Начало здесь...
Родители воспитывали нас в строгости. Поскольку я очень любила читать, то за тройки в дневнике меня наказывали — запрещали чтение. Но ведь книжку можно вложить внутрь учебника ( не поймали ни разу). Отравляло жизнь ещё одно — с любого школьного вечера я обязана была придти домой, допустим, в 9 часов вечера . Не важно, что начало вечера затягивалось, что в середине концерта надо было уходить, это было так обидно!
Ещё выматывали душу отцовские нотации. Конечно, он проводил эти «беседы» со мной из самых благих намерений, но говорил громовым голосом, очень убедительно, очень долго, сначала я ревела в три ручья, потом уже переставала его слышать, впадала в какой-то ступор, а он всё говорил, говорил... Я ненавидела его в эти минуты. Очень они с мамой старались вырастить идеальных детей, а как иначе?!
А тут ещё и случился мой первый «роман». Но начать надо с пионерского лагеря. Было мне лет 12. Отправили меня с соседкой Нэлькой в пионерский лагерь в Бердск. Жили мы в местной школе, спали в классах «валетом» на топчанах, было очень весело, ходили купаться на реку Бердь. Сейчас на этом месте Бердский залив. Тогда нас особо никто не ограничивал, купались, сколько хотели. Я научилась плавать на мелководье и даже ныряла и проплывала под опорой деревянного моста.
Устраивали "день самоуправления". В этот день жизнью лагеря "руководили" ребята из старших отрядов. Утреннюю линейку проводили они же, принимали рапорта от каждого отряда, давали команду поднять флаг, в тихий час по палатам ходила комиссия во главе с "директором" ( девочкой из 1-го отряда). Мы с удовольствием участвовали в этой игре.
А потом мы пошли в поход по лесу. Немножко устали, устроили привал, нам туда привезли на телеге еду. И мы ночевали прямо на земле у костра! Незаметно заснули. Проснулась я ночью, смотрю, а у меня на плечах куртка одного мальчика, даже помню, как его звали — Генка Щеглов. Он накрыл меня этой курткой спящую. А мы с ним даже никогда не разговаривали! Ни до, ни после этого случая. Я встала и потихоньку накрыла его спящего этой курткой. Вот и весь «роман».
Но последствия были ужасны. Это происшествие так запало мне в душу, я вообще была очень впечатлительная. После возвращения из лагеря я уговорила Нэльку тайно переписываться. ( Жила она в двух шагах от моего дома). Она была помладше меня, эта тема её не интересовала, и согласилась очень неохотно. Я писала ей записки и прятала их высоко в щель в стене нашего дома. А беда была в том, что это место было как раз на уровне глаз папы. Он изъял очередное письмо, в котором было написано, что я никак не могу забыть ЕГО и т.п. Уж не знаю, что отец вообразил, но он бушевал, над моей головой свистели кулаки: « Отвечай, где он живёт, в какой школе он учится?» Я рыдала, отвечала, что не знаю ничего. Наконец, поверил. А я испугалась, что он найдёт этого мальчика и как-то ужасно накажет. А ведь дело-то было в том, что я была очень одинока в семье, всегда в чём-нибудь виновата, ласки не видела, по крайней мере, не помню. А тут такая забота, внимание, я в тот момент была счастлива.
Помню и другой лагерь, от завода им. Чкалова. Знакомый работник этого завода «достал» путёвку для меня. Неприятно было то, что перед отъездом меня предупредили, что фамилия моя теперь Заломий. Я страдала весь сезон от этого. Короче, для разведывательной работы "под прикрытием" я совершенно не годилась.
А ребята звали меня «Соломина», особо не уточняя фамилию. Лагерь был богатый, на торжественные линейки нам выдавали форму — синие юбки, белые блузки и голубые пилотки. В общем, попала в сказку, но помнила, что незаслуженно, под чужой фамилией, весь сезон не забывала об этом и очень обрадовалась, когда всё кончилось.