Жене жилось непросто – она не умела прощать: закулисные интриги, подковерные игры, неожиданно открывшиеся нечистоплотные обстоятельства стирали проштрафившегося из ее жизни, оставляя осадочек и брезгливое недоумение.
Были и затаенные обиды исторического масштаба: уже взрослой женщиной в гостиничном лифте курортного городка в солнечной Андалузии, задумчиво глядя на бодрых загорелых немецких пенсионеров с полным боекомплектом фарфоровых зубов, она никак не могла отделаться от мысли: «А вот интересно, что ты делал в сорок первом? А в сорок втором?» - было начало нулевых, и пенсионеры по своему возрасту еще вполне могли быть участниками нашествия.
Тем сложнее ей было понять отца, который, пережив в детстве оккупацию, всю жизнь посвятил германистике, без всяких проблем общаясь с дружественными социалистическими немцами. Конечно, мало что понимал четырехлетний ребенок, которого выставили вместе с матерью и сестрами из директорской квартиры в здании школы – единственное кирпичное строение в селе реквизировали для нужд оккупационных сил.
В селе к ним хорошо относились – Женин дед, директор школы, совершеннейший бессеребренник, закупив в райцентре тетрадки и чернила, раздавал нехитрые эти принадлежности сельским ребятишкам не особенно заботясь о том, вернут ли ему деньги. «Знаешь, Маруся, - говорил он жене, - у нас с тобой хоть зарплаты есть, а им-то где денег взять». Поэтому найти кров не составило труда - как только по селу разнеслась весть, что директоршу с детьми супостаты выкинули на улицу, пришли, позвали к себе жить.
Женя расспрашивала отца о тех временах, но он действительно мало что помнил. Вдруг однажды в рассказе возникла история о бутерброде: в южно-русском этом селе расположились на постой итальянцы, и как-то раз, пробегая по школьному двору под окнами своей бывшей квартиры, мальчишка наткнулся на жующую компанию – пришельцы устроили пикник под яблонями. Ему немедленно протянули бутерброд - vieni qui , bambino - он замер на мгновение, раздираемый противоречивыми чувствами, но страх все-таки взял верх, и ребенок удрал, инстинктивно рванул поближе к мамке.
Мамка, Женина бабушка, кое-как обустроившись на новом месте, стала, как и в прежние времена, вести уроки русского и литературы, сохраняя и под спудом «русскую речь, великое русское слово», только теперь учила по избам, где находилось место. Впоследствии за это советская власть ее отблагодарила сторицей – три года ее таскали по учреждениям, мотая нервы, отстранили от преподавания – как смела она работать «под немцем». Не полицаем и даже не официанткой в ресторане, а два без малого года донося до оставленных на съедение волкам сельских ребятишек великий и могучий. Отстали от нее только когда чиновница от образования, поставившая перед собой цель сгноить бабушку в казематах («Никогда у меня Ковалева не будет преподавать!» - орала она), пошла на повышение и там, в этих поднебесных высях, озаботилась проблемами других масштабов. Сама чиновница своевременно эвакуировалась в Казань вместе с мужем и пожилой матерью, и там дожидалась освобождения родных мест, куда вернулась чистой и незапятнанной.
Женя помнила дедов стол, массивный, крытый, как и полагается, зеленым сукном, пробитый с торца штыком и аккуратно залатанный кусочком фанеры. Это вошедшие в село немецкие части, удивленные, видимо, что отдали без боя, искали партизан и на всякий случай пробили столу бочину – вдруг в одном из ящиков притаился, скрючившись, боец невидимого фронта.
Отец, очевидно, был устроен по-другому, немецкий воспринимал как язык «Фауста» Гете, к своим приятелям - профессорам Лейпцигского университета и сотрудникам Института Гете - не имел никаких претензий, и идеи о том, что они должны еще ответить за Севастополь, его не посещали.
Одним из симпатичных товарищей был доктор Хеффнер, Отто Хеффнер – он был лет на десять старше и относился к молодому московскому доценту по-отечески покровительственно: во время стажировок, когда приходилось жить на стипендию, устраивал ему возможность то прочесть лекции в университете, то провести семинары, что неплохо оплачивалось и решало многие вопросы с покупкой подарков оставшимся в Москве домочадцам. Узнав, что у младшего коллеги имеется дочка Женя, просил передать ей чудесного мишку Тедди, и мишка действительно стал любимцем девочки, которая кукол терпеть не могла, а всех, по незнанию ей подаренных, складывала в угол, где они лежали «наказанные».
Поэтому, когда доктор Хеффнер оказался в Москве по делам, то был немедленно приглашен в гости. Прием был хлебосольный – разнообразие пирогов, маринованные лисички, собранные собственноручно, и икорка, тогда еще вполне доступная простому человеку, радовали глаз.
Доктор возник на пороге минута в минуту и Жене сразу понравился: эдакий Санта Клаус с седоватой шкиперской бородкой, розовыми щечками и ярко-голубыми глазами, ему было под пятьдесят, но одиннадцатилетней Жене он показался скорее дедушкой.
Отсидев положенное за столом, Женя укатилась к себе, потом ее пригласили к чаю, после чего доктор собрался отбыть. На прощание он по-взрослому пожал ей руку, сказав, что ему было очень приятно познакомиться с юной фройляйн. Так Женю еще никто не называл, и она засмущалась.
- А знаешь, - сказал отец, когда приятный гость ушел, - ведь мы с тобой в одном рукопожатии от Hit лера. Сказал буднично, несколько отстраненно, как будто прочел вслух заметку из газеты, раздел курьезов.
Женя опешила. Про Hit лера она знала очень хорошо, ибо родилась всего лишь через двадцать лет после победы, и раны еще были свежи: рассказы бабушки и советско-американский документальный сериал про Вторую Мировую создали ясную картину в ее голове.
- Да, - продолжал отец, - в конце войны доктор Хеффнер состоял в hitлерюгенде, и после выполнения какого-то задания их привели в бункер к Hit леру, и он пожал им руки.
Женя с брезгливостью посмотрела на свою ладонь, которую только что пожал симпатичный гость. Потом она тщательно вымыла ее с мылом. Неприятное ощущение ее не покидало.
Зайдя в свою комнату, она без сожалений вытащила из кровати подаренного мишку, без которого прежде не могла уснуть, и забросила на пыльный шкаф, где он, вероятнее всего, лежит и по сей день.
Она вычеркнула его из своей жизни. Кто знает, чего от него ожидать? Вдруг и он замешан в чем-то нехорошем?
Истории из жизни советской девочки Жени можно почитать здесь:
Женя идет в школу. История с ностальгическим уклоном
Другие рассказы автора читайте здесь: #рассказы рт
Если Вам было интересно, подписывайтесь на канал и ставьте лайк