Родился я в ставропольском селе со значащим именем Птичье, потом жил в Москве в переулке с красивым названием Колокольников. Он сбегал к подземной реке Неглинке со Сретенского холма.
В Даевом переулке - с другой, враждебной стороны Сретенки - жил Юрий Визбор - Седой. Там в одном из мрачных подъездов, где был пункт заправки пастой, у меня была вырвана из кармана бобочки ценнейшая по тем временам шариковая авторучка. Кинотеатры у нас были общие - «Хроника дня» на их стороне, «Уран» на нашей, «Форум» и «Экспресс» на Самотёке.
Помню ночные бомбёжки Москвы. Мама уводила меня с сестрёнкой на ночь в метро «Дзержинская». Эвакуировались не куда-нибудь, а в Сталинград, где мама работала на элеваторе. Однажды она повела нас к фотографу - карточка улетела на фронт, по старому номеру полевой почты и вернулась «за отсутствием адресата». Отцовская тринадцатая дивизия народного ополчения перестала существовать в октябре 1941 года на дороге Холм-Вязьма. Двенадцать тысяч немолодых московских мужиков, защищая свои дома, задержал и фашистов на часы, которых хватило штабу Рокоссовского, чтобы проулками вырваться из Вязьмы, куда уже входили немецкие танки, прорвавшие оборону двух наших фронтов.
В 1954 году я поступил на геолфак московской «керосинки», прельщённый горняцкой формой с эполетами. В этом же году форму отменили, однако же, пять лет я гордо проходил в лыжном костюме и в списанной фуражке со сломанным козырьком (кокарда была со скрещенными геологическими молотками). В начале первой (впоследствии оказалось, и последней) семилетки, находясь под влиянием лакировочного фильма «Поезд идёт на восток» и лакировочной книги «Далеко от Москвы», я уехал в Приморье - искать нефть в предгорьях Сихоте-Алиня по указанию Хрущёва, решившего после посещения Америки превратить Владивосток в
советский Сан-Франциско. Вместо нефти я нашёл на Дальнем Востоке техника-геолога Светлану Торхову, а наша геологоразведочная партия открыла соизмеримый с Сучанским угольный бассейн, названный по имени реки - Суйфунским (Суйфун, по-китайски, - река смерти). После событий на Даманском реку эту переименовали в Раздольную, угольный бассейн, соответственно, в Раздольненский, а старый Сучанский бассейн стал Партизанским. После снятия Никиты Сергеевича работы на нефть в Приморье были прекращены, и я, лишившись московской прописки, попал в Пермь. После появления на свет Саши старший сын Тимур написал в школьном сочинении: «Я вырос в бедной многодетной семье».
В год 50-летия Октября в Перми каким-то чудом с подачи Роберта Белова вышел сборник стихов «Лик Земли». (Замах хуже удара - ведь так называлась первая сводка по геологии австрийца Эдварда Зюсса). Редактор книги Надежда Гашева, рискуя работой и положением, спрятала в сейф отрицательный отзыв от московского начальства. О стихах моих писал сам Виктор Петрович Астафьев. Статья в пермской партийной газете «Звёзда» была перепечатана в книге «Посох памяти»: « У Семёна Ваксмана в стихах - и «Мелодия Гершвина», и «Издательство Артия», и «Хромой Магеллан» со «Шхуной своей Тринидад», и «Улисс и Итака», и «с перстами пурпурными Эос». Как у дядюшки Якова - товару всякого, вот только поэзии кот наплакал». Так что, старик Астафьев «нас заметил и посохом благословил»! Читатель может сам оценить стихотворение «Поселиться под старость...» (кое-какой товар я всё же убрал).
Храню в своём архиве отзывы о моих стихах из разных журналов - от «Мурзилки» до «Нового мира» (тогда ещё отвечали нам, графоманам). Жемчужина моей коллекции - письмо из «Урала»: «Даже в том случае, если бы качество Ваших стихов было намного выше, они не смогут быть опубликованы в нашем журнале». Это напомнило мне объявление: «Этот двор непроходной и уборной здесь нет».
Зато геологи треста «Пермнефтегеофизика» и ГПК (Геологопоисковой конторы), готовившие ловушки - объекты для глубокого бурения, много лет пытались закрепить моё имя на карте фонда месторождений Пермской области. Были разбурены соответственно Сенькинская, Сёминская, Ново-Сёминская и даже Сенечкинская ловушки. Все они оказались непродуктивными. Особенно сокрушался по этому поводу главный геолог ГПК Вадим Курочкин. В то же время на Петушковской ловушке, названной так в его, Курочкина, честь была сходу получена хорошая нефть. После этого попытки называть ловушки моим именем были прекращены.
Пытаясь понять причину неудач, я защитил кандидатскую диссертацию на тему: «Нефтегазовые ловушки Пермского Приуралья». Сразу же после банкета, о котором Горбачёв вряд ли подозревал, он ввёл сухой закон и отменил кандидатские надбавки к зарплате.
После этого я написал книжечку «Условный знак пермь», посвящённую истории открытия пермской геологической системы дружной командой во главе с гениальным дилетантом шотландцем Родериком Мурчисоном. Книжку дарили всем участникам международного конгресса, посвящённого 150-летию этого открытия. Надо же было такому случиться, но Конгресс этот состоялся в Перми именно в августе 1991 года, когда в Москву были введены танки. Путч привёл к тому, что все экскурсии по Уралу были отменены. Опечаленный вице-президент конгресса Джон Нейрн сказал, что у него, как и у всех шотландцев, особое отношение к Перми, и он уезжает только для того, чтобы вернуться сюда.
В этом же году «Условный знак пермь» получил диплом Всесоюзного конкурса на лучшую научно-популярную книгу, после чего Советский Союз перестал существовать, и конкурс, естественно, оказался последним всесоюзным.
В 2000 году я послал на конкурс «Антибукер» (номинация «Четвёртая проза») роман-эссе «Я стол накрыл на шестерых» - о русских поэтах 20-го века. Рукопись вошла в шорт-лист конкурса (третье место, вслед за «Городом мёртвых» Э.Лимонова). После этого и Антибукер приказал долго жить. Московский критик Борис Кузьминский представил роман в некоммерческий проект «Литература класса А» в издательстве «Олма-пресс». Пока рукопись готовилась к печати, проект прикрыли.
К самым большим своим достижениям в конце двадцатого века отношу внука Василия Тимуровича Ваксмана, в фамилии-имени-отчестве которого сошлись три великие культуры.
Удача улыбнулась мне в шикарном московском журнале «Новый очевидец», в каждом номере которого печатался один рассказ - но из лучших. Я послал туда повествование под названием «Протон - падучая звезда». Через шесть часов (так!) Евгений Попов по электронке сообщил, что «рассказ внушает», понравился шефу - Александру Кабакову и будет напечатан в январе 2005 года. В декабре 2004 года журнал закрылся. Это пока всё.
2005 г.
Из книги Семёна Ваксмана "Стихи" (Пермь,2006)