И сказал Чингис-хан: «Величайшее наслаждение и удовольствие для мужа состоит в том, чтобы подавить возмутившегося и победить врага, вырвать с корнем и захватить всё, что тот имеет; заставить его замужних женщин рыдать и обливаться слезами».
Топот десятков тысяч копыт. Вот она — истинная музыка степи. А вой тетивы, пение стрел и лязг боевого железа — это музыка монгола. Хайду вел полтумена к северо-западным рубежам Руси. Бату-хан доверил ему пять тысяч отборных всадников. Шли опятиконь, поставив рулоны свернутого войлока на свободных коней. Таким образом, издалека пятитысячный отряд выглядел двадцатипятитысячным войском...Смоленск должен подчиниться, встать на колени, иначе — все до пепла, до праха, до основания. Есть мнение, что кривичи искусные бойцы. Бред собачий. Сколько пало империй и сколько еще падет! А Смоленск всего лишь маленький прыщ, которому суждено войти в состав Золотой Орды и стать очередным данником Джучиева улуса. Хайду недавно исполнилось сорок лет, и он хотел отпраздновать эту дату очередной победой. Урусы не празднуют сороколетие. Это у них считается дурной приметой. Все они собачьи выкормыши!
Сожалел монгольский джихангир только об одном: слишком уж мал был Смоленск для его честолюбивых планов. Вряд ли взятие этого города кто-нибудь когда-нибудь назовет крупным событием в военной истории.
Хайду происходил из монгольского колена Наймань. В лето Жинь-сюй(1201) найманьские войска потерпели поражение от Чингисхана. Сражение произошло в урочище Чой-дань. Наймани покорились. Много, очень много мужчин этого колена было перебито. Взятых в плен женщин и детей поделили между собой победители. Хайду исполнился один год, когда ярмо дикого степного рабства сдавило его в своих жестоких тисках. Его мать Чор-бцзи крепко глянулась Балгату, одному из лучших батуров Чингиса. Став наложницей в гареме Балгата, она родила двух сыновей, которые по праву рождения получили титул нойонов. А Хайду остался рабом, любимым рабом своего хозяина. Через двадцать лет Балгат умер. Погубило степного воина истовое пьянство. Монгольский обычай суров. Рядом копаются две ямы. Одна для усопшего, а другая — значительно глубже, со специальной нишей. Ниша должна быть под могилой. В нее-то и опускают любимого раба или рабыню. Когда тело Хайду начинало агонизировать, а дух устремляться к Вечному Синему Небу, его вытаскивали наверх, шаман приводил в чувство, а затем вновь опускали и засыпали землей. Так было трижды. Если после третьего раза человек оживал, его отпускали на свободу. А если нет — оставляли под могилой хозяина. Сильный организм молодого найманьца выдержал. Его спросили: чем он хочет заниматься? Вместо ответа Хайду молча протянул руку к мечу. С тех пор минуло еще почти двадцать лет. Медленно, шаг за шагом взбирался бывший раб по крутой лестнице военной иерархии. К сорока годам у него был титул нойона — проблема кастовости у монголов никогда остро не стояла, титул присуждался за доблесть и военные заслуги — полтумена отборной конницы и десятки боевых шрамов на задубевшем от походных ветров теле. Сейчас, ведя войско к стенам Смоленска, он не думал о том, сколько его товарищей погибнет. Иные мысли овладевали военачальником: назначит ли Бату-хан, после падения города, его темником, командиром целого тумена, и полюбит ли его Моналунь. Он бы, конечно, мог взять Моналунь в жены без ее согласия, просто заплатив выкуп, но не хотел. Хайду знает, что такое — неволя. Уррагх. Он несильно ударил пятками под ребра белого жеребца, и тот полетел по ломкой ноябрьской траве, увлекая за собой остальных. Руссы погрязли в междоусобицах, христиане бьются с язычниками. Все города, вздумавшие сопротивляться, пали, а многие из них стерты с лица земли. Смоленск сам на золотом блюде вынесет ключи. Уррагх. А нет? Ну что ж - будет много хабара, красивых женщин и крови. Будет хорошее пиршество для звонких клинков.
