Весна… Весна пришла на улицы: солнце светит, снег тает, лужи булькают. Какое булькают, можно даже сказать, под напором ветра катят волны от края и до края, так что редкий воробей допорхает до середины, трепеща крылышками. А у перехода дорожные рабочие трудятся.
Асфальтом, значит, ямку на дороге срочно пломбируют, катком сверху прокатывают, попутно решетку ливневой канализации запечатывая наглухо. Ну чтоб лужи были ширше и глыбже, видать. А я что? А я ничего, в обход топаю, причем прямо по газону, иначе к пешеходному переходу никак между катком и лужей не подойти. Топаю, обоняю аромат растаявшего городского снега и размороженного прошлогоднего дерьма собачек, попутно утешая себя тем, что не королевских кровей, потерплю и даже бодро дойду до магазина.
Вот королям в средние века трудно было. Нежные они. Взять хоть Филиппа II Августа, ну того, который ещё с Ричардом Львиное сердце и Фридрихом Барбароссой в Третий крестовый поход ходил. Хоть он и король, хоть и рыцарь, а сам в обморок упал от столичного парижского воздуха. Задумался Филипп II Август, стоя у окошка, а тут тележка с нечистотами. А королю много ль надо? Хлоп, обморок.
…дальше: «Свиньи гуляли „перед всей публикой“ по улицам, даже когда это запрещалось, все же в определенные часы дня они могли свободно ходить по городу: перед домами были выстроены хлева для них, которые загораживали улицу; дохлые собаки, кошки лежали повсюду; нечистоты выбрасывались в реки или же на улицу и лежали перед домами и на площадях. Французский король Филипп II Август, привыкший к запаху своей столицы, в 1185 году упал в обморок, когда стоял у окна дворца» (с) из книги Л.Гумилева «Черная легенда»
Но что интересно, у других-то обмороки и обмороки, стоит ли об этом вообще упоминать в историческом контексте, а вот Филипп не таков оказался. С умилением летописцы вспоминают, что как очнулся потом король, так и вовсе не забыл этого происшествия; распорядился об устройстве канализации в Париже, да и дальше об очищении и украшении других французских городов заботился, а также о мощении дорог, чтоб грязи непролазной вонючей не было.
Правда, в крестовый поход король все-таки подалее от воздуха родины в 1190 году ускакал, предварительно вытряхнув из кошельков подданных «Саладинову десятину» на это деяние, но до отъезда успел ещё распорядиться о предоставлении привилегий тем, «кто имеет право приготовлять и продавать все сорта духов, пудры, помады, мази для белизны и очищения кожи, мыла, душистые воды, перчатки и кожаные изделия».
А то как иначе, вернешься, вдохнешь полной грудью, а историческое: «Похорошела моя столица!» - вымолвить-то можно и не успеть, разве только «Пох…» и обратно в обморок.
Но вообще Филипп II из Капетингов для города много сделал: фактически не «де-юре», а «де-факто» столицей королевства Париж стал. А сие для внутренней политики очень важно. Сам Филипп II себя впоследствии гордо объявит уже не «королем франков», а «королем Франции», т.е. rex Franciae, привяжет королевство к территории, так сказать.
А столичные запахи? На то королевским ордонансом развитию парфюмерии зеленый свет дан и ароматические смолы и пряности из крестовых походов привезены, и торговые отношения через арабских купцов налаживаются, да и вообще культура ароматов среди знати начинает распространяться. А сама королевская власть не пахнет.
Ну вроде бы на это еще не жаловался ни один из венценосцев.