы избежать «ценовых ударов». Правительство ответило введением тотального ценового мониторинга.
Цены на еду в России растут во многом благодаря продовольственной инфляции во всем мире. Согласно долларовым расчетам ФАО (Продовольственная и сельскохозяйственная организация ООН – Food and Agriculture Organization, FAO) индексы продовольственных цен в феврале выросли к январю этого года на 2,6%, к февралю прошлого года – на 16,7%. Годовые темпы роста продуктовых цен оказались максимальными с августа 2011 года. Если пересчитать по среднему курсу в рублях, то получится просто пугающая цифра – 35,6% год к году.
Глобальная продовольственная катастрофа
Локомотивы роста цен на еду во всем мире – сахар, растительное масло и зерновые. Так, по данным ФАО, за последние два года зерновые в среднем подорожали на 47%, растительные масла – на 75%, сахар – на 27%, молочные продукты – на 28%.
Среднее значение индекса цен на зерновые в феврале 2021 года к февралю 2020-го возросло на 26,5%. По сравнению с январем они подорожали еще на 1,2%. Особенно стремительно растет стоимость фуражных культур. Мировые цены на сорго, например, чуть ли не удвоились – год к году плюс 82,1%. Эксперты полагают, что в этом случае «виновато» увеличение импорта этой культуры в Китай.
Изрядно «подросла» и кукуруза. В феврале этого года ее цена на 45,5% выше, чем 12 месяцев ранее. Рис стал дороже за год почти на 20% из-за роста спроса на индийские и японские сорта.
Растительные масла также продолжают добавлять в цене. Февраль к январю показал прибавку в 6,2%. Аналитики ФАО подчеркивают, что стоимость масел растет во многом благодаря «росту цен на сырую нефть». Дело в том, что, например, рапсовое и пальмовое масла в последнее время используются и как сырье для производства моторного топлива. Дороже нефть – производители переориентируются на возобновляемые источники энергии, в том числе те, которые занимают место и на кухонном столе.
Кстати, автомобильное топливо в Бразилии – этанол получают из сахарного тростника. Поэтому и он дорожает вслед за нефтью.
Впрочем, некоторые другие продукты, включая молочные и мясные, дорожают в мире не так сильно. Более того, котировки на свинину даже упали этой зимой. Сыграло роль сокращение закупок со стороны Китая из-за избытка предложения нереализованного поголовья свиней в Германии. Уменьшение импорта со стороны Поднебесной также способствовало падению котировок на мясо птицы, несмотря на связанное с зимними штормами сокращение поставок из США.
Но в целом цены на продукты питания растут во всем мире, и это происходит в момент, когда глобальная экономика еще не вышла из пандемической рецессии. В развитых экономиках, впрочем, ситуация выглядит стабильнее. Рост цен на продукты в ЕС пока ограничен 1,1%, в США – 3% (правда, это в два раза выше общих темпов роста цен).
Повышение глобальных оптовых цен на сельскохозяйственное сырье в передовых странах несущественно сказывается на розничных. Все дело в глубокой переработке продуктовых товаров. Длинная цепочка позволяет экономить на определенных этапах, вводя инновации. К тому же расходы на еду в развитых экономиках значительно ниже, чем в развивающихся. Средняя американская семья на продукты питания тратит около 6% доходов. Наиболее неимущая – до 36%. Тогда как в среднеразвитых странах, к которым относится и Россия, расходы на питание превосходят половину семейного бюджета. Поэтому и социальные последствия подорожания еды в развивающемся мире более опасны.
Bloomberg даже выделил пять стран (Россию, Бразилию, Турцию, Нигерию и Индию), в которых ускоряющийся рост цен на продовольствие может вызвать социальные волнения, каковые в разные времена в этих государствах бывали и ранее. Достаточно вспомнить события в Новочеркасске в 1962 году. Впрочем, сейчас российское правительство категорически отрицает возможность такого развития событий, так как ценовая ситуация в стране находится под жестким контролем.
Российские реалии
Ускоряющиеся темпы инфляции вызывают все большое беспокойство и у граждан, и во властных эшелонах. Таргет ЦБ в 4% был превышен еще в конце прошлого года. 2020 год был завершен с инфляцией в 4,9%. В феврале темпы годовой инфляции достигли 5,7%. Февраль к январю – 0,7%. При этом рост цен на продовольствие значительно опережает общие цифры. Февральский годовой показатель достиг 8,2%. Так что ситуация тревожная, особенно если учитывать, что за последние семь лет реальные располагаемые доходы упали на 10,6%, в прошлом году – на 3,5%.