- Алиха! - крикнул Хайду, вздыбив коня, - давай сюда этого мальчишку. Пусть едет рядом со мной и показывает дорогу.
Шеренги воинов расступились, пропуская седока, ноги которого были связаны под брюхом стареющей кобылы. Правой рукой он сжимал узду, а левая - по локоть отсутствовала. Пустой рукав крепко был схвачен кушаком и прижат к телу.
- Руку съел что ли? Три дня назад обе сам видел, - удивился Хайду.
- Нет, дяденька,-- Голята всхлипнул, - твои срубили. Откуда мне знать, что огонь ножом нельзя трогать. Я мясо достать хотел.
- Таков обычай. Огонь — это бог. А бог может обидеться и перестать помогать. Но если уже в седле, то значит Чжой-линь не зря слывет одним из лучших хирургов Поднебесной, а теперь уже и не только...Уррагх. Где по-монгольски говорить научился? Мы на Русь совсем недавно пришли.
- А я дяденька, ловкий разумом. Год назад привезли к нам в деревню израненного татарина. Мать давай его выхаживать и выходила. Он еще и подмороженный был. Кто таков? Откель? Так и не сказал. У нас ведь как. Если человек хворый и оружие в руках не держит, значит, не враг. Он давай меня языку вашему научать, а я его — нашему. Все ж мы люди. Войны кончаются, а нам жить, может, вместе дальше придется. Зачем простым-то людям воевать? Простые люди должны хлеб сеять, рыбу ловить, торговать по надобности.
- К Смоленску хорошо приведешь? Откуда путь знаешь?
- С отцом коробейничал. Точно приведу. А вы, дяденьки, уж не воевать ли? Эко силищи-то!
- А там и поглядим. - Хайду уже начинал нравится смышленый мальчишка. Особенно это его «дяденька». - Зависит не только от нас. Откроют ворота, присягнут на верность бунчукам Орды — коней накормим, ясак возьмем, десятиной обложим и уйдем. А коль воевать начнут, все разрушим.
- А вдруг поначалу начнут, а потом одумаются?
- По нашим законам так: если хоть одна стрела вылетела навстречу монголу — смерть.
- А зачем так далеко нужно ездить коней кормить? У вас своего сена мало?
- Тебе сколько лет?
- Шестнадцать.
- Наши дети уже в семь лет знают, зачем нужно далеко коней кормить.
- Ваши всё про коней знают, а наши зато греческой грамоте научаются. Только те, конечно, что христианами значатся. Христиане с язычниками на Масленицу стенка на стенку дерутся. Я тоже дерусь. У меня хорошо получалось. Теперь вот — не знаю! - Голята посмотрел на пустой рукав.
- А ты кто: язычник или христианин?
- Мне, по правде сказать, и тех и других жалко. Так иной раз калечим друг друга. Христос ведь всех любить завещал.
- Значит, христианин. А вот я пришел на твою землю, топчу ее копытами коней, людей убиваю, граблю, разоряю. Что ж и меня любить нужно?
- Да, дяденька. Карать ведь тоже в любви можно. Христос тоже с мечом пришел. Еще про ад и рай могу рассказать. От отца Алексия услышал. Приходит как-то к одному человеку ангел и говорит: «Давай я тебе ад и рай покажу». Взял за руку того и повел. Заводит в первую избу, а там люди сидят вокруг стола, голодные и злые. На столе полный чугунок каши, да толку что: люди дерутся промеж собой, не дают друг дружке ложку до рта донести. Ну, ад, одним словом! Повел ангел человека в другую избу. И там люди вокруг стола сидят, но все счастливые и сытые, а всё потому что один другому ложку с кашей ко рту подносит. Суть-то в том, что на земле тоже ад есть и рай сами люди делают».