Из студенческой общаги Виктора попросили,он снял квартиру и припеваючи стал жить, благо зарплата огромная - некуда деньги тратить. Щедрая душа, многим давал в долг, который, как правило, не отдавали. Вкус у него был отличный, одевался, как актёр столичного театра. Эти немыслимо дорогие вещи покупал на толчке, так назывался в то время стихийный рынок, где можно было купить все- от булавки до пистолета. И конечно, женщины его боготворили. Он никогда плохо не отзывался о подруге, с которой отношения закончились. Никаких непристойностей, грубости, вульгарности в адрес этих женщин не допускал. Настоящий мужик, не то, что нынешнее племя. Он прекрасно танцевал, грамотно танцевал и на всех студенческих вечерах на белый танец его приглашала самая красивая девушка. В день получки он приглашал меня в лучший ресторан Уфы, лучшим был ресторан «Башкирия». В то время выбор злачных заведений был невелик- помнится, я знал только шесть ресторанов. Больше не было. Но самая хорошая кухня была именно в «Башкирии». И мы шли туда. Витька даже в ресторане был оригиналом. Он мог подозвать не официанта, а заведующую залом и спросить её, сколько времени займёт приготовление жареного гуся или молочного поросёнка. Женщина делала большие глаза , и сглотнув комочек в горле, спрашивала, найдётся ли у вас такая сумма, чтобы рассчитаться за столь изысканное и дорогое блюдо. Он спокойным голосом отвечал, что она разговаривает с ним в оскорбительном тоне и требовал немедленно директора, и не меньше,директора сего заведения. Причём обращался он к заведующей не иначе, как милостивая сударыня. Та кипела негодованием, но из последних сил сдерживалась и уходила с высоко поднятой гордой головой. Конечно, никакой директор к нам не подходил, но мы замечали, что за нами из-за ресторанных кулис следят личности, сменяя на этом посту друг друга. Потом нам сообщали, что гусь будет готов через два с половиной часа. Виктор демонстративно засекал время и благодарил заведующую. Потом он заказывал бутылку сухого вина и орешки. Я едва сдерживал смех при виде этого театра, но уже в третье или четвёртое посещение вся обслуга его знала и радушно встречала, в том числе и милостивая сударыня. Они знали, что будет раздача щедрых чаевых да ещё на четвертак обсчитают. Каждый раз при таком празднестве Витька выбрасывал три- четыре сотни рублей. Кто знает то время, середину шестидесятых, тот знает, какие это были деньги. Купец из романов Мамина-Сибиряка и Шишкова! Нет, совсем не так! Человек тратил свои деньги, заработанные честным трудом, своими золотыми руками и светлой головой. Это нынче детки новоявленных коррупционных миллионеров тратят уворованные у народа деньги, потешаясь над этим народом. До очередной получки у Витьки не хватало на хлеб с молоком и мы с ним шли в Уфимский дом офицеров играть в преферанс. Я неплохо играл в эту довольно мудреную игру, но Виктор опять был здесь на недосягаемой для всех высоте. У нас, конечно были условные знаки, всякие ужимки и они помогали выиграть, но главное было не в этом- он как-будто видел карту насквозь и прикуп брал только тогда, когда он обеспечивал ему пруль ( от слов карта прет). А когда он сидел на прикупе, он этот пруль обеспечивал мне. Без полтинника мы оттуда не уходили. Причём наши партнеры по игре- от майоров до полковников, благодарили нас за приятно проведённое время и через месяц ожидали нас здесь же . История повторялась неоднократно. В других местах мы не играли, там могли морды набить.