Необходимо принимать во внимание и разницу в доходах и расходах домохозяйств. Если даже официальные темпы роста индекса потребительских цен к концу года вернутся к таргету ЦБ, то многие семьи все равно останутся под прессом персональной инфляции, которая может, по мнению ряда экспертов, доходить до 10–15%.
Цифры потрясают настолько, что еще в декабре прошлого года президент поручил Генпрокуратуре мониторить цены на продовольствие. По ее оценкам, сахар в течение 2020 года подорожал на 71,5%, подсолнечное масло – на 23,8%, мука – на 12,9%, хлеб – на 6,3%. Не случайно первой правительственной мерой по сдерживанию цен стало соглашение Минэкономразвития с производителями и ритейлерами о потолке цен на сахар и масло, заключенное в декабре.
Февральские показатели Росстата выглядят скромнее. Но все-таки год к году хлеб подорожал на 7,65%, крупа – на 21,2%, макароны – плюс 13,31%, плодоовощная продукция – на 16,63%. Наконец, рекордсменами ожидаемо стали сахар (подорожал на 63,97%) и подсолнечное масло – 26,59%. И неожиданно куриные яйца – плюс 28,22%.
Назад в Госкомцен СССР
Налицо «ценовой удар» по потребителям, если воспользоваться определением проблемы Владимиром Путиным. Он распорядился на прошлой неделе в ходе совещания по стимулированию инвестиций больше не допускать такого рода провалов. Критике подверглись и чиновники, и аграрии, и ритейлеры.
Выход президент, похоже, видит в усилении административного надзора. В декабре не только договорились ограничить цены на масло и сахар (кстати, это не принесло, по признанию главы Минэкономразвития Максима Решетникова, устойчивого успеха), но и создали межведомственную рабочую группу по мониторингу и оперативному реагированию на изменение потребительских цен на социально значимые товары. Ее возглавил первый вице-премьер Андрей Белоусов.
Две недели назад правительство еще раз подтвердило необходимость постоянного мониторинга цен, но при этом закрепило за министерствами и ведомствами конкретный перечень товаров и услуг, стоимость которых они должны отслеживать. В случае ускоренного роста цен (или даже только рисков подорожания) чиновники должны предлагать меры «экономического реагирования». В целом же мониторингом цен продолжит заниматься Минэкономразвития совместно с подчиненным ему Росстатом и Федеральной антимонопольной службой.
При этом эффективность антиинфляционных мер правительства вызывает вопросы. Так, с 15 февраля по 30 июня вводятся экспортные квоты на зерновые. С 17,5 млн т пшеницы будет взиматься вывозная пошлина в €25. С больших объемов придется платить по более сложной схеме, но не менее €100 евро с 1 т. С 2 июля будет введен зерновой демпфер (или плавающая ставка) на вывоз пшеницы, определяемый в зависимости от мировых цен. Отечественные производители и экспортеры крайне недовольны этим. Президент Зернового союза Аркадий Злочевский напоминает, что подобного рода сдерживающие меры в Аргентине привели к потере страной доли мирового рынка. Административное удорожание экспорта зерновых не приводит к снижению цен на внутреннем рынке, но подталкивает их вверх на мировых площадках. Усиливается ценовое давление на внутренний рынок. Искусственно создается эффект ценового бумеранга. Эффективнее использовать свой же опыт зерновых интервенций на внутреннем рынке.
Проблема в том, что борьба идет не с реальными причинами продуктовой инфляции, а с ее последствиями. Одной из причин раскрутки цен были изменения в денежно-кредитной политике. Вслед за развитыми странами в России в 2020 году она была смягчена, в результате в экономику были вброшены 3 трлн руб. Плюс в прошлом году резко ослаб рубль. Между тем в страну ввозится импортного продовольствия в среднем на $30 млрд в год, тогда как экспорт достигает пока $25 млрд. В стране развертывается инфляция издержек на фоне рецессии.
Возможно, стоит присмотреться к зарубежному опыту. Выступая недавно перед членами Комитета по финансовым услугам палаты представителей конгресса США, глава ФРС Джером Пауэлл подчеркнул: «Я думаю, что все мы поражены (иначе и быть не может) ростом цен в области продуктов питания. Это говорит о том, что нам на самом деле надо как можно быстрее восстановить экономику».
