Осетрина второй свежести или как итальянцы Москву возводили.
Когда нам подают на стол зелёную брынзу или мы покупаем в магазине телячью колбасу, содержание мяса в которой превышает аж два процента, мы едим и возмущаемся, потому что слышали от бабушек, что брынза раньше была белая. А молоко получали от коров, а не от молокозавода.
Но когда нам преподают в школе о том, что вся наша цивилизация есть продукт древнегреческой и древнеримской культуры, мы глотаем без ропота и с наслаждением смакуем горькую правду о том, что сами в это же время пребывали в состоянии диких и отсталых племён. И ничего-то у нас не было, а если что и появилось, то это, опять же, привнесли те же греки. До того, как греки принесли нам письменность, наши предки всё держали в голове и им, бедненьким, приходилось запоминать целые тома всяких вед и рецептов, аки тому же Гомеру. Так и Гомер – грек. Но вот рухнули стены Трои и целая плеяда архитекторов переселилась в Италию. И началась новая эпоха строительства дорог, акведуков и мостов. А заодно и готических соборов.
«Московский кремль обветшал», - решил государь всея Руси Иван III . Белокаменному кремлю минуло сто лет, и его терзала не только Орда, но и природа. Во время землетрясения 1445 г. рухнул один из соборов. Решено было обновить оборонительные сооружения и 19 июля 1485 г. началась великая кремлёвская стройка.
Для этого Иван III пригласил пять архитекторов из Северной Италии. У древней русской и итальянской архитектуры был общий византийский корень: после падения Западного Рима Северная Италия была частью Византии. А после падения Византии, Москва прочно обосновала себя наследницей Рима-2, и объявила себя третьим Римом.
Архитектор и дипломат Антонио Джиларди, известный как Антон Фрязин, был одним из первых итальянцев, прибывших в составе посольства с предложением брака Ивана III с Софьей Палеолог.
Возведение новой кремлевской стены началось со строительства Тайницкой башни – центральной по южной стороне. Ее автор – архитектор Антонио Джиларди. Эта башня стала первым кирпичным фортификационным сооружением в России, среди кремлевских башен она старейшая. Внутри нее построили тайный выход к Москве-реке и колодец, что позволяло снабжать крепость водой в случае осады. Изначально в Тайницкой башне имелись ворота с укреплением сверху: бойницы на подъемном механизме. На ней круглые сутки дежурили часовые, они же в случае пожара звонили в колокола. Когда на башню поставили пушку, она стала выполнять функцию "курантов" – палить ровно в полдень.
Следующие башни на стене имели сходные характеристики. Выдавалась вперед, чтоб с них простреливалось пространство вдоль стен, каждая угловая и вовсе была многоэтажной "крепостью в крепости" с обязательным колодцем внутри. С "углов" можно было сражаться при полной изоляции, а кроме того, с каждой такой башни вся внутренняя территория Кремля – как на ладони, так что в случае захвата можно было продолжать биться. Другое дело, что Московский Кремль – единственная европейская крепость, которую ни разу не удалось взять штурмом. Новые стены из красного кирпича строили "по старым ", отступая наружу. В завершениях стен зубцами итальянцы повторили стену замка Сфорца в Милане, только там зубцы декоративные , а у Московского Кремля имеют щели, которые работали как бойницы : в этом случае пролеты между зубцами закрывались щитами . Прошу обратить внимание на то, что стены из красного кирпича возводили «по старым» стенам, отступая снаружи.
После этого последовала целая серия строительства итальянскими архитекторами. Миланец Антонио Солари, болонец Аристотель Фьораванти и тосканец Пьетро Аннибале построили кремль, Архангельский и Успенский соборы. После Франческо Растрелли, Джакомо Кваренги и Карло Россини стали авторами улиц Петербурга и его окрестностей. Наш русский «Леонардо да Винчи екатерининских времён – Николай Львов, строил «итальянские усадьбы» между Москвой и Питером и перевёл Петрарку.
Но вот один любопытный факт из российско-итальянской архитектурной истории, который позволяет взглянуть на это дело с другой реверсной стороны. Посол Италии рассказал, как при выборе фотографии для обложки книги они с автором хотели поместить что-то очень русское и шибко итальянское. Сошлись на мнении, что Грановитая палата будет то, что нужно. Имея в виду, что идея её облика восходит к куполу знаменитого Палаццо ди Диаманти в Ферраре и как нельзя лучше отражает преемственность русской архитектуры от итальянской. Но уже после выхода книги обнаружилось, что то самое Палаццо построено на пять лет позже Грановитой палаты. Так что обмен был не только оттуда, но и тудой .
Многие приехавшие из Италии недоумевали, почему кремль называют итальянской работой, мол, мы ничего подобного у себя на родине не видели.
Оказалось, что приезжие мастера тщательно изучали наши архитектурные традиции, а уже потом их постройки становились образцовыми для русских мастеров. Хотя одним их образцов для итальянцев были русские деревянные шатровые храмы. И с тех пор строительство шатровых соборов породило целое направление в русском церковном зодчестве. С легкой руки итальянцев, их возводили по всей Руси целых сто лет. Только патриарх Никон посчитал их не каноническими и к концу XVII в. строительство шатров замирает. Строительство церквей вернулось к традиционным куполам, а шатры остались на крылечках и колокольнях.
