1. Когда историк принимается за изучение какой-либо эпохи в существовании того или иного общества, он, вероятно, ставит перед собой мудрую цель показать в итоговом сочинении «всё, как было» в ту эпоху в том обществе. И даже называет достижение этой цели нелепым словосочетанием «исторический подход». Конечно, так выражаться могут только люди с совершенно отбитым чувством языка и навсегда лишённые чувства юмора. Нетрудно, однако, всерьёз показать, что такая задача невыполнима и, стало быть, не совсем мудрая.
2. В самом деле, если прошлое дошло до нас в той полноте «источников», с которой сравнится и настоящее, то это прошлое ещё не прошлое, а актуальное настоящее. Как настоящими для вас являются ваши родители, они вас породили, вы с ними живёте, вы ими воспитываемы и обучаемы, они вас порют по субботам, с ними вы становитесь шёлковыми, хотя они, несомненно, старше вас и какое-то время жили без вас и с вами, как теперь, не маялись. Так жив и актуален И. В. Сталин, хотя злые языки оговаривают его, с прицокиванием извещая будто он умер 5 марта 1953 года.
Иными словами, чтобы стать объектом изучения историка, прошлое должно существенно потерять в доступности в сравнении с настоящим. И напротив, настоящее, будь оно существенно недоступно, может стать объектом разысканий и изучений историков. Нынешние географически недоступные места или секретные производства мало чем отличаются от истории Древней Греции как предметы исследований.
И будучи существенно неполным или существенно недоступным, предмет историка и нереконструируем в полноте его, предмета, бытия.
3. Сказанное выше относится, так сказать, к материальной оболочке, внутреннему строению и функционированию предмета, например, армии Древней Персии. Но имеется же ещё и сознание людей той эпохи. Оно также может быть подвергнуто реконструкции усилиями историков. Допустим, в том случае, когда историк внимательно читает «Историю» Геродота или «Илиаду» Гомера и пытается по этим книгам решить, что думали древние греки об истории своих и соседних государств, героическом эпосе и его героях.
Но мало того, что написавшие «Историю» и «Илиаду» Геродот и Гомер, как и все авторы и ныне и присно и во веки веков, не осознавали в полноте того, что писали, иначе историография и литературоведение были бы излишни, так ещё встаёт вопрос о мере такого осознания этих текстов тогдашними греками. Не зная этой меры, не установив твёрдо пределы допустимого понимания, невозможно решить, что же думали сами греки о своих историках и поэтах и их произведениях. Можно применить всю мощь исторических и археологических методов к древним текстам, раскопать И. Л. Г. Ю. Шлиманом Трою, так что извлечено из этих текстов будет гораздо больше, чем вкладывали в них сами авторы и извлекали из них читавшие их греки-современники. Современные же нам учёные мужи, а иногда и их жёны, знают об «Истории» и «Илиаде», конечно же, больше и точнее самих Геродота и Гомера и тогдашних их читателей. Но это превосходящее самих авторов и современных им читателей знание — наше, точнее — знание того или иного историка, современное нам знание этих текстов, а не современное Геродоту и Гомеру знание «Истории» и «Илиады» древними греками. Что знали сами греки — Зевс его знает!..
4. Таким образом, ни в понятном недостатке, ни в известном избытке знание прошлого принципиально не может быть полным, точным и адекватным самому этому прошлому. «Как было на самом деле» — не реконструируемо, как нереконструируемо Ding an sich И. Канта. И. Канту и его последователям (1) доступны лишь явления этой вещи, уму работать можно только с ними. Или (2) свободно фонтанировать из глубин собственного духа. Последнее уж тем более не относится к вещам-в-себе.
Правда, Ф. В. Й. Шеллинг и Г. В. Ф. Гегель разрешили тяготы ума И. Канта и разорвали узилища вещи-в-себе, связанность её «опытом», но лишь так, что стали считать, что явление существенно, восприятие не портит образ вещи радикально, так что в таком испорченном восприятии человеческий ум имеет не существенное общение с вещью, а лишь с бессмысленными приветами от неё. «Превед! Каг дила?» — вопрошает кантовская вещь. И человек отвечает вещи о текущем своём статусе, наивно полагая познать в таком общении с вещью саму вещь. По Ф. В. Й. Шеллингу и Г. В. Ф. Гегелю общение с вещью не столь идиотично, вещь можно и нужно познать. Каков тут критерий истинного познания вещи? Пока вещь укладывается в её теоретический образ, она познана истинно. Как только начинает выламываться из этого образа, образ надо или поправлять или менять целиком. При этом познающий ум ни минуты не сомневается, что его отношение к вещи, то есть к предмету познания, всегда заинтересованное, всегда для самого ума актуальное и потому — всегда умно-эгоистичное. Это всегда синтез (1) воздействия вещи на восприятие человека и (2) самого человека в его чувственном восприятии и методах обработки, препарирования воспринятого. Вот только И. Кант горевал по этому поводу, а Ф. В. Й. Шеллинг и Г. В. Ф. Гегель не горюют, а смеются и радуются.
5. Только нечистая совесть историка позволяет ему говорить о том, «как было на самом деле». Не стоит такому историку верить на слово. Пытайте его: рвите ему ноздри, ломайте дыбой, выкалывайте глаза, отрезайте уши и язык, заливайте рот кипящей смолой или, если не жалко цветных металлов, расплавленным оловом, а то и драгоценным свинцом, что будет весомее. И тогда вы выясните, что реально историк занят реконструкцией прошлого не для прошлого, — прошлое прошло, помахало ручкой, оно ото всего освободилось и не нуждается ни в каких реконструкциях никаких историков, — а для нужд настоящего и будущего. То есть это эгоистическо-потребительское отношение настоящего и будущего к прошлому. С этим надо смириться или уж совсем не браться за исторические изыскания и написания исторических книг.
