Начало истории
За час до прихода гостей приехала дама из похоронного бюро, для поддержки ритуала. Типа тамады. И тут, Брунгильду задавила жаба.
Не из-за венка или невменяемого количества еды, абсолютно лишней, ни, даже, из-за приста, которого удалось найти в последнюю минуту за страшные деньги, хотя Мери была не религиозной, не говоря уже о Гильде. Жаба задавила ее из-за платья надетого на Мери и туфель! Платье было конечно, хорошим, дорогим, от Шанель, но довольно винтажным. Она вдруг подскочила к той даме и слезно начала ее умолять помочь ей срочно переодеть Мери, потому что именно это платье и туфли она хотела бы оставить, как память о матери. Бабушкин шкаф ломился от нарядов. Там памяти было на многие столетия. Даже Йорик не выдержал и утащил ее в кабинет, видимо, для прочистки мозга. Но не помогло. Они-таки переодели Мери! И накрыли красивым покрывалком старые туфли. Я увела собак подальше, на балкон, чтобы не травмировать их этим вандализмом.
Второе платье было попроще, хотя тоже красивое, но гораздо более винтажное.
Брунгильда нанесла последние штрихи на лицо Мери, после чего та окончально стала выглядеть как после неудачного фотошопа. И вошла в роль.
Стеклись гости. Йорик включил видеокамеру на треноге, в точно выверенном Брунгильдой месте и действо началось. Я не говорю по-голландски, поэтому дословно не знаю, что там говорилось. Длилось все около двух часов. Люди говорили, наверняка, что-то хорошее о Мери, делились воспоминаниями. Прист, который оказался женщиной, после каждого выступающего тоже, что-то говорила. Потом настала очередь семьи. Йорик выступил с речью о смешных моментах в жизни Мери. Максима тоже там, что-то прочитала, ну и Брунгильда. Как в зале суда. Говорить она умела, речи составлять тоже, поэтому выступила с удовольствием, громко и задорно. Очень вовремя разрыдалась и внезапно прекратила.
После этого, согласно сценарию, каждый из троих зажег свечу и со словами любви поставил ее в заранее подготовленные золотые подсвечники, тем самым завершив акт.
Потом каждый гость прошел мимо гроба, попрощался и вышел в столовую.
Настала пора выносить Мери и ехать в крематорий. Брунгильда подскочила ко мне, попросила ее прикрыть и потащила меня к гробу. Я сначала не поняла, что ей надо. Пока я там стояла и врубалась, она очень ловко и быстро стянула с бабушки все украшения, при этом взахлеб рыдая и умоляя мать не покидать ее.
Наконец-то страдания Мери подошли к концу. И она, избавленная от всего земного, кроме платья и старых туфель, отправилась в последний путь.
Ее отнесли в катафалк, следом несли стенающую Брунгильду. Потребовалось три человека, иначе она теряла силы и падала навзничь. Они поехали в крематорий. Вернулись очень быстро. Бабушку поставили в очередь и ждать пришлось бы долго.
Оказывается, прах сразу не отдают, а только через месяц. Согласно очередным предписаниям. Кроме того, меня удивило еще и то, что в печь отправляют вместе с гробом. Йорик объяснил тем, что иначе пепла будет очень мало. Странно это все.
Дальнейшее ничем не напоминало наши поминки. Никто за столом не сидел, все прохаживались с тарелкой в руке и общались. За пару часов съели всю ту гору еды, повосхищались приборами и Гильдиным умением принимать гостей, завершили тортиками и разошлись.
В доме остался лишь один старик, приехавший из Германии, брат Мери, которая, кстати, была немкой по происхождению. Очень приятный человек и умница. Он привез много старых фоток Мери и всей семьи.
Он мне рассказал, что когда Мери было лет четырнадцать, в разгар войны, она пешком прошла двести километров, чтобы встретиться со своим отцом. Отец в то время прятался от фашистов, где-то в горах, потому что был против и не хотел в армию. Более того, ее мать тогда болела, видимо тоже онкология, и Мери, такая юная девочка полностью взяла уход на себя. Лекарств не было, боли были ужасные и Мери для того, чтобы хоть как-то отвлечь ее придумала, нарисовала и вырезала театральные мини-декорации и ставила спектакли для нее. Мать мечтала попасть в театр. Какая-то соседка отдала Мери кусочек бархата и девочка пошила для мамы театральную сумочку. Добывала еду, работала где-то и кормила мать и братика.
Этот старик показал мне оригинал документа гитлеровских времен, который гласил, что он в сотом поколении не еврей. Без таких бумаг там было невозможно выжить.
Позже Мери очень неудачно вышла замуж за грека с известной фамилией. Он ее бил и они развелись. Он был очень богат, но ничего ей не оставил. Более того у нее был сын, который ушел вместе с отцом. Брунгильда их не простила. Я не знаю, что там было на самом деле, но я читала черновики писем Мери к сыну, в которых она спрашивала, почему он не хочет ее видеть и звала его в гости. Она писала сыну каждый месяц. Она вообще очень хорошо писала. Красивые, философские истории. И рисовала. За ее тортами охотились рестораны. Просто умоляли продавать им торты. Она не хотела. Она всегда всех смешила, устраивала розыгрыши, переодевалась в Санта Клауса, дурачилась с внучкой. Буквально за год до смерти она все это делала. За три года до смерти она зарядилась в брачное агентство и нашла себе ухажера, который молил ее выйти за нее замуж. А она просто развлекалась. Она уже плохо видела и говорила, что это и хорошо, а то вдруг он ей не понравится. Она была модницей и красавицей. Едила на велике и встречалась с друзьями в кафе. Она много путешествовала и до болезни жила в Италии. Там, несколько лет она действительно наслаждалась жизнью. У нее было много друзей. У Брунгильды ни одного.
Лети, Мери!
_________________________________
Про голландский дом престарелых
Про лагерь для беженцев в Голландии