Небольшой рассказ от Дины Гербек, биолога и научного журналиста, но пишущего замечательную прозу для детей.
Придётся прогулять уроки.
Так я решил, хотя прогуливать мне совсем не хотелось. Но другого выхода не было.
Вчера мама снова заговорила про хоккей. Я сидел у себя в комнате, когда они с папой заперлись на кухне и стали разговаривать. Обо мне, конечно.
Мои родители меня удивляют. Умные люди, а простых вещей не понимают. Сами же прекрасно знают, что из кухни слышно всё, что делается у меня в комнате. Неужели не ясно, что это и наоборот работает? Я всегда знаю, о чем они разговаривают.
Так и на этот раз.
— Послушай, — сказала мама папе. — Уже сентябрь. Секция хоккея давно объявила набор. Я думаю, надо записать туда Арсения. Можно придти в эту пятницу в четыре часа.
— Но он, кажется, не очень-то хочет играть в хоккей, — сказал папа.
— Он просто никогда по-настоящему не пробовал! В жизни мальчика обязательно должно быть место спорту. Кстати, прошлой зимой мы с ним несколько раз играли на катке. Ему нравилось шайбу гонять.
Ну, мама! Да это ей нравится шайбу гонять! Она всегда радуется, когда в хоккей или футбол играет. Поэтому я и ходил с ней на каток. Что мне жалко полчаса на воротах постоять?
— Понимаешь, дело даже не в хоккее, — сказала мама. — Я беспокоюсь за Арсения. Жизнь у него какая-то серая, скучная. Приходит из школы, идёт в музыкальную школу, потом уроки делает. Ну, еще в шахматы играет… Всё так спокойно, размеренно. А ведь ему всего десять лет! В этом возрасте мальчишки везде лезут, ссорятся, мирятся. Дерутся!
— Ты бы хотела, чтоб Арсений подрался? — спросил папа.
— Да! — с вызовом сказала мама. — Хотя бы разок. Или хоть замечание «болтал на уроке» в дневнике принёс. Идеальный ребёнок — это неправильно. Может быть, хоккей ему поможет … стать поактивнее. Там всё-таки азарт, игра, опять же команда, противники. Может, он, наконец, друзей найдет.
— Возможно, — сказал папа.
Дальше я слушать не стал. Сел за стол и начал думать, что делать.
Я не собираюсь ходить на хоккей. Я итак слишком занят: у меня музыкальная школа. Я играю на скрипке и пою в хоре. Мне нравится, я сам туда захотел еще в первом классе. Мама уже тогда сомневалась и предлагала отвести меня на что-то «более мальчишеское»: футбол или каратэ. Пришлось папу просить.
А теперь вот хоккей. Она всерьез считает, что я стану четыре дня в неделю бегать по льду в каске? А шахматы? У меня, между прочим, на каникулах турнир. И это не считая осеннего концерта, к которому тоже нужно готовиться. Некогда мне ерундой заниматься!
Однако проблему нужно было решать. Мама упрямая. Я, конечно, мог на неё напустить мою учительницу. Она бы быстро объяснила, что скрипачи в хоккей не играют. Скрипач должен руки беречь, а в хоккее клюшками лупят. Но, во-первых, я не собирался становиться музыкантом, и мама это знала. А во-вторых, даже если я отвяжусь от хоккея, мама найдет мне что-нибудь ещё.
Я немного подумал, взял листок и написал большими буквами:
«Нужно, чтобы мама перестала меня считать идеальным».
Вот. Это задача. Теперь мне всего лишь надо найти решение.
Первым делом я вспомнил мамины слова о драке. В нашем классе хорошая драка — это совсем не сложно. Один Ковалёв чего стоит. Вечно ко всем цепляется. С ним можно в любой момент подраться, хоть с самого утра.
Но я этот вариант отбросил. У меня есть принципы. Драка — это глупость, я так считаю. Особенно, если ты её первым начинаешь. А против своих принципов идти нельзя.
Тогда я подумал, что мог бы завести друзей и вместе с ними что-нибудь натворить в школе. Маму бы это точно успокоило. Но, во-первых, друзей за несколько дней не заведешь. А во-вторых, куда я их потом дену? Опять же, как-то это не хорошо, использовать других в своих целях. Не правильно. А я — человек принципиальный, я уже говорил.