МНЕНИЯ
Антон Данилов-Данильян, c опредседатель «Деловой России»
– Российские власти в очередной раз всерьез озаботились борьбой с ростом цен. Предвыборный год придал им в этом дополнительную решимость. В годовом выражении февральская инфляция достигла уже 5,7% против 5,2% в январе, 4,9% в декабре 2020 года и 3,0% по итогам 2019 года. Неудивительно, что вслед за этим взметнулись вверх и инфляционные ожидания россиян, особенно малоимущих, ведь главный фактор роста цен – удорожание продовольствия, особенно плодоовощной продукции, а также сахара, подсолнечного масла и др. сильнее всего бьет по самым бедным гражданам.
Почему подняла голову инфляция? Основных причин две – рост цен на некоторых мировых рынках продовольственных товаров и заметное падение курса рубля. Некоторый вклад внесла и пандемия, приведя к сжатию выпуска, возникновению дефицитов и росту цен. Низкая ключевая процентная ставка Центрального банка в 4,25%, наоборот, оказала антиинфляционный эффект, стабилизировала ситуацию на финансовых рынках, особенно банковского кредитования. Однако этого не хватило, чтобы остановить растущие цены в декабре – феврале, да и в марте, по прогнозу Центрального банка, они будут увеличиваться примерно теми же темпами. Но затем ситуация станет успокаиваться, пик роста будет пройден и годовая планка выйдет примерно на таргетируемый уровень в 4–4,2%.
Так, может, президент и правительство напрасно взволновались, применили жесткие административные меры и убеждающие уговоры в адрес поставщиков и ритейлеров? И долговременных причин, заставляющих цены расти высокими темпами, просто нет, а есть лишь конъюнктурный всплеск, динамическое и сезонное ценообразование? И стоит поэтому ограничиться лишь только что введенным премьером Михаилом Мишустиным постоянным мониторингом цен, распределенным по зонам ответственности между министерствами и ведомствами?
Нам кажется, что такая причина есть. В отличие от Банка России, финансовые власти развитых стран последние 12 лет активно накачивали свои экономики деньгами в рамках различных программ количественного смягчения. Это привело к серьезному инфляционному навесу.
Покамест этот инфляционный потенциал не оказывает разрушительного эффекта на цены повседневных товаров и услуг, поскольку распределяется по многим рынкам новых активов, интересных для инвесторов, но еще не подтвердивших свою долгосрочную надежность (от криптовалют до частных космических запусков). Однако такие факторы, как пандемия новой коронавирусной инфекции, способны вселить неуверенность в инвесторов, исказить представления о реальной стоимости и прибыльности отдельных активов, привести к сокращению инвестиций в производство ежедневно потребляемых благ. А это породит долговременное инфляционное давление. Отдельные фрагменты этой новой реальности мы уже наблюдаем, например, в виде сокращения посевов отдельных сельскохозяйственных культур, сужения предложения ряда биржевых товаров и импортируемой в Россию инфляции.
Однако следует ли из этого, что мы должны теперь свыкнуться с расширяющимся государственным регулированием цен? Наш ответ: нет. Ибо росту цен надо противопоставлять не различные ограничения и силовые методы воздействия, но механизмы товарных интервенций, а главное – стимулы к росту предложения, к облегчению входа на рынки новых компаний-производителей, стимулы к новым инвестициям. Кризисы привели к банкротству многих участников отраслевых рынков, но это не повод к тому, чтобы применять к выжившим весь арсенал антимонопольного регулирования.
Алексей Коренев, аналитик ГК «ФИНАМ»
– Ситуация с ростом цен на продукты питания в 2020 году и начале 2021-го действительно носит весьма тревожный характер. Причем в той или иной степени взлет потребительской (и в первую очередь продуктовой) инфляции наблюдается по всему миру. Агентство Bloomberg считает, что основными причинами данных процессов явились резко возросший спрос со стороны Китая, разрыв и удлинение контрагентских цепочек вследствие влияния пандемии коронавируса и последовавших карантинных ограничений, неблагоприятные погодные условия и еще ряд факторов, так или иначе негативно сказавшихся на цепочках поставок.
