Катя осталась ждать Ивана в коридоре. Приёмная ректора университета была просторная и светлая. Современная офисная мебель функционально заполняла помещение приёмной. В приёмной было тихо и безлюдно. Иван притянул дверь, она закрылась с мягким щелчком. И тут же из-под стола материализовалась девушка, она была хрупкая и небольшого роста, а за массивным столом казалась девочкой–подростком.
– Ой, здравствуйте, – засмущалась девушка, увидев Ивана. – А я вот карандаш поднимала, укатился под стол. А вы по какому вопросу?
– Здравствуйте, меня зовут Иван Степанович. А как вас, милая девушка, зовут? – Иван улыбнулся самой доброжелательной улыбкой.
– Жанна, – ответила девушка.
– Жанна, я ищу девушку вот с этой старой фотографии, она выпускница вашего университета. Помогите мне. Ведь, наверняка, в личном деле, имеются какие-нибудь координаты, по которым можно найти её.
– Да чем же мне вам помочь? К личным делам у меня нет доступа. Да и это только с разрешения ректора. Знаете что? Вы в архив обратитесь к Вере Михайловне, она заведующая архивом. Кстати, она тоже выпускница нашего университета, только очень давно училась. Архив у нас на первом этаже справа в конце коридора.
Иван покидал приёмную, когда Жанна не преминула посоветовать ему:
– Вы только придумайте что-то посерьёзнее, а то такое: «мне нужно найти девушку» с Верой Михайловной не прокатит, – сказала Жанна.
Веру Михайловну обнаружили в небольшой комнатке, на двери которой была табличка с надписью «Заведующая архивом». Вера Михайловна высокая худая женщина с трудно определимым возрастом, но не менее пятидесяти лет. Она была в парике, изображающем стрижку «сэссун», макияж на лице выражался в синих веках и красных губах. Вера Михайловна пила чай из большой кружки. Торт, который Иван прихватил в соседнем с университетом магазине, Вера Михайловна приняла с удовольствием.
– Вера Михайловна, – начал Иван после того как он и Катя, придумав на ходу, представились корреспондентами газеты «Подвиг», – мы делаем репортаж по старым фотографиям, опубликованным в нашей газете, нам нужна ваша помощь.
Вера Михайловна, почувствовав важность момента, приосанилась, приняла величественную позу, и повелительно глядя на Ивана, произнесла:
– Какую помощь вы от меня ждёте, уважаемые?
– Нам нужна информация из личного дела выпускника вашего университета… – Иван недоговорил, потому, что Вера Михайловна моментально вышла из образа всемогущей и зашептала:
– Да вы что? Я не имею права без разрешения ректора. Разрешение у вас есть?
– Вера Михайловна, наша редакция готова оплатить ваши труды, – видя, как после этих слов Вера Михайловна погрузилась в маету, не теряя инициативы, Иван развернул газетный лист с фотографией, – вот по этой фотографии мы готовим репортаж, – и положил лист перед ней на стол.
Вера Михайловна, надев очки, посмотрела на фотографию:
– Это же Фёдор Анисимович, наш преподаватель, – и вопросительно посмотрела на Ивана, на Катю Вера Михайловна решительно не обращала своего внимания.
– Про Фёдора Анисимовича мы собрали информацию. Нам бы про девушку узнать.
Вера Михайловна снова пригляделась к фотографии:
– Про Машку, что ли? – вопрос прозвучал недоброжелательно.
Иван увидел, как встрепенулась и напряглась Катя. Иван взглянул на Катю, давая понять, что бы молчала, Катя с пониманием успокоилась и сделала равнодушное выражение лица.
Иван широко улыбнулся:
– Вера Михайловна нам повезло с вами. Вы лично знали эту девушку?
– Машку-то? Конечно. Мы учились на одном курсе. Если и были и неё подруги, то это я, – сообщив это, Вера Михайловна замолчала, поджав губы и скрестив руки на груди, а для большего эффекта, она подняла голову и посмотрела на Ивана свысока. Наступила неловкая пауза. Иван не дал затянуться паузе, оценил ситуацию и произнёс:
– Вера Михайловна, вы очень ценный для нас информатор. Вам просто нет цены.
Комплимент понравился Вере Михайловне, она покрылась румянцем, заулыбалась и расслабилась. Иван подумал: «клиент готов», и обратился к Кате:
– Катенька, вы записывайте, а мы с Верой Михайловной будем беседовать.