Весь вечер я искал решение и, в конце концов, пришел к выводу: надо прогулять школу и побыстрее. Сегодня среда. Если я завтра сбегу с уроков, будет столько шуму! Учительница разбираться начнёт. Может, родителей в школу вызовут. В общем, маме с папой в пятницу не до хоккея будет.
***
Утром я как обычно вышел из дому и пошел к школе. Только я до неё не дошел — свернул у детской площадки и помчался в другую сторону. Как мне провести это время, я еще вчера решил. Хорошо, что мы живём на окраине города, здесь лес недалеко. А где-то за лесом — река. Я там еще ни разу не был. Вот и схожу.
Через лес я шел почти час. Приходилось постоянно сверяться с картой в телефоне, столько вокруг было тропинок. Под конец, когда я уже здорово устал, дорога вильнула и вышла на обрыв.
Впереди была река. Широкая и ярко синяя, как небо.
Первый раз в жизни я пожалел, что не умею рисовать. И, думаю, в последний. Мне своих дел хватает, куда еще рисование? Но было красиво. Я стоял на обрыве по колено в сухой траве и смотрел вниз на воду. А вокруг росли зелёные сосны.
Спуск оказался так себе. Сколько я не хватался за кусты, всё-равно съехал на пузе. Встал весь в земле и услышал:
— Надо было вдоль обрыва пройти. Там спускаться легче.
Я обернулся и увидел Баранова.
Баранов учится со мной в одном классе. Вернее, сидит. За три года я не часто видел, чтобы Баранов учился. Обычно он на уроках играет или рисует, или в окно смотрит.
— Арсений? — удивился Баранов. — Привет. Ты что здесь делаешь?
— Не видишь, стою и смотрю на воду.
— Ха, смешно, — сказал Баранов и неожиданно спросил: — завтракать будешь?
Я удивился.
— Ну-у, давай.
Оказалось, у Баранова с собой куча еды и еще большая бутылка лимонада. А всё потому, что Баранов с утра должен был идти в поликлинику. Сдавать кровь и проходить медосмотр, который все в классе давно уже прошли. Кровь сдают натощак, и мама велела ему после поликлиники зайти куда-нибудь позавтракать.
Баранов честно сдал кровь, зашел в ближайший магазин, накупил себе еды и отправился на берег. Завтракать. Остальных врачей он решил пройти когда-нибудь потом.
— Да ну их. Там такие очереди. Я лучше погуляю. Давай костер разведем?
Весь берег был завален палками и бревнами, так что дрова нам искать не пришлось. Зажигалку Баранов предусмотрительно купил в магазине и на всякий случай взял спички.
Я был потрясен. И это тот самый Баранов, который всегда что-то забывает? Вечно он приходит на физкультуру без формы, на ИЗО — без альбома, тетради где-то оставляет.
Мы долго возились с костром: раздували огонь, пока слезы не потекли. Наконец, всё получилось, и мы уселись завтракать. У Баранова даже сосиски с собой были. Мы жарили их, насадив на палочки.
— Я сегодня здесь до вечера буду. Оставайся, — предложил Баранов и передал мне бутылку с лимонадом.
Я покачал головой:
— Мне после обеда нужно в музыкальную школу.
— А на чем играешь?
— На скрипке.
Баранов скривился:
— Не люблю. У них звук какой-то ненатуральный, пиликающий. Мне не подходит, — извиняющимся тоном сказал он.
Я ответил, что всё нормально, у всех свои вкусы. Я, конечно, человек принципиальный, но не спорить же с Барановым. Он, поди, и на концерте ни разу в жизни не был, раз ему кажется, что скрипки пиликают. Надо же такое сказать!
Мы еще посидели у огня и побродили вдоль берега. А потом Баранов пошёл меня провожать. Честно говоря, мне даже уходить не хотелось. И я вдруг взял и рассказал, зачем прогуливаю уроки.
Баранов очень удивился, когда узнал, что родители решили отдать меня на хоккей. Он сказал, что хоккей — игра командная. А я всегда сам по себе, явный одиночка.
— Всё равно, что лыжника на футбол отдать, — сказал Баранов.
Это было так верно подмечено! И почему я раньше думал, что Баранов глупый? Наверное, потому что никогда с ним не разговаривал.
На прощанье мы уселись на обрыве и стали смотреть вниз на воду. И тут Баранов меня окончательно поразил.
