Как я уже говорила, не было в январе 1918-го Советской власти в исторически устоявшемся понимании. Сами большевики представляли собой одну их фракций Российской Социал - Демократической Рабочей Партии с несколькими внутренними течениями:. К моменту созыва Всероссийского Учредительного Собрания, на представительство в нём претендовали:
Это не могло не сказаться как на внешнем облике главной партийной газеты, от номера к номеру менявшей название и свою принадлежность и, в конце концов, расколовшейся на два разных по духу печатных органа, так и на людях, сотрудничающих с ней.
На первой странице первого номера "Правды" три авторских материала. На 99 процентов они восстановлены:
Гражданская война и война внешняя
В «Воле Народа» В. Лебедев выступил со статьёй, в которой, как это и полагается по должности всем врагам большевизма, тысячу первый раз констатировал провал большевизма, на этот раз по вопросу о внешней политике.
Провал заключается видите ли в том, что большевики считают возможным при изветных условиях вести социалистическую войну с Германским империализмом. Раз большевик, значит, абсолютный противник всякой войны – вот исходный пункт рассуждений г. Лебедева. А раз большевики за социалистическую войну значит, они уже не большевики, а оборонцы в социал-патриотическом духе гг из «Воли народа», «Единства» и т.д.
Для г. Лебедева, изображающего нас какими-то толстовцами и буржуазными пацифистами, вовсе не обязательно знать наши партийные решения, выносившиеся как раз в предвидении того случая, с которым нас теперь сталкивает жизнь и ход революции. Элементарная добросовестность в полемике – это роскошь, и не приходится уже требовать, чтоб эти господа имели хоть какое-то представление о нашей действительной позиции в вопросе о революционной войне, которая получила свое выражения в резолюциях, выносимых по этому вопросу и в Петроградском совете, во время господства там оборонцев, и на первом всероссийском съезде советов, и в резолюции о войне, принятой на Польском съезде партии.
Смысл этих резолюций, к которым мы еще будем иметь случай вернуться, заключается в том, что наша партия стремится к прекращению империалистической войны, в которой принимают позорное участие социал-патриоты всех стран на поводу у своих буржуазных правительств или правительств союзников, к каковым социал-патриоты и г. Лебедев имеют «честь» принадлежать, к превращению империалистической войны в войну с империализмом, т.е. в гражданскую войну, т.е. в войну классов. В этой войне нам противостоит один фронт, начиная от Вильгельма и Гофмана, продолжая Каутским, Калединым, Ллойд Джорджем и кончая социал-патриотами всех стран и народов, которые от открытых империалистов отличаются только методами одурачивания народных масс. И когда война с империалистами внутренними и внешними, достигнет в какой-либо стране такой стадии, что власть переходит к угнетенным классам, как это имеет место у нас после октябрьского переворота, то единый фронт империалистов всех мастей и оттенков с их прислужниками, остается таким же единым и враждебным для нас, как и раньше. Разница между внутренним и внешним буржуазным фронтом имеет чисто технический, а не принципиальный характер. И когда мы, ставши у власти, защищаем дело своей революции, и наступая, и обороняясь, без различия фронтов, то лишь самый низкий демагог, или безнадежно тупой человек может считать нас «оборонцами» в социал-патриотическом смысле этого слова. Когда капиталист «обороняет» свой денежный сундук от натиска рабочей революции, он «оборонец». Когда рабочий защищает свои завоевания от капиталистов, он тоже «оборонец». Для г. Лебедева, открывшего «оборонческие» статьи (в своем смысле) на страницах «Правды», есть чему порадоваться: и рабочие и капиталисты стали оборонцами. А отсюда, не правда ли, только один шаг до войны «в полном согласии с нашими доблестными союзниками».
Да, мы обороняем свою революцию и ставши у власти, должны оборонять ее и на внешнем фронте. И когда гг Лебедевы на этом основании предлагают нам отдать власть себе подобным в интересах обороны, т.е. ликвидировать завоевания октябрьского переворота, то он не потрудился объяснить, что же нам придется тогда оборонять?
Но оставим нашего социал-патриота и перейдем к другому вопросу, тесно связанному с взаимоотношением гражданской и внешней войны. Для нас это одна война, война классов, для нас есть один фронт – фронт врагов октябрьского переворота.
Как враги октябрьской революции и Клемансо, и Гиденбург, и Милюков, и Руднев – союзники, в какой бы смертельной схватке они ни находились друг к другу по другим причинам, которых их разъединяют. В этом смысле, поражение наше, или отступление в переговорах (это тоже есть поражение) на фронте Кюльмана и Гофмана есть победа Милюкова и Руднева внутри страны, есть поражение октябрьской революции по всему фронту борьбы.
