Жило-было село, ни грустно, ни весело. Не было в нем горя-печали, покуда черти не накачали. Объявились в округе два черта: один длинный да рыжий, другой толстый да плешивый. Представились черти Важными Особами и даже Цареву бумагу предъявили.
Повалили они лес, построить по дому: топориками тюк, да тюк – глядь, вышли хоромы. Вокруг хором забор, во дворе псы и охрана, одни других злее.
И мало ли какая нечисть на свете живет, но стали черти село со свету сживать. Ходят ночами, да наговаривают. Рыжий идет и шепчет: «прихвачу, да утащу, что не стащу, того испорчу». Скажет, и какая-нибудь вещь пропадет или сломается. Плешивый шипит: «ваше добро ушло бодро, деньга к деньге, мне - не тебе». Пошипит, и хоть монеты, хоть ассигнации, начисто, как ветром сдуло.
Задумали мужики побить нечистых. Как выбежали, откуда ни возьмись, псы да охранники, насилу мужички по домам разбежались. Сидит народ не весел, носы повесил, никакого тебе достатку, все хозяйство в упадку.
А нехристи пуще прежнего лютуют. Завели тройки бешеные, кучера – помешанные. У пристяжных гривы синие али красные, горят ярким пламенем, а у коренного из глаз молнии. Один конь лесным котом орет, другой кабаном хрюкает, а третий зверем невиданным рычит. Поедут черти по селу - пылища на каждом углу, кого зашибут – тот и виноват, плати два оброку враз до сроку.
Думал-гадал честной народ, как от лиха избавиться. Пошли к старосте, а тот только руками машет и говорит: «так мол и так против царевой грамоты ничего поделать не могу. Идете лучше к попу, тот пособит». Селяне к попу. Помоги, честной отче, совсем злыдни замучили. А батюшка в ответ «И с чего вы взяли, что у сих господ в сапогах копыта, а под шапкой рога? Они, вот и денег на поправку церковки дали – терпите и идите, куда подале».
Да, куда уж терпеть, коли свет не мил. Думал народ думал и придумал: клин клином вышибать, послать Селивана-Кузнеца к Бабе-Яге.
Сказано - сделано. Три дня и три ночи плутал Селиван по темному лесу, покуда не набрел на избушку на курьих ножках. «Избушка, избушка, повернись к лесу задом ко мне передом!», сказал так Селиван, поворотилась избушка. Зашел кузнец в дом, и видит: сидит Яга – Костяная нога. Рот открыт, изо рта злой дух валит, один зуб железный, другой каменный. Кривой глаз буравчиком сверлит. «А, вот и ужин пожаловал» - открыла Баба- Яга зев пошире. А Селиван не заробел, как дал ей молотом по зубам – железный враз выбил, каменный пошатнул. «Фто, ты! Фто, ты! Селиванушка! Уймися! Хорошо, говорю, что к ужину пожаловал» - испугалась старая ведьма – «Садись, к столу. А после сказывай, зачем пожаловал».
Сел Иван: съел быка на вертушке – выпил меда кадушку, и поведал про горе-печаль. «Трудно вашей беде помочь, но можно. Те два беса – заморского царя бесовского слуги. "Уж больно хитры, но и на них управа есть" - дала Баба-Яга Селивану рубль неразменный и молоточек-самостук. А еще велела построить промеж села и хором бесовских хуторок – ни мал, ни высок, ни узок, ни широк и спрятать вещицы в горнице.
Как учили, так и получили. Пришли бесы к хуторку, и ну шептать-колдовать. Глядь, не идет дело. Неразменный рубль все назад воротится, а молоточек-самостук любой вещи пропасть не дает или тотчас поломку правит. Три года стояли черти у хуторка, одежу поистрепали, так, что рога, хвост и копыта видать. Не смогли одолеть, да и провалились сквозь Землю к своему Царю. А хоромы их в навоз превратились.
***
Сдобрили тем навозом поля – родила земля.
Дали мне каравай – сказали «не зевай!»
Летела ворона, крикнула «кра!», а я думал «ура!».
Подкинул краюху - до сих пор: не слуху не духу.
Тут и сказочке конец, а кто лайкнет - молодец!