— Всё-таки, здорово здесь, — сказал он. — Жаль, что у тебя скрипки с собой нет.
— Тебе же не нравится, когда на скрипке играют!
— Здесь бы, может, и понравилось.
Я был впечатлён. Ну, Баранов! Как его зовут-то по-настоящему? Тарас, кажется.
Мы пожали друг другу руки, и я пошел домой.
***
Весь вечер я поглядывал на маму. Она потихоньку донимала меня хоккеем, а я отвечал невпопад. Всё ждал, когда Лариса Аркадьевна, наша учительница, напишет, что меня не было в школе. Так и не дождался.
Зато на следующий день Лариса Аркадьевна на первом же уроке спросила:
— Арсений, почему тебя вчера не было?
Я обрадовался. Наконец-то! Встал и уже хотел рассказать, но вовремя сообразил, что сразу сознаваться не принято. Так что я просто опустил голову. Стоял и молчал.
— Арсений, где ты вчера был? Болел?
Такого вопроса я не ожидал и растерялся. Как нормальный прогульщик я должен был ответить «да». А вдруг Лариса Аркадьевна поверит? Как-то я об этом заранее не подумал.
Спас меня Баранов.
— Да уроки он вчера прогуливал! Я его видел, когда в поликлинику шёл.
Все уставились на меня так, будто я вчера на Марс летал. Они что, как мама, тоже считают меня идеальным?
Очень строгим голосом Лариса Аркадьевна сказала мне остаться после уроков. Я сел за парту и притворился расстроенным. А сам потихоньку скосил глаза на Баранова. И Баранов мне подмигнул.
Нет, не Баранов! Я решил, что теперь буду называть его по имени, Тарасом. Для меня это вопрос принципа. Нельзя называть по фамилии человека, который тебе так помог.
После уроков Лариса Аркадьевна долго расспрашивала меня про вчерашнее утро. Я даже врать не стал. Честно рассказал про обрыв, реку и костёр, и как я завтракал на берегу. Только про Тараса ни слова.
Она меня слушала и улыбалась. Мечтательно так. Я начал нервничать и не зря, как оказалось. Она вдруг стала рассказывать, как сама однажды сбежала с уроков. А потом… Потом она меня простила! Сказала, чтоб это было первый и последний раз. Взяла слово, что я больше не буду прогуливать.
Не станет она жаловаться. Не будет у меня дома никакого скандала. Это значит, что через три с половиной часа меня потащат на хоккей. Ужас!
Я вышел из класса в расстроенных чувствах. За дверью меня ждал Тарас. Мы пошли по коридору, и только я начал рассказывать, что сказала Лариса Аркадьевна, как нам навстречу попался Ковалёв. Я уже говорил, что он всегда ко всем цепляется. Но он почти самый сильный в классе. А еще самый глупый. Так что лучше с ним не связываться.
— А-аа! — нехорошо обрадовался он. — Ну что, вызвали твоих родителей в школу?
Я хотел обойти его, как больного или чокнутого слона, но он специально зацепил меня плечом. Зацепил и заулыбался. Он знал, что я не буду драться. Я принципиально против драк.
Да, принципиально. Поэтому он стоял и хихикал.
Я снял ранец и, как кувалдой, двинул им Ковалёва.
Когда Лариса Аркадьевна выбежала из класса, мы все трое катались по коридору. Тарас и я лупили Ковалёва, а он отбивался. Хорошо отбивался, даже слишком. Первым же ударом залепил мне по губе, а потом еще в ухо.
Прошёл, наверное, целый час, прежде чем мы с Тарасом вышли из школы. Губа у меня распухла, в ухе звенело. У Тараса под глазом налился настоящий фингал. А Ковалёв, это было самое обидное, отделался разбитым носом.
— Зато сегодня тебя точно на хоккей не поведут, — сказал Тарас мне в утешение.
Здесь он был прав. Мама жалела меня весь вечер. Не вслух, конечно, просто смотрела и вздыхала. Лариса Аркадьевна позвонила ей и рассказала, что мы с Барановым вдвоем напали на Ковалёва.
— Так у тебя появился друг! — обрадовалась мама.
А папа сказал, что двое на одного — это нечестно и против принципов.
— Да он сам всегда первый лезет! И он здоровенный, как слон! Мы даже вдвоем не смогли с ним справиться.
— Гммм, — сказала мама.
На следующий день мама записала меня на бокс.