Катя всё поняла, подобострастно кивнула Ивану, достала из сумки блокнот и ручку и приняла рабочую позу в ожидании ценной информации.
– А что рассказать вам? – растерянно спросила Вера Михайловна.
– Вы рассказывайте всё, что знаете про подругу, а мы сами решим, что использовать для статьи. Мы же журналисты, мы разберёмся, – и улыбнулся Вере Михайловне, чем очень её смутил.
– Это Машка Озорина, – начала рассказывать Вера Михайловна и ткнула пальцем в газетный листок. – Почему она с Фёдором Анисимовичем фотографировалась, не знаю. Она вообще была выскочка, вечно лезла на показ.
– Вера Михайловна, почему вы считаете её выскочкой? Пожалуйста, поподробнее.
– Выскочка, и есть выскочка. Я почему-то не фотографировалась с Фёдором Анисимовичем, – безапелляционно заявила Вера Михайловна.
– Да, да, конечно, – легко согласился Иван.
– Машка пришла к нам учиться на четвёртом курсе, а до этого училась за границей в ГДР, там они и жили, родители у неё военные были. Парни все сразу повернулись в её сторону. Ещё бы! Заграничная штучка! Она и старалась: наряды меняла почти каждый день, да все тряпки заграничные, не наши. Не красила ни глаза, ни губы специально, чтобы все видели, что она от природы красивая. А для чего тогда косметику оттуда привезла? Вот скажите мне. – Вера Михайловна посмотрела на Ивана вопрошающе, и тут же ответила: – А чтобы нам её раздать: нате, мол, пользуйтесь, коли природа вас обидела. – Вера Михайловна отвела глаза в сторону, погрузилась в воспоминания, – а косметика хорошая была! – Тут же опомнилась и продолжила: – Какая-то она странная была: на танцы не ходила. В кино редко ходила, а вот театр посещала регулярно. Я думаю, что цену она себе набивала. С парнями дружила, а так, чтобы с кем-то с одним встречаться, так нет! Уже перед выпуском стала с одним парнем встречаться. Вот столько парней хороших вокруг неё крутилось, а она у Лидки Фёдоровой парня увела. А Лидка ведь с красным дипломом закончила институт. Машка-то до красного диплома не дотянула, как ни старалась. – Вера Михайловна довольно засмеялась. – А Лидка, дурочка, подарки от неё принимала. Машка ей на день рождения такого большого медведя подарила, мягкую игрушку. Парня у неё увела и решила подарками откупиться. Лицемерка!
– Вера Михайловна, а Лида с Машей подругами были? – спросила Катя.
Вера Михайловна, едва ли не в первый раз, посмотрела на Катю, сразу перевела взгляд на Ивана и сказала:
– Лидка пресмыкалась перед Машкой. А подруга у Машки я была, – Вера Михайловна поджала губы и замолчала.
Иван с упрёком посмотрел на Катю, та всё поняла, пожала плечами, глаза говорили: «Ну, извини, больше не буду». Нужно было спасать положение. Иван глубоко вздохнул и произнёс задумчиво:
– Да. Вот уж точно лицемерка.
– Ещё какая! – оживилась Вера Михайловна. – У Лидки со зрением были проблемы, она очки носила, так вот, Машка ей где-то линзы достала и сама оплатила их. Представляете? – посмотрела на Ивана в ожидании произведённого эффекта, а Иван не знал, как отреагировать на это, вернее, он знал, но вряд ли это понравится Вере Михайловне. Иван покачал головой и поцокал языком в надежде, что она оценит его реакцию подобающе.
– Лидка всегда носила очки и мечтала от них избавиться. А Машке мало было внимания, так она ещё решила отличиться. Роль доброй феи решила на себя примерить. А деньги, что не дать, если они есть.
– А денежки у Машки водились? Да, Вера Михайловна? – ехидно спросил Иван.
– Она же пенсию за родителей получала. Родителей-то у неё не было. А пенсия хорошая была!
– Да, интересно, где сейчас эта Лидка? – как бы, между прочим, спросил Иван.
– Уехала она к себе на родину, в Белоруссию, теперь уж за границу.
– Ну, а Машка с парнем, которого увела у Лидки, как?
– Поженились они с Владом. Я её видела, беременную. Такая счастливая, вся светилась от счастья. Вот сколько в этой Машке цинизма, а?
