Выпускные экзамены по каждому предмету мы с Татьяной сдавали или в одни и те же дни, или с небольшим сдвигом. Но выпускной вечер в училище прошел в день вручения нам аттестатов зрелости, а в школе № 20 он планировался позже.
Сразу после вечера наш выпуск выехал в летний лагерь, где мы готовились к принятию Военной присяги. И там как-то на досуге в группе ребят нашего взвода зашел разговор о любви, верности. В частности, о том, как в дальнейшем сложатся отношения с девушками, с которыми мы подружились за время учебы. Будут ли они ждать нас пока мы будем учиться в офицерских училищах -- или вскорости найдут нам замену. Я с гордостью заявил, что моя девушка по-настоящему любит меня, что у нас с ней любовь покрепче, чем у Ромео и Джульетты. Кое-кто из ребят усомнился в этом. Их поддержал командир нашего взвода майор Дмитрий Александрович Тимофеев. Я даже обиделся тогда на него. Мол, офицер, человек уже в годах, а не разбирается в любовных вопросах.
… Через несколько дней, получив от командира роты увольнительную записку, я засобирался в город -- на выпускной вечер Татьяны. Помня, что она обещала познакомить меня с родителями на вечере, я занялся марафетом. Постирал белые гимнастерку и чехол фуражки, нагладил брюки, надраил пряжку ремня. Старшина роты, добрый дядька-сверхсрочник Георгий Михайлович Кожевников, критически оглядев меня, посоветовал сбрить с лица достаточно заметный пушок. Дал мне свою бритву -- и ушел по делам.
Бриться мне предстояло впервые. Но я видел, как данную процедуру выполняют взрослые, поэтому смело приступил к делу. Поставив на умывальник зеркальце, намылил лицо, поднес лезвие к виску -- и чиркнул им сверху вниз. И сразу почувствовал острую боль -- порезался. Ну что ж -- опыт – дело наживное. Поднеся я бритву ко второму виску, я уже очень осторожно чиркнул лезвием сверху вниз. И снова порезался. И снова сильно.
К концу бритья на моем лице кровоточило уже 7-8 довольно приличных ран. Но подоспевший Георгий Михайлович не поскупился на одеколон и кремом обильно умастил мой лик. И ближе к вечеру я отправился в город. Мне предстоял путь в семь километров. В благостном настроении духа я преодолел уже полпути, когда меня догнала грузовая машина. Сердобольной водитель, рядом с которым в кабине была девушка, притормозил, кивнул мне рукой на пустой кузов – мол, садись, братан. Мне бы и дальше продолжить свой пеший путь. Ведь шел я через живописную рощу, наслаждаясь чистым воздухом и виртуозными руладами курских соловьев. Но я послушался водителя и прыжком, а в ту пору я был спортивным малым, легко влетел в кузов грузовика.
Поначалу все шло нормально. Опираясь руками на кабину, я продолжал любоваться природой. Но на подъезде к городу грузовик свернул на разбитое шоссе. Началась тряска, и машина стала окутываться густой пылью. На окраине города я спрыгнул с кузова на землю, оглядел себя – и пришел в ужас: моя гимнастерка и чехол фуражки из белых превратились в серые. Заметив невдалеке колонку воды, я поспешил к ней. Вымыл руки и попытался стряхнуть пыль с гимнастерки и фуражки. Но лучше б не делал этого: пыль глубоко въелась в ткань и четко запечатлела отпечатки моих рук на фуражке, на груди и по бокам.