О том, что Тургенев окрестил Федора Михайловича «русским маркизом де Садом», не рассказал только ленивый. Аристократ и манерный богач Иван Сергеевич вообще недолюбливал со всех сторон нестабильного литератора Достоевского, хотя первое время после знакомства оба пребывали в эйфории от гения друг друга. Но восторги вскоре поутихли, уступив место презрению и откровенным издевкам.
Как-то великий "кишковорот" читал свой роман "Двойник" на квартире у Белинского. Не дождавшись окончания выступления тогда еще товарища, Тургенев похвалил изобретенное Достоевским слово «стушеваться» и откланялся, сказав, что его ждут неотложные дела. Столь демонстративное презрение оскорбило Федора до глубины души и заставило избегать старых друзей, погрузив писателя в пучину самобичевания.
«При встрече с Тургеневым, принадлежавшим к кружку Белинского, он не мог сдержаться и дал полную волю накипевшему в нем негодованию, сказав, что никто из них ему не страшен, что, дай только время, он всех их в грязь затопчет. После сцены с Тургеневым произошел окончательный разрыв между кружком Белинского и Достоевским», - вспоминал охотник до сплетен того времени Дмитрий Григорович.
Иван Сергеевич проявлял недюжинную изобретательность, подшучивая над Федором Михайловичем, и привлекая к этому товарищей, доводив остротами и едкими эпиграммами мнительного и обидчивого писателя до высшей степени раздражения.
Вот например с содружестве с Некрасовым было создано следующее четверостишие:
"Витязь горестной фигуры,
Достоевский милый пыщ,
На носу литературы
Рдеешь ты, как новый прыщ".
Прелестно, не правда ли? Поводом послужил обморок Федора перед красавицей Александрой Сенявиной. Смеяться над эпилепсией - высшая степень человечности.
В чем же причина начавшейся внезапно вражды, переросшей в битву атлантов? Наверное в том, что после каторги Федор Михайлович вернулся совсем другим человеком - убежденным христианином и защитником монархии. На главный и вечный для России вопрос «Что делать?» Достоевский и Тургенев отвечали по-разному.
Окончательное расхождение писателей произошло летом 1867 года в Баден-Бадене (Германия). Достоевский путешествовал со своей молодой женой Анной, скрываясь от кредиторов, и решил навестить прочно осевшего заграницей Тургенева.
Полтора часа длился спор литераторов тет-а-тет, после чего отношения были разорваны в клочья. По словам Достоевского, размолвка началась, когда он высказал свое мнение о романе Ивана Сергеевича «Дым». Федор Михайлович позже писал поэту Майкову: «главная мысль, основная точка его книги, состоит во фразе: «Если бы провалилась Россия, то не было бы никакого ни убытка, ни волнения в человечестве». Тургенев объявил мне, что это его основное убеждение о России. Он объявил мне, что он окончательный атеист. Ругал он Россию и русских безобразно, ужасно. Между прочим, Тургенев говорил, что мы должны ползать перед немцами, что есть одна общая всем дорога и неминуемая – цивилизация и что попытки руссизма и самостоятельности – свинство и глупость. Он говорил, что пишет большую статью на всех руссофилов и славянофилов. Я посоветовал ему для удобства выписать из Парижа телескоп.
– Для чего? – спросил он.
– Отсюда далеко, – отвечал я. – Вы наведите на Россию телескоп и рассматривайте нас, а то, право, разглядеть трудно.
Он ужасно рассердился».
Об этой же беседе пишет в своих дневниках и супруга Достоевского Анна Григорьевна: «За чаем Федя мне рассказывал свой визит к Тургеневу. По его словам Тургенев ужасно как озлоблен, ужасно желчен...
Когда Федя сказал, что он в немцах только и заметил, что тупость, да, кроме того, очень часто обман, Тургенев ужасно как этим обиделся и объявил, что этим Федя его кровно оскорбил, потому что он сделался немцем, что он вовсе не русский, а немец. Федя отвечал, что он вовсе этого не знал, но что очень жалеет об этом...
Странный это человек, чем вздумал гордиться, — тем, что он сделался немцем? Мне кажется, русскому писателю не для чего бы было отказываться от своей народности, а уж признавать себя немцем — так и подавно. И что ему сделали доброго немцы, между тем как он вырос в России, она его выкормила и восхищалась его талантом. А он отказывается от нее, говорит что если б Россия провалилась, то миру от этого не было бы ничего тяжелого. Как это дурно со стороны русского говорить таким образом!"
По словам самого Тургенева, холеного и высокомерного, он считал Достоевского «за человека, вследствие болезненных припадков и других причин, не вполне обладающего собственными умственными способностями». Федор Михайлович действовал тоньше, не опускаясь до откровенных оскорблений и сплетен в литературных кружках. В романе «Бесы» он сделал своеобразный шарж на бывшего друга в образе одного из персонажей, отомстив Тургеневу за все его насмешки разом. Под видом «великого писателя» Кармазинова Достоевский мастерски выводит тип «баденского буржуа», ехидно высмеивая его наружность, «крикливый и сюсюкающий голос», манеру «лезть лобызаться и подставлять щеку».
Смерть великого исследователя человеческих душ не смягчила Тургенева. После кончины заклятого друга, он продолжил распускать слухи о его тайных страстях и неприличных связях, заставлявшие содрогнуться даже самых искушенных грешников.