Мы должны честно и мужественно признать это. И когда господа из «Дела Народа» вопят против «большевистского мира», под которым они понимают мир с уступками германскому имериализму, то если б такой мир стал фактом, то они одержали бы блестящую победу нашими руками. Им, более чем кому-либо, был бы выгоден именно такой исход, если б мир был объективно неизбежен.
Они это прекрасно понимают, и только интересы самой низменной демагогии заставляет их умалчивать об этом. Иначе какой бы честный социалист стал бы испускать вопли негодования против социалистической войны?
Что отступление на фронте германского империализма будет означать поражение октябрьской революции внутри, это с полной очевидностью можно показать на паре примеров. Мы приступили к национализации банков и наметили ряд реформ социалистического характера. Заинтересованность германского капитала в средствах одного из питерских банков достигает 30 проц. Отступление в вопросе о территории неизбежно означает отступление и в вопросах экономических. Нам пришлось бы делать изъятие для германской биржи. То же и с немецкими фабрично-заводскими предприятиями. И мы не могли бы утешить гг Гофманов. (Но в случае победы) социалистической революции в Германии, мы даем обязательство не защищать интересы наших капиталистов перед немецким рабочим классом. И если у французских и английских капиталистов руки коротки, чтоб заставить нас платить по внешним займам, то, если социалистической революции на Западе не будет, то Германия и Австрия с успехом выполнят роль судебного пристава для наших кредиторов.
Еще пример. Допустим, латышские стрелки не захотят отдать своих товарищей в Курляндии на съедение курляндским баронам и, перейдя границу, поднимут там восстание. Советской власти по сути мирного договора, или придется начать войну с Германией, или усмирять собственных товарищей.
Таких примеров можно привести сколько угодно и все они будут говорить одно: вне пролетарской революции на западе нам нет спасения. Нам отрезаны все пути к отступлению. Нас можно разбить, но нельзя нашу партию заставить изменить природе октябрьской революции, поднявшей нас на вершины власти. Она может или победить, или умереть. Если она потерпит поражение, пусть гг правые эсеры и меньшивики радуются этому поражению. Они могут быть уверены, что Ллойд-Джордж, Клемансо и Гинденбург разделят с ними эту радость.
Е. Преображенский
Преображенский Евгений Алексеевич (03(15).02.1886—13.07.1937),
член партии в 1903—1927 гг., 1930—1933 гг. и 1933—1936 гг., член ЦК в 1920—1921 гг. (кандидат в 1917—1918 гг., член ЦКК в 1920—1921 гг.), член Оргбюро и секретарь ЦК 05.04.20—08.03.21 гг.
Родился в г. Волхове Орловской губернии. Русский.
В 1905 г. окончил гимназию.
С 1917 г. на партийной работе на Урале, в 1918—1919 гг. предс. Уральского обкома партии.
С 1919 г. в редакции газеты «Правда», уполномоченный ВЦИК по Орловской губернии, на партийной и советской работе в Уфе.
В 1920—1921 гг. секретарь ЦК РКП(б).
С 1921 г. предс. финансового комитета ЦК партии и СНК РСФСР, предс. Главпрофобра Наркомата просвещения РСФСР.
В 1924—1927 гг. зам. предс. Главконцесскома, член коллегии Наркомата финансов СССР, одновременно в 1926—1928 гг. член редколлегии Большой советской энциклопедии.
Затем в системе Госплана СССР, на дипломатической работе.
В 1932—1936 гг. член коллегии Наркомата легкой промышленности СССР, зам. нач. отдела Наркомата совхозов СССР.
За участие в троцкистской оппозиции в 1927 г. исключен из партии, в 1930 г. восстановлен, вновь исключен в январе 1933 г., в декабре этого же года восстановлен, в 1936 г. опять исключен.
Репрессирован: военной коллегией Верховного суда СССР 13 июля 1937 г. приговорен к расстрелу и в этот же день расстрелян.
Реабилитирован Пленумом Верховного суда СССР 22 декабря 1988 г., 16 мая 1990 г. КПК при ЦК КПСС восстановлен в партии.