Однажды вечером я спешил к Виктору, чтобы поработать на кульмане .Делал курсовую работу по теоретической механике. А у Виктора был свой кульман, который он приобрёл с первой получки, зная, что в чертежном зале института нужно занимать очередь для работы на нем. Независимость-одна из его замечательных черт. У меня курсовая горела, а вместе с нею горела и стипендия. У под’’езда меня встречают трое парней и просят закурить. Я курил с семнадцати до пятидесяти семи лет с пятью годами перерывов. Но в этот злосчастный момент курева в кармане не оказалось. Слово за слово. Ты нас не уважаешь, городской, а мы деревня и так далее. короче, началась потасовка, с тремя-то я кое-как справлялся, все они какие-то худосочные были, но вдруг сзади по голове ударили и все поплыло. Очнулся , лежу в колее, в колее вода, апрель был, весна. Двое сидят на мне и один кастетом бьет по морде. Озверел я, подбросил этих двух худосочных и начал месить без разбора. Потом один из них кричит мне: -парень, остановись! Вон наши бегут , тебя убьют. Я очухался, они мне подают шарф, шапку, даже часы увидели, что у меня с руки упали и говорят, беги парень! А куда бежать- скорей в Витькин под’’езд. Третий этаж, помню, Виктор открывает дверь и отшатнулся, меня увидев. На мне не лицо, а кровавое пятно, сколько раз кастетом парнишка по мне ударил, не знаю, в отключке был от удара сзади. Вероятно, эти удары и вернули мне сознание. Разделся, пошёл в ванную мыть морду лица. С мылом мою и ору от боли. Потом Витька все обработал ватным тампоном, в одеколоне смоченном. Ещё больше ору. Но молодость есть молодость. Стакан вина приводит меня в порядок. Смотрю, у Витьки гостья, квартира двухкомнатная хрущёвка, комнаты смежные. Дальняя комната Витькина. Там стол накрыт, полумрак, свечи, цветы, вино, фрукты и девушка оченно привлекательная. Все в стиле Виктора, любил он из обыденного делать таинство. Меня приглашают за стол, сажусь, начинаю уплетать все подряд, вдруг звонок в дверь. Виктор говорит, иди , спрячься в кладовку. Кладовки были в таких типовых панельках во всю комнату и глубиной больше метра. Я в эту кладовку шмыг и слушаю такой разговор вошедших людей с Виктором. Они говорят, что около дома была жестокая драка, в которой их товарищу было нанесено серьезное увечье. Его увезла скорая помощь, а виновник этой травмы скрылся в вашем под’’езде. Вот мы ходим и все квартиры проверяем. Витька говорит, пожалуйста, смотрите. Они проходят в комнату, затем в другую, видят этот уютный интим, мирно сидящую девушку и делают вывод, что в такой обстановке нет места преступнику. А я в кладовке нащупал гвоздодёр и в руке его лелею. Думаю, убивать ведь будут, а с оружием пробьюсь. Не посмотрели в кладовку, ушли. Утром я в травмпункт на Благоева ,единственный был тогда в Уфе. Нос сломан, затычки какие-то в него заткнули и говорят, две недели ртом подышишь, а то нос провалится и будешь, как сифилитик. Врачи молоденькие, ржут надо мной. Губа верхняя рассечена насквозь, ставят швы и скобки. Спрашивают, где тебя так? Отвечаю,что вчера накушался и с лестницы грохнулся прямо мордой об ступеньки. Ладно, так и запишем, и опять смеются. Люди были в то время, люди добрые и щедрые. Это меня спасло, они и фамилию другую записали и причину травмы. Через месяц я их нашёл и цветы с шоколадом принёс. А они не помнят, я напомнил, они говорят, вот ведь какого красавчика спасли. Менты к ним приходили, интересовались.
А Витку начали таскать по прокуратурам и ментовкам.Кто-то видел,как я утром с разбитой харей из этого под’’езда выходил. Виктору в прокуратуре грозят сроком за укрывание преступника. Витька терпел, терпел, потом в один день уволился с завода и пропал. Пропал на семь лет. Появился он в Уфе с молодой женой на сносях, нашёл меня и все рассказал. Как его по прокуратурам таскали, как его менты в кутузке держали за несговорчивость. Вот какими бывают настоящие друзья: ради благополучия друга бросил любимую работу, любимую женщину , родной город и двинул куда-то в Сибирь на лесозаготовки, где затерялся в её необ’’ятных просторах. И семь лет молчания , чтобы каким-то образом не навести на меня правоохранителей. Хотя я и был ни в чем не виноват, но я был один, а их много. И они все свидетельствовали, что я первый начал драку. ( это ещё не окончание)