– А что такое, Вера Михайловна? – участливо спросил Иван.
– Так ведь, бросила она ребёнка. Оставила она своего Влада с ребёнком на руках. Как собака на сене: у Лидки украла парня и сама не попользовалась.
– А где жила Маша? В общежитии?
– Квартиру снимала, – злорадно заявила Вера Михайловна. – У неё и своя собственная квартира была, только в другом городе. Не помню в каком. В каком-то районном центре. У неё родители военные были, погибли и оставили ей квартиру, и пенсию хорошую она получала. Вот повезло ей!
– В каком смысле повезло? – в растерянности спросил Иван. Он непроизвольно вышел из образа союзника Веры Михайловны.
– Ну, квартира и пенсия. Мы-то на общежитских койках ютились, да на стипендию жили.
– А, ну да, – согласился Иван.
– А, вот ещё что… – что-то вспомнив, встрепенулась Вера Михайловна. – Ей, Машке, предложили работу здесь на кафедре, так ведь она отказалась. – Вера Михайловна снова посмотрела на Ивана многозначительно с ожиданием произведённого эффекта.
– А почему она отказалась? – устав потакать Вере Михайловне спросил Иван.
– Ну как… она же считала себя птицей высокого полёта, ждала чего-то большего от жизни.
– Вера Михайловна, можно посмотреть личное дело Озориной?
– Молодой человек, я четвёртый десяток здесь работаю. Вы понимаете, о чём я говорю?
Иван не понимал, но признаться в этом не решился.
– Вера Михайловна, пожалуйста…
– Я потому здесь работаю столько лет, что мне доверяют.
Иван вытащил из нагрудного кармана деньги и аккуратно положил на стол перед Верой Михайловной. Четыре бумажки по пятьсот рублей растопили сердце Веры Михайловны.
– Ладно. Сидите здесь, сейчас принесу, – и скрылась за шкафом, оказалось, что там была дверь в архив.
Иван и Катя слышали шум выдвигающихся железных ящиков. Железный шум продолжался ещё какое-то время, потом всё стихло. Наконец-то дверь открылась и очень медленно вышла Вера Михайловна. Прошла и села на своё рабочее место.
– Вера Михайловна, с вами всё в порядке? – осторожно спросил Иван.
– Не знаю, – Вера Михайловна посмотрела на Ивана каким-то затуманенным взглядом. – Личного дела Озориной нет. Все есть, а его нет.
– Вы уверены?
- Абсолютно. Не числится, я проверила, – и развела руками.
Немного успокоившись, Вера Михайловна вдруг сказала:
– Вы там, в своей газете напишите, что Машка была не жадная. Она мне свою одежду давала носить, и в столовой за меня платила. А Влад, он даже на Лидку не смотрел. Это она по нему сохла.
Вера Михайловна неожиданно пристально посмотрела на Катю и сказала:
– А вы, девушка, чем-то мне Машку напоминаете… – опять посмотрела на Катю, щурясь и вытянув шею, и добавила: – только Машка добрая была, а вот вы не знаю…
Вера Михайловна помолчав секунды, как будто на что-то решившись, сказала:
– Вот возьмите, телефон Лидки. Она мне звонила недавно. Просьба ко мне образовалась, так сразу вспомнила, – Вера Михайловна нацарапала карандашом на листке бумаги номер телефона, и протянула листок Ивану.
Прощаясь, Вера Михайловна спросила:
– Когда газета выйдет?
– Понимаете, Вера Михайловна, у вас в городе этот номер не выйдет, только в нашем городе, - стал выкручиваться из ситуации Иван.
– В каком городе? – проявила настойчивость Вера Михайловна.
Иван нехотя назвал свой город, потому, что обманывать Веру Михайловну ему стало стыдно, ещё потому, что никакое другое название на ум не пришло.
– Вот именно! – воскликнула Вера Михайловна. – Именно в этом городе и была у Машки квартира!
Вот так и получилось, что самую ценную информацию получили напоследок и совершенно случайно.
– Теперь я знаю, почему папа выбрал этот город, – грустно сказала Катя уже в машине.