6. Но ежели так обстоит дело с прошлым, то и следует отнестись к нему таким образом, чтобы, не стесняясь Геродота и Гомера, извлечь из прошлого максимальную пользу для настоящего и будущего. Что это значит? Это значит, что всякое обращение к застывшему прошлому должно диктоваться текущей действительностью. Прошлое должно предстать не в мраморе, бронзе и золоте, а быть максимально внедрено в реалии настоящего и включено в планы будущего. За чем-то другим обращаться к прошлому не имеет смысла.
7. Так, если я осознаю, что воин должен быть «беспощаден к врагам Рейха», то «Ахиллес благородный» тут мне подспорье. Ибо он, после смерти Патрокла, выступал за тотальное уничтожение троянцев, подобно А. Гитлеру, на практике окончательно решавшему вопрос цыган, славян, евреев и других недолюдей.
Так говорил убеждающий сын знаменитый Приамов,
Так Ахиллеса молил; но услышал не жалостный голос:
«Что мне вещаешь о выкупах, что говоришь ты, безумный?
Так, доколе Патрокл наслаждался сиянием солнца,
Миловать Трои сынов иногда мне бывало приятно.
Многих из вас полонил, и за многих выкуп я принял.
Ныне пощады вам нет никому, кого только демон
В руки мои приведёт под стенами Приамовой Трои!
Всем вам, троянам, смерть, и особенно детям Приама!
Так, мой любезный, умри! И о чём ты столько рыдаешь?
Умер Патрокл, несравненно тебя превосходнейший смертный!
Видишь, каков я и сам, и красив, и величествен видом;
Сын отца знаменитого, матерь имею богиню;
Но и мне на земле от могучей судьбы не избегнуть;
Смерть придёт и ко мне поутру, ввечеру или в полдень,
Быстро, лишь враг и мою на сражениях душу исторгнет.
Или копьём поразив, иль крылатой стрелою из лука».
Так произнёс, — и у юноши дрогнули ноги и сердце.
Страшный он дрот уронил и, трепещущий, руки раскинув,
Сел; Ахиллес же, стремительно меч обоюдный исторгши,
В выю вонзил у ключа, и до самой ему рукояти
Меч погрузился во внутренность; ниц он по чёрному праху
Лёг, распростёршися; кровь захлестала и залила землю.
Мёртвого за ногу взявши, в реку Ахиллес его бросил,
И, над ним издеваясь, пернатые речи вещал он:
«Там ты лежи, между рыбами! Жадные рыбы вкруг язвы
Кровь у тебя нерадиво оближут! Не матерь на ложе
Тело твоё, чтоб оплакать, положит; но Ксанф быстротечный
Бурной волной унесёт в беспредельное лоно морское.
Рыба, играя меж волн, на поверхность чернеющей зыби
Рыба всплывёт, чтоб насытиться белым царевича телом.
Так погибайте, трояне, пока не разрушим мы Трои,
Вы — убегая из битвы, а я — убивая бегущих!
Вас не спасёт ни могучий поток, серебристопучинный
Ксанф. Посвящайте ему, как и прежде, волов неисчётных;
В волны бросайте живых, как и прежде, коней звуконогих;
Все вы изгибнете смертию лютой; заплатите вы мне
Друга Патрокла за смерть и ахейских сынов за убийство,
Коих у чёрных судов без меня вы избили на сечах!»
Гомер. Илиада. Песнь 21. 97 — 135.
Пора молодечества, джигитовки, гнева на Агамемнона из-за Брисеиды и великодушия Ахиллеса к троянцам прошла. С определённого времени Ахиллес ведёт тотальную войну против троянцев. Всеми доступными средствами уверяя их, что внушение теперь будет кулачное и оружейное, такой будет «неотвратимость наказания» для троянцев от Ахиллеса.
Так что для иллюстрации или подтверждения определённых и неумолимых мыслей Гомер как нельзя кстати, древний Гомер становится участником современного действия и выступает с вескими аргументами в споре умов. А чтоб узнать, «как было на самом деле» в Троянской войне, обратитесь к коням Ахиллеса. Балий, может, и смолчит, а вот Ксанф всё расскажет «в полной подробности». Тем и напитаете свой жадный и любопытный ум.
Ксанф, Балий и Автомедонт (возничий Ахиллеса). С картины А. Ж. А. Реньо «Автомедонт и Ахиллесовы кони».
8. Так впредь, спрашивая лошадей в трудных и малопонятных местах, и читайте Библию и Коран, Гомера и Гесиода, Геродота и Фукидида, Платона и Аристотеля, Плотина и Прокла, Г. В. Ф. Гегеля и К. Г. Маркса, Г. В. Плеханова и В. И. Ульянова (Н. Ленина), Л. Д. Бронштейна (Троцкого) и И. В. Джугашвили (Сталина). Конечно, не стоит совсем уж терять умственный стыд и возводить на читаемых авторов собственные несусветные напраслины. Образ читаемого составляйте наиболее точный. Но всегда сознавайте, что вы читаете для себя, а не для дяди Феди из второго подъезда. Для себя и решайте, зачем это вам и в каком деле это чтение будет вам подспорьем.
2021.03.16.