Гуляем мы как-то жарким майским днем по Кремлю с одним американским коллегой, болтаем о работе, осматривая знаменитые соборы, и вдруг этот насквозь светский человек задает мне сакраментальный вопрос, который я часто слышал от наших людей во времена всеобщего интереса к религии: "В чем разница между Православием и Католичеством?"
Как же приятно мне было услышать от него этот вопрос и поговорить о самом сокровенном с человеком из совершенно другой культуры. Я сразу же перебрал в уме несколько отличий, чтобы выбрать по-настоящему существенное – такое, из-за которого наша вера по праву именуется православной, но которое по большей части остается незамеченным самими православными.
Несколько соображений об этих отличиях.
Начну с тех отличий, на которые принято обращать внимание. Чаще всего упоминают примат Папы у католиков и отсутствие такового у нас. На мой взгляд, это несущественное отличие, являясь сугубо организационным и, что важнее, отсутствуя на практике. Ведь главы поместных церквей у нас зачастую имеют не меньше, а иногда и больше, власти над другими епископами, чем Папа Римский в своей церкви.
Филиокве – это уже серьезное богословское отличие. Но за всю церковную историю никто кроме Владимира Лосского не мог растолковать, почему это важно, да и Лосский не пользуется у нас большой популярностью ввиду чрезмерной сложности своих текстов.
Непорочное зачатие Девы Марии – одна из католических фантазий, которых, слава Богу, нет у нас. Но, судя по практике благочестия, она едва ли создает серьезные отличия, поскольку культ Богородицы у нас и у них находится примерно на одном и том же уровне.
От всем известных отличий перейду к действительно важному, каковым является учение свт. Григория Паламы, принятое православным миром, но отвергнутое католиками и прочими западными христианами. Поскольку это самый поздний из Отцов, сформулировавших православное учение, как маркер для отделения православной веры от других он наиболее важен, почему и его память, установленная на второе воскресенье Великого Поста, обозначается как второе торжество Православия.
Палама ставит вопрос, который сегодня занимает каждого: как человек спасается? На светском языке, это что-то типа "Зачем я живу?" и "Куда иду?" Если мы исходим из веры в Бога, то едва ли может быть какой-то другой смысл в жизни кроме общения с Ним. В этом пункте обычно разногласий не возникает, и основной центр тяжести переносится на обсуждение того, в чем заключается это общение и как оно возможно.
Это непростой вопрос, потому что, с точки зрения всех библейских религий, Бог пребывает вне тварного мира и, поэтому, совершенно недоступен для человека. Можем ли мы вступить в контакт с предположительно существующей разумной цивилизацией, нашедшей себе дом в другой галактике? Очевидно, что нет, т.к. все доступные для нас средства наблюдения и коммуникации совершенно недостаточны, чтобы преодолевать расстояния в тысячи световых лет. Бог же вообще не находится внутри этой Вселенной, и не только этой, но и любой другой параллельной. Какое тут может быть общение?
Католики, вслед за Фомой Аквинским, воспринимают общение с Богом как своего рода медитацию: думаешь о Нем, развиваешь богословские теории – это и есть общение. Протестанты, по сути, предлагают аналогичный подход, в котором основным способом богообщения является изучении Библии. В обоих случаях Бог воспринимается как бесконечно далекий, но отправивший нам весточку, и мы теперь контактируем с Ним через эту весточку, подобно тому как безутешная мать "общается" со своим погибшим сыном, снова и снова перечитывая его письма с фронта.
Православный взгляд на богообщение принципиально отличается тем, что, хотя концентрация внимания на оставленных Им памятниках полезна, ею далеко не ограничивается общение с Ним. Человек не просто умом переносится в горние миры, а физически соединяется с Богом, становясь с Ним одно. Этим и объясняется древняя максима "Бог стал человеком, чтобы человек стал богом".
Как это возможно, объясняет свт. Григорий, проводя разграничение между божественными сущностью и энергиями. В Своей сущности Бог неприступен и непознаваем, но Он раскрывается миру в Своих энергиях. И там, и там один и тот же Бог, но в разных формах существования. Хорошей аналогией является солнце, которое существует и как огненный шар, и как тепло и свет, доходящие до нас. И, подобно тому как под воздействием солнечных лучей мы приобретаем загар, витамин D, веселое настроение и прочие солнечные свойства, божественные энергии наделяют нас свойствами божественными, такими как радость, любовь и внутренний мир.
В католической картине мира эта идея отсутствует, поэтому Бог в ней остается далеким. Это сравнение полезно, чтобы оттенить особенность православного мироощущения, согласно которому, "небо становится ближе с каждым днем", а для особо преуспевших единство с Богом может достигать уровня прп. Серафима Саровского, как это описано его известным собеседником:
Представьте себе, в середине солнца, в самой блистательной яркости его полуденных лучей, лицо человека, с вами разговаривающего. Вы видите движение уст его, меняющееся выражение его глаз, слышите его голос, чувствуете, что кто-то вас держит за плечи, но не только рук этих не видите, не видите ни самих себя, ни фигуры его, а только один свет ослепительный, простирающийся далеко, на несколько сажен кругом, и озаряющий ярким блеском своим и снежную пелену, покрывающую поляну, и снежную крупу, осыпающую сверху и меня, и великого старца...
– Что же чувствуете вы теперь? – спросил меня отец Серафим.
– Необыкновенно хорошо! – сказал я.
– Да как же хорошо? Что именно?
Я отвечал: – Чувствую я такую тишину и мир в душе моей, что никакими словами выразить не могу!
[...]
– Что же еще чувствуете вы? – спросил меня отец Серафим.
– Необыкновенную сладость! – сказал я.
[...]
Что же еще вы чувствуете?
– Необыкновенную радость во всем моем сердце!
[...]
Что еще вы чувствуете, ваше Боголюбие?
Я сказал:
– Теплоту необыкновенную!
– Как, батюшка, теплоту? Да ведь мы в лесу сидим. Теперь зима на дворе, и под ногами снег, и на нас более вершка снегу, и сверху крупа падает... какая же может быть тут теплота?
Я отвечал:
– А такая, какая бывает в бане, когда поддадут на каменку и когда из нее столбом пар валит...
– И запах, – спросил он меня, – такой же, как из бани?
– Нет, – отвечал я, – на земле нет ничего подобного этому благоуханию...
Этот практический опыт Бога, одновременно недоступного и находящегося здесь и в нас, знакомый христианам со времен основания Церкви, и выразил теоретически свт. Григорий Палама. В результате получилось учение, представляющее золотую середину между суровым ветхозаветным монотеизмом и легковесным восточным пантеизмом. И строгость, и радость, и... соответствие принципу верифицируемости Поппера (насколько это возможно для богословия) в одном флаконе.