Она вспомнила всё, что узнала о Маше Озориной. Перед ней предстал образ Маши: красивая, умная, независимая, любящая и любимая, которой не чуждо счастье материнства. Что может заставить женщину отказаться от материнского счастья? Любовь или смерть? История Маши не заканчивается смертью. Любовь? Любовь к другому мужчине? Иногда любовь к мужчине бывает сильнее, чем любовь к ребёнку, но это противоестественно, это против природы, но такое бывает. Такие женщины, считала Катя, моральные уроды, да и не женщины вовсе, а так, человеческие особи женского пола. Нет, не может быть Маша такой. Катя думала о Маше Озориной и проводила параллель с мамой, для неё это были две разные женщины, между ними была грань, тонкая, но пока непреодолимая для Кати. Катя в детстве страдала без мамы. У всех мама была, а у неё не было. Папа старался изо всех сил заменить Кате маму, даже научился заплетать ей косички, а она, зайдя за угол дома, распускала их и заплетала заново, потому что папы не умеют это делать правильно, как бы ни старались. Где-то в глубине души осталось чувство обиды на судьбу или на обстоятельства, которые сложились не в её пользу. С годами обида не крепла, но и не покидала Катю, устроилась она в дальнем уголке сознания, свернувшись клубком, как маленький обиженный котёнок. А причиной этому была мама, которая ведь была когда-то у Кати, и, наверное, есть и сейчас. Но где она сейчас и с кем? И почему ни разу за столько лет не поинтересовалась жизнью Кати. Вот эта обида мешала Кате отождествлять Машу Озорину с мамой. Катя очень хотела знать, что случилось с Машей, и она должна знать, что случилось с мамой. Что будет делать с этим багажом правды, Катя не знала.
________________________________________
Лидия Сергеевна оказалась внешне приятной женщиной, с кудрявыми короткими волосами, обрамляющими круглое лицо с большими глазами. Глаза действительно были большие и выразительные, хоть и прятались за очками.
Лидия Сергеевна посмотрела на Катю через экран монитора компьютера и сказала:
– Спрашивай Катя. Всё, что знаю, скажу.
Лидия Сергеевна, увидав замешательство Кати, пришла ей на помощь:
– Катя, я правильно поняла, ты ищешь маму?
– Нет. Я просто хочу хоть что-то узнать про Машу Озорину, – нервно ответила Катя, стыдясь своего раздражения.
– Ну, хорошо, – вздохнула Лидия Сергеевна. – Я ведь немного могу рассказать о Маше, только студенческие воспоминания.
Катя осознала, что Лидия Сергеевна правильно её поняла, и устыдилась, что назвала маму Машей. Катя почувствовала себя предателем, как будто она отказалась от близкого и родного человека, отказалась от мамы. Но, тут же себя успокоила тем, что не она первая пошла на предательство. От этой мысли ей стало ещё хуже, ещё стыднее. Странно, но Лидия Сергеевна молчала, пережидая смятения Кати, как будто всё читала по её лицу.
– Лидия Сергеевна, мне всё интересно знать о маме, – сказала Катя, и ей стало легче.
– Мы познакомились с Машей, когда она пришла к нам в институт на предпоследний курс, – начала Лидия Сергеевна спокойно, со вздохом. – Подружились не сразу. Она вообще ни с кем не сближалась первое время, как-то сторонилась всех. Мы знали, что она вместе с родителями жила в ГДР, в Германии значит. Родители у неё там погибли. Где она училась до нашего института, не знаю. Она неохотно на эту тему говорила. Училась легко, как будто всё ей было знакомо. Мы на сессии ночами не спали, готовились, волновались, а она спокойно так, словно ей всё равно было: сдаст экзамен или не сдаст. И при таком отношении к учёбе Маша ведь училась хорошо. Если бы она хоть немного постаралась, то точно с красным дипломом закончила институт. Мы как-то незаметно с Машей подружились. Она первая сделала шаг к нашей дружбе. Я сейчас понимаю, что жалость её к этому шагу подтолкнула. Меня она пожалела. – В этом месте своего рассказа Лидия Сергеевна тихо загрустила, но продолжила, – парень на нашем курсе учился, нравился он мне. А он на Машу посматривал. Хотя на неё все парни засматривались.
Катя ждала, что Лидия Сергеевна назовёт имя парня. Но этого не произошло.
– Я сначала очень злилась на Машу, но когда осознала, что она ни в чём передо мной не виновата, успокоилась. Ведь у меня не было шансов, так бы и мучилась от безответной любви. Дружба с Машей много мне дала… Странно, – Лидия Сергеевна усмехнулась, задумалась на секунды и продолжила: – мне однажды Маша сказала именно такие слова. – Лидия Сергеевна помолчала, отвела взгляд.