Хотя рост цен на продукты вполне ожидаемо оказался крайне неравномерным. Так, в январе в России цены на продовольствие показателем год к году выросли на 8,2%, в то время как в соседнем Евросоюзе – всего на 1,1%. И мы в этом плане не единственные.
Bloomberg включил нашу страну в число так называемых горячих точек, то есть достаточно крупных государств, где затраты домохозяйств на приобретение продуктов питания доминируют и которые в наибольшей степени уязвимы с точки зрения продовольственной инфляции. В этом скорбном списке оказались также Бразилия (стоимость риса за прошлый год там взлетела на 76%, а молока и говядины – на 20%), Нигерия, где семьи тратят на питание, так же как и мы, более половины дохода, Турция, отметившаяся ростом цен на продукты питания в январе на 18% (а это крупный в мире потребитель хлеба на душу населения), Индия – крупнейший в мире экспортер риса и второй по величине после Соединенных Штатов производитель пшеницы.
Впрочем, наш Минэкономразвития поспешил заявить, что все это спекуляции и ничего подобного не происходит. Верится, однако, больше Bloomberg, чем нашему МЭРу, тем более что данные первого опираются на вполне объективные исследования Продовольственной и сельскохозяйственной организации (ФАО) ООН и аналитиков Oxford Economics. Собственно, для того чтобы убедиться, что это не умышленные спекуляции и манипулирования данными, необязательно изучать многостраничные документы уважаемых во всем мире организаций, достаточно просто зайти в любой российский магазин.
Плодоовощная продукция подорожала в январе относительно декабря на 4,8%, а по некоторым видам овощей и фруктов рост цен составил и вовсе 13–15%. Причем речь не идет об экзотике вроде бананов или манго. Наибольший рост ценников оказался в таких категориях, как томаты, морковь, виноград, картофель и т. д. То есть вроде бы наши «исконные» продукты. Так почему же получается, что Россия заметно обгоняет по продуктовой инфляции ведущие экономики мира, причем именно в тех сегментах, где мы не должны были бы оказаться в лидерах? Основная причина и продуктовой инфляции, и роста индекса потребительских цен в целом в нашей стране лежит в плоскости существенно выросших издержек производителей. Причем по всей цепочке – «от поля до прилавка».
Мы столкнулись не с инфляцией потребительской, вызываемой обычно опережающим спросом со стороны домохозяйств, а с инфляцией издержек, которая, в свою очередь, спровоцирована крайне высокой зависимостью России от импортных поставок, идет ли речь о конечном продукте, субстанциях, кормах, улучшителях, добавках или производственном оборудовании. Помимо критического в некоторых отраслях износа этого самого оборудования, значительная часть его (в пищевой промышленности около 70%, а в некоторых ее сегментах – почти до 100%) приходится на оборудование импортное. Приобретаемое, обслуживаемое, обновляемое и ремонтируемое за валюту. Как мы помним, только за прошлый год рубль потерял относительно доллара порядка 20%, а к евро подешевел на 30%. Сказываются и рост цен на топливо, удорожание логистики, выросшие расходы ритейлеров и т. д.
Впрочем, в Минэкономразвития заявили, что «вместе с Росстатом и Федеральной налоговой службой ведется мониторинг цен на продукты, что позволяет своевременно отслеживать и колебание мировых цен, и их влияние на стоимость продовольствия в России». Но сам по себе мониторинг никак не гарантирует защиты от скачков цен. Более того, действия, связанные с длительной заморозкой цен, введением квот и увеличением пошлин на отдельные группы товаров, не только способны вызвать локальный дефицит на соответствующую продукцию, но и существенно усложняют жизнь производителям и экспортерам, а зачастую только провоцируют дальнейший рост стоимости основных продуктов.
Куда важнее, на мой взгляд, была бы точечная помощь и сельхозпроизводителям, и пищевой промышленности, и логистике, и ритейлу в части возмещения хотя бы части возросших издержек путем прямого субсидирования. Деньги для этого в «кубышке» имеются. Пока же вопрос решается в основном прямыми и неформальными договоренностями между региональными производителями, ритейлом и региональными же властями о добровольной фиксации цен на некоторое время. Понятно, что бизнес при этом снижает свою маржу, но отрадно, что мы видим желание активно и эффективно действовать, исходящее не сверху, а именно снизу, где понимание сути и причин наблюдаемых проблем явно лучше, чем в министерских кабинетах.