Успенский собор – самое старое из полностью сохранившихся московских строений. Стены собора возводились по чертежам архитектора из Болоньи Аристотеля Фьораванти. В эпоху возрождения все страны наперебой приглашали к себе итальянских мастеров. Не обошла эта традиция и российских царей. Иван III после свадьбы с племянницей последнего византийского императора Палеолога вынашивал честолюбивые планы провозгласить Москву третьим Римом. А для этого надо было построить огромный кафедральный собор. Вот для этой цели и пригласили 60-летнего архитектора Фьораванти. О прибытии итальянских архитекторов свидетельствует Первая Софийская летопись, что прибыли те «на велик день» (пасха) и не один, а «взят с собой тот Аристотель сына своего Андреем зовут, да паробка Петрушкою кличут ».
Приехав в Москву, мастер нашел, что известь в наших постройках не крепка и камень не тверд. Местные старожилы помогли ему разыскать на берегу Москвы реки месторождение хорошей глины, и поставили там кирпичный завод.
Работа Аристотеля началась с разборки развалин Успенского собора Мишкина и Кривцова . За семь дней было полностью убрано то, что строилось три года. Снос стен вели с помощью барана (тарана) – дубового бревна, окованного железом, которое подвешивалось к пирамиде из трех брусьев и, раскачиваясь, било по стене. Однако зачинать стройку архитектор не торопился. Фьораванти понимал, что он не может не считаться с обычаями и вкусами русского народа и не должен искусственно переносить сюда привычные ему формы запада. Поэтому, закончив закладку фундамента, Аристотель отправился путешествовать по стране для знакомства с древнерусским зодчеством .
Рассчитывая приехать только на одну стройку, Фьораванти так и не вернулся на родину, став заложником своего храма. Царь не позволил ему покинуть страну. Что, впрочем, характерно для Ивана Грозного, который весьма специфически рассчитывался с мастерами за хорошо проделанную работу. Постник и Бадма, за возведение собора Василия Блаженного были ослеплены, дабы не могли ни в каком другом месте построить что-то более величественное.
Но… русские мастера тоже были. И они ни в чём не уступали итальянским зодчим, а порой и превосходили их. Не случайно я выделил свидетельства того, что итальянские мастера не на пустом месте возводили свои шедевры, а восстанавливали уже частично разрушенные или строили параллельно уже существующим стенам, но добавляли итальянский декор.
Как вы догадываетесь, итальянские архитекторы сами кирпичи не клали, они занимались своими прямыми обязанностями – творили, на бумаге, а строили уже русские мастера. Но имён этих мастеров вы не найдёте в справочнике, хотя…
В 1505 г. Бон Фрязин возводит колокольню-стеллу, по-итальянски «кампанилу». Через сто лет, в царствование Бориса Годунова её увеличили ещё на один ярус, о чём сделали золотую надпись под куполом. Куда бдительные царские сатрапы не залезут.
Укрепления московского кремля строят Антон Фрязин, Марк и Петр Фрязин. Это не однофамильцы и не родственники, просто так называли итальянцев – фрязи. С 1490 г строительством руководит Петр Фрязин, он же Пьетро Солари, миланский инженер. Он построил шесть из 20-ти башен Кремля, в том числе и Спасскую башню. Но верхнюю часть башни построили через 150 лет русские мастера. Как и остальные четырнадцать башен. Фамилии у них были – русские мастера. Хорошо хоть тогда слова гастарбайтеры не было.
В Китай-городе стоял ветхий Гостиный двор. Екатерина Великая, желая поправить строение, вызывает из Питера Джакомо Кваренги. Страстью Кваренги были колоннады. В Москве для Екатерины он строит дворец в Лефортово с 16-ю колонными лоджиями из дикого камня. И вот теперь приступает к проектированию Гостиного двора с 120 колонами. В Питере он чертит схемы двора, округляя углы и вписывая в них лестницы. Но мэтр не учёл, что в этом месте довольно крутой спуск к Москве-реке. И московские архитекторы начинают думать, как им подковать итальянскую блоху русскими подковами. И по своему решают эту задачу. Чай, не впервой.
В 1912 г. на Спиридоновке московский архитектор Иван Жолтовский практически полностью повторил работу своего любимого итальянского зодчего Андреа Палладио «Палаццо Тьере» в г. Винченца.
Конечно, это уже XX век, и за прошлые года русские архитекторы могли научиться строить не хуже итальянцев. Но как мы теперь знаем, и итальянцы учились у русских зодчих и добавляли свой итальянский колорит в русскую архитектуру. Но в справочники включали только итальянских архитекторов, голландских корабелов и французских кутюрье.
Но о том, насколько тесны были связи зарубежной Европы с Россией, свидетельствуют следующие факты.
В 12-ти томной истории Венеции, написанной итальянским историком Христофором Тентери в 18 веке, есть такие строки: «Благополучие населения Венеции обеспечивается всемирной торговлей и прочностью свайных сооружений города на островах – пермскими карагаями». Два миллиона свай из приуральской лиственницы от раннего средневековья до сих пор несут на себе тяжесть дворцов и домов, медленно погружаясь в лагуну города. Нет сомнения в том, что они привезены из пермских земель, то есть земли Перми Великой. Иначе бы они не назывались «Пермскими карагаями». Солёная вода и особый состав илистого дна Адриатического моря укрепили и без того сильную породу. Исследователи заметили, что за тысячелетие они не то что не сгнили, а окаменели так, что их не разрубить и не распилить.
Когда император Траян в начале II века построил из лиственницы мост через Дунай, то остовы моста разрушали с помощью зубил только в 1858 г., через 1150 лет.
А вот кто научил итальянцев использовать сваи из лиственницы для строительства домов на воде, это вопрос. Наверняка без русских плотников не обошлось.