Катя поняла, что между Лидой и Машей была настоящая дружба.
– Маша очень сильно переживала потерю родителей, – продолжала Лидия Сергеевна. – Это естественно, такое трудно пережить. Но ведь говорят, что время лечит. А Маша говорила, что время плохой доктор. Мы ведь почему с Машей быстро нашли общий язык? Я не любитель публичных мест, шумных компаний, всех этих студенческих, как сейчас говорят, тусовок. А Маша тоже этого не любила, или не хотела. На танцы мы не ходили, в кино редко, только когда фильм нас интересовал. Однажды, на Новый год, я собиралась домой и рассказывала Маше, как меня ждут дома, как готовится мама, отец. Спросила, а где она будет встречать Новый год и с кем. Маша ответила: «Не знаю, наверное, одна дома». Я её пригласила к нам. Вот в этот дом. – Лидия Сергеевна развела руками, показывая пространство, в котором она находилась.
Катя обратила внимание на комнату и отметила, что комната была просторная, светлая и вполне уютная.
– Сейчас мы расширили наш дом, второй этаж достроили. Семья-то большая. Мама с папой, слава богу, с нами. А тогда дом был небольшой, а жили мы небогато. Я стеснялась этого. Маша для меня была как будто из другого мира. Но делать было нечего, я уже пригласила её к себе. Она согласилась сразу и сильно обрадовалась. Мы купили билеты, Маша набрала подарков и гостинцев разных. Я по телефону предупредила родителей. Напугала их, – при этих словах Лидия Сергеевна засмеялась. – Помню, заходим мы с Машей во двор, мама с отцом нас встречают. Прижались друг к другу и стоят как два истукана, молчат и только улыбаются. Я когда домой приезжала одна, то столько шуму было. Отец у меня простой работяга, мог и матом что-нибудь завернуть, а тут стоят, молчат и улыбаются. Но всё легко прошло, Маша умела разрядить обстановку. Мы потом с ней на всё лето приехали к нам. А уж следующие каникулы она не поехала, тогда она уже с Владом была. – Тут Лидия Сергеевна пристально посмотрела на Катю и спросила, – Катя, ты понимаешь, о ком я говорю?
– Да, Лидия Сергеевна, вы продолжайте, – поторопила её Катя, опасаясь вопроса об отце.
– Родители очень хорошо к Маше относились, как к родной. Отец у меня любит покомандовать, особенно когда выпьет свою любимую настойку на пряных травах. Нет, он не пьяница, просто иногда выпьет, совсем немного. А я, в девчонках, с ним спорила, а иногда и огрызалась. Однажды Маша мне сказала: «Я тоже иногда с папой спорила. Сейчас бы вернуть всё назад, ни слова, ни взгляда против родителей не допустила. Непоправимо – это когда ничего уже нельзя исправить, как бы ни хотелось, а жить с этим очень тяжело». – Лидия Сергеевна, в который раз, погрузилась в раздумье, хоть и недолгое, но многозначительное.
Катя сердцем почувствовала всю пронзительность этих слов. Вспомнила отца, вспомнила его упорные и бесконечные попытки примириться. Вспомнила свои, такие же упорные, отказы от примирения. Глаза наполнились слезами, она поняла, что сумела и, главное, успела избежать непоправимой ошибки. Она вспомнила и даже, кажется, почувствовала руку отца в своих ладонях. Картинка из прошлого промелькнула в сознании Кати: отец лежит на больничной койке и одной рукой сжимает Катину руку, а другой гладит её по голове, как в детстве. Пальцы отца были холодные, и Катя всё поняла. Она прижалась щекой к его руке и так сидела и молчала. Молчал и отец. Они молчали, потому что всё хорошее успели сказать друг другу. Успели! Доктор предусмотрительно выставил Катю из палаты, сославшись на то, что больному необходим покой. Катя осталась ждать в больничном коридоре, всё же надеясь на чудо. Но чуда не произошло. Через час отец умер.
– ... я получала стипендию, и родители высылали, сколько могли. – Рассказывая, Лидия Сергеевна не смотрела на Катю, взгляд её был задумчивый, и смотрела она куда-то в сторону. Катя поняла, что часть рассказа пропустила. – Доходы у Маши были намного больше, чем у меня. Она ведь пособия за родителей получала и стипендию. В общежитии не жила, она комнату снимала, но часто приходила к нам и обязательно с полными пакетами продуктов. Она вообще как-то легко с деньгами расставалась. Подарки любила дарить, да не безделушки всякие, а хорошие подарки. И совсем не расстраивалась, когда у нас деньги кончались, а до следующих ещё было несколько дней. Я могла впасть в панику, а она нет. – Лидия Сергеевна посмотрела на Катю повеселевшим взглядом и сказала: – удивительно, но мне стало жить легче, когда мы с Машей подружились. У неё был свой особенный взгляд на жизнь. Маша научила меня справляться с мелкими жизненными неприятностями. Институт мы благополучно окончили. Я уехала домой. Осенью получила приглашение на свадьбу Маши и Влада. Но поехать не смогла, у нас отец заболел. С Машей и Владом мы постоянно общались по телефону. Потом ты родилась. Влад мне позвонил ночью, кричал в трубку: «Лидуха, дочка у нас! Катя!». Маша позвонила, когда из больницы выписалась. Катя, я не знаю что тебе ещё рассказать, – неожиданно закончила Лидия Сергеевна.
– И вы больше не встречались с мамой? – спросила Катя, понимая, что лёгкая и непринуждённая часть беседы закончилась.
– Нет. С Владом встречались, когда он уже один был, то есть, с тобой, – с тяжёлым вздохом ответила Лидия Сергеевна.
– Расскажите.
– Звонки от Маши внезапно прекратились, я звоню Владу, а он: «Маши нет, она уехала». И так несколько раз. Мне случилось поехать в Москву, позвонила Владу, спросила, сможем ли встретиться. Встретились. Он рассказал, что Маша уехала в длительную командировку. «Так надо», «так правильно» и всё в таком духе.
Лидия Сергеевна не могла Кате рассказать что она чувствовала, когда узнала, что Маша «скрылась в неизвестности». Именно так Лида думала после встречи с Владом. Были ещё телефонные разговоры с Владом. И всегда Лида оставалась с тяжестью на сердце и с непонятными подозрениями в адрес Влада, чего она стыдилась и боялась. На настойчивые вопросы Лиды о местонахождении Маши, Влад отвечал уклончиво и не очень убедительно, но твёрдо и с лёгким раздражением заканчивал разговор на эту тему. Лида понимала, что у Маши никого нет кроме Влада, а, значит, никто её искать кроме него не будет. Вопрос, нужно ли искать Машу, так и остался для неё открытым. И чувство недоверия к Владу не пропадало.
– Там же в Москве я встретилась с Верой, – продолжила Лидия Сергеевна, – мы учились с ней и жили вместе в общежитии, в одной комнате. Она мне сказала, что Маша бросила Влада вместе с ребёнком. Я не поверила. Катя, а что папа тебе рассказывает? Прости, что спрашиваю. Кстати, как он?
– Папа умер в прошлом году.
Лидия Сергеевна тихо ахнула, закрыла руками рот, потом глаза. Она плакала.
________________________________________________________
Павел Анатольевич, председатель городского законодательного собрания спешил утром на работу. Подходя к зданию администрации, он заметил машину с московским номером. Из машины вышел молодой мужчина в джинсах и рубашке с короткими рукавами, с короткой и очень аккуратной «волосок к волоску» стрижкой, с накаченной в меру мускулатурой и, как показалось Павлу Анатольевичу, с военной выправкой.
– Горбунов Павел Анатольевич? – деликатно преградив путь Павлу Анатольевичу, спросил москвич, хотя вопрос был больше похож на утверждение.
– Да. Я Горбунов Павел Анатольевич.
– Пройдите в машину, – и рукой показал на открытую дверь машины.
Павел Анатольевич без вопросов направился в машину. Он был не понаслышке знаком с военной дисциплиной и, наверное, поэтому сразу понял, кто здесь будет задавать вопросы. В машине он в этом окончательно уверился после того, как увидел предъявленное ему удостоверение сотрудника государственного ведомства такого статуса и с такими полномочиями (вот здесь Павел Анатольевич поставил восклицательный знак), что желание задавать вопросы и вовсе отпало.
Павел Анатольевич расположился на заднем сиденье машины, а пригласивший его молодой человек на переднем пассажирском. На водительском месте находился ещё один мужчина, такой же невозмутимый, как и первый. На приветствие Павла Анатольевича он не ответил.
– Павел Анатольевич вы запросили информацию по Озориной Марии Игоревне. С какой целью? – спросила спина с пассажирского места (ни тот, ни другой головы не повернули в сторону Павла Анатольевича).
В те короткие мгновения, пока не прозвучал вопрос, Павел Анатольевич размышлял о причине столь неожиданного интереса такой серьёзной структуры к его скромной персоне. И это оказался самый неожиданный для него вопрос. Ему очень хотелось оградить Катю от общения с этим «государевым человеком», но это было невозможно. Он вынужден был сказать, что это была просьба его хорошей знакомой.
– Имя, фамилия вашей знакомой? – вопрос был задан без эмоций, тоном, не допускающим возражений.
– Катилюте Екатерина, отчество не знаю.
Ответ заставил москвича повернуться к Павлу Анатольевичу, и в его глазах было удивление. Он моментально справился с эмоциями и сказал:
– Посидите в машине, мне нужно позвонить, – и вышел из машины, и захлопнул дверь.
Павел Анатольевич видел, как он разговаривал по телефону, потом просто стоял и чего-то ждал. Выяснилось, что ждал ответного звонка. Ему перезвонили, он выслушал и направился к машине. Всё это время водитель сидел, не говоря ни слова и даже не шевелясь. Павел Анатольевич подумал: «робот, что ли?», и у него появилось желание потрогать пальцем плечо робота, но тот вдруг кашлянул и слегка шелохнулся. Вернулся «главный», так его окрестил Павел Анатольевич, и сказал:
– Павел Анатольевич, завтра в пятнадцать часов Екатерина Владиславовна должна быть у вас в кабинете, – и добавил: – не беспокойтесь за неё, всё будет хорошо.
И тут же попрощался, не допуская вопросов.
На следующий день за пять минут до назначенного времени Иван подвёз Катю к зданию администрации города, и обратил внимание на «Мерседес-Бенц» с московскими номерами. Катя скрылась за входной дверью администрации, а Иван с Ариной остались ждать в машине. Тем временем Катя уверено подходила к кабинету Павла Анатольевича. Зашла в приёмную, прикрыла за собой дверь. Секретарь, женщина средних лет приятной внешности, спросила:
– Екатерина Владиславовна? – и получив утвердительный ответ, тут же указала на дверь в кабинет Павла Анатольевича: – прошу вас.
Катя вошла в уже знакомый ей кабинет. Ей навстречу вышел незнакомый мужчина с безупречной внешностью. Он подошёл к Кате и представился:
– Екатерина Владиславовна, добрый день. Меня зовут Михаил Николаевич. Прошу. – И предложил сесть на стул, предусмотрительно выдвинув его из-за стола. Потом посмотрел на Павла Анатольевича, тот всё понял и вышел из кабинета.
– Екатерина Владиславовна, Вы занимались поисками Озориной Марии Игоревны. Вы знаете, кто она? – мужчина смотрел на Катю каким-то особенным взглядом, наверное, его можно назвать профессиональным.
– Догадываюсь. Мама.
– Вы совершенно правы. – Мужчина ткнул пальцем в лежащий рядом на столе планшет, повернул и придвинул его к Кате. Катя оторвала взгляд от мужчины и посмотрела на экран планшета. Там был текст и начинался он с обращения к ней. «Здравствуй Катя. Зная, что ты сейчас читаешь моё письмо, не могу справиться с волнением. Катя, ты ждёшь от меня объяснений? К сожаленью, время объяснений не пришло. Ты, наверное, не поверишь мне, но я тебя люблю. Поверь мне, я знаю, что такое любовь. Я люблю тебя. Люблю Родину. В моём случае это не пафос. Я надеюсь, что придёт время, когда мы с тобой встретимся. Береги себя и Стёпу. Мама».
Прочитав письмо один раз, Катя плохо осознала прочитанное. Она растерянно посмотрела на мужчину, но он молчал и явно не собирался ничего объяснять. Катя ещё раз прочитала письмо и задумалась, осмысливая прочитанное.
– Екатерина Владиславовна, я надеюсь, вы понимаете, что поиски не стоит продолжать? – голос мужчины вывел её из оцепенения.
– Да, – вяло ответила Катя.
– Вы, действительно, всё поняли? – в голосе добавились металлические нотки.
– Предельно, – твёрдо ответила Катя.
– Вот ещё. Вам передали, – сказал мужчина и протянул небольшой элегантный конверт. Он встал, дав понять, что встреча закончена.
– Всего доброго, Екатерина Владиславовна, – и вышел из кабинета, прихватив планшет и не закрыв за собой дверь.
Катя кивнула головой и тоже вышла из кабинета.
Иван с Ариной с нетерпением ждали её у машины. Катя подошла с растерянным видом, и они все торопливо устроились в машине. Катя не стала томить ожиданием Ивана и Арину и сразу выдала главную новость:
– Мама нашлась, – сказала она и посмотрела по очереди на них.
Она рассказала о встрече и пересказала письмо. Удивительно, но она его запомнила слово в слово.
– Иван, я ничего не понимаю. Шпионские страсти какие-то, – закончила Катя и с мольбой посмотрела на Ивана.
– В самую точку… – задумчиво произнёс Иван.
– В смысле? – Катя пристально посмотрела на Ивана.
– Катя, это был сотрудник внешней разведки. – Иван не шутил, это было совершенно точно.
Маша Озорина – умная, красивая девушка, с высоким чувством патриотизма. Маша умела любить, умела дружить. Маша умела жертвовать. Она радовалась в ожидании ребёнка, строила планы на будущее, и эти планы были счастливые, и они были связаны с семьёй, с любимым мужем и дочкой. И всё это осталось в другой жизни, добровольно пожертвовано ради… Ради чего? Катя поняла, что нельзя проводить параллель между этими двумя ценностями. Нельзя сравнивать несравнимое. Как нельзя сравнивать свет и тепло, любовь и доброту. И это не жертва, это выбор. Выбор, который может сделать сильный духом человек. И Маша Озорина именно такой человек. «Мама – именно такой человек», – поправила сама себя Катя. Катя в сотый раз вспомнила короткое письмо мамы, вспомнила всё от первого до последнего слова, поняла и поверила маме. Котёнок-обида, в дальнем уголке сознания Кати, вдруг проснулся, потянулся, выгнув спину, и вальяжно ушёл, мяукнув на прощание.
__________________________________
Подготовка к встрече Нового года шла полным ходом. Катя и Арина суетились вокруг ёлки. Стёпка помогал Ивану чистить двор от снега.
– Арина, самое главное не сказала. Слушай, – Катя понизила голос, как будто их мог кто-нибудь услышать, – мне на электронку пришло приглашение на отдых в Баварию, летом. Я бы и не обратила на это внимание, мало ли какие приглашения присылают. Но, в этот же день мне позвонил Михаил Николаевич. Но, помнишь кто это? – Арина кивнула, Катя продолжила, – и порекомендовал воспользоваться данным предложением. Так и сказал: «Екатерина Владиславовна, вы уже смотрели свою почту? Я вам рекомендую воспользоваться данным приглашением, и возьмите с собой на отдых сына». Вот. Арина, – зашептала Катя, – я думаю, что с мамой встречусь. Наверное, как Штирлицу, где-нибудь в кафе нам встречу устроят, – и засмеялась.
______________________________________________
К вечеру Катя со Стёпой вернулись в гостиницу. Ещё один день прошёл в Мюнхене, но главного события не произошло.
Следующий день Катя со Стёпой провели в бассейне. А вечером согласились посетить Олимпийскую башню. Экскурсию предложила девушка, которая работала гидом в русской туристической компании.
Катя и Стёпа вместе с небольшой группой туристов на комфортабельном микроавтобусе прибыли к Олимпийской башне. Лифт поднял их на смотровую площадку, где уже с десяток туристов любовались красотами расстилающегося внизу города. Вечерний Мюнхен с высоты птичьего полёта завораживал своей красотой и величавостью. Наступали сумерки, и город постепенно зажигал огни. Площадка была открытая и обдуваемая ветром. Катя не предусмотрела это. Закрывая Стёпу от ветра, она прижала его к себе.
– Вот, возьмите-ка, наденьте на малыша. – Услышала Катя русский говор.
Женщина протягивала Кате кофту, белую женскую кофту.
– Возьмите, возьмите, – настаивала она, и сама укрыла Стёпу и прижала к себе.
– Вы первый раз в Мюнхене? – спросила женщина. И не дожидаясь ответа, спросила, – хотите я буду вашим гидом?
– Хочу, – шёпотом ответила Катя.
Стёпка через голову посмотрел на женщину, она ему улыбнулась и ещё крепче прижала к себе.