Автор книг:
Анархизм и коммунизм , М.—Пг., 1916;
О крестьянских коммунах. (Разговор коммуниста-большевика с крестьянином), М.—Пг., 1918;
Нужна ли хлебная монополия? , М., 1918;
С кем идти крестьянской бедноте?, Смоленск, 1918;
Крестьянская Россия и социализм , Пг., 1918;
Азбука коммунизма, М., 1919 (совместно с Н. И. Бухариным);
Трёхлетие Октябрьской революции, М., 1920;
Перспективы новой экономической политики // Красная новь . 1921 г. № 3. С. 201—212;
Русский рубль за время войны и революции // Красная новь. 1922 г. № 2. С. 242—257;
Крах капитализма в Европе // Красная новь. 1922 г. № 5. С. 151—165;
О морали и классовых нормах , М.— Пг., 1923;
Е. А. Преображенский: Архивные документы и материалы: 1886—1920 гг., М., Издательство Главархива Москвы, 2006;
Новая экономика (теория и практика) : 1922—1928 гг., т. I—II, М., Издательство Главархива Москвы, 2008;
Деньги и мировой капитализм (исследования, научно-популярные работы): 1921—1931 гг., М., Издательство Главного архивного управления города Москвы, 2011.
Парижская коммуна, Советская власть и Плеханов
Карл Маркс писал про Парижскую коммуну: «Большинство ее членов, естественно, состояло из рабочих, или из признанных представителей рабочего класса».
Тем не менее, «коммуна служила истинною представительницей всех здоровых элементов французского общества, она была, поэтому, действительно, национальным правительством».
«Это была первая революция, в которой рабочий класс был признан единственным классом, способным к общественной инициативе; это признало парижское третье сословие: мелкие торговцы, ремесленники, купцы, все, за исключением богатых капиталистов. Эта каста третьего сословия… примкнула теперь к рабочим».
В современной русской революции политическая власть завоевана революционным пролетариатом, большинство членов Советского Правительства состоят из рабочих или признанных представителей пролетариата.
Но в то же время Советская власть пользуется безусловной поддержкой всей городской и деревенской бедноты, беднейшего крестьянства, составляющего большинство населения страны.
Полупролетарии города и деревни признают революционный рабочий класс за единственный класс, способный к общественной инициативе – они примыкают к рабочему классу и тесно смыкают свои ряды вокруг него.
И как в свое время коммуна, так теперь Совет Народных Комиссаров является истинным представителем всех здоровых элементов общества, есть действительно национальное правительство.
Если коммуну погубило то обстоятельство, что пролетариат победил только в Париже, что в провинциальных центрах, куда перекинулось движение, оно было сразу же расстреляно, а деревня была настроена враждебно по отношению к передовым борцам пролетариата, - то русское пролетарское правительство опирается на поддержку рабочих и крестьянских масс всей необъятной страны.
Но по Марксу парижская коммуна была именно социалистической революцией. Ему принадлежат многознаменательные слова: «Да, господа, коммуна собиралась уничтожить эту классовую собственность, которая трудом большинства создает богатство меньшинства. Она имела целью экспроприацию экспроприаторов. Она хотела сделать из индивидуальной собственности общую, превратить средства производства, землю и капитал, служащие ныне источником эксплуатации и порабощения труда в простые орудия свободной ассоциированной работы». Далее Маркс прямо называет коммунизм целью парижской коммуны.
Социалистической революцией является и переживаемая нами в России рабоче-крестьянская революция.
В августе 1905 года, во втором номере своего нелегального «Дневника Социал-Демократа» Плеханов говорил большевикам: «приближается такая революция которая доставит господство пролетариату, поддерживаемому мелкой буржуазией, изверившейся в свои собственные силы, в свою собственную способность к социальной инициативе, тогда будьте последовательны и не бойтесь признать, что это будет социалистическая революция (курсив всюду Плеханова), которая не только осуществит нашу программу минимум, но и приведёт к нашей конечной цели». И от своего имени Плеханов обещал: «Когда мы убедимся, что у нас приближается такая революция, тогда мы не станем восставать против идеи захвата власти» (стр. 35. примеч.) И вот наступил момент, когда «мелкая буржуазия, изверившаяся в свои собственные силы», поддерживает (текст расплылся, частично отсутствует конец предложения)
А Плеханов оказывается в лагере крупной буржуазии, ведущей бешеную атаку на пролетарскую власть. Дело доходит до того, что черносотенные заговорщики, подготовлявшие монархический переворот, - помещают Плеханова в список своих кандидатов в министры.
Приходится повторять слова старого латинского поэта: t empora mutantur et nos mutantur in illis (времена меняются, и мы меняемся с ними).
В. Быстрянский.
ВАТИН (Быстрянский) Вадим Александрович (13 мая 1886, Санкт-Петербург — 13 декабря 1940, Москва), политический ссыльный, историк.
В 1907, будучи студентом историко-филологического факультета Санкт-Петербургского университета, вступил в РСДРП. После ареста в 1909 около 2 лет провел в тюрьме, в октябре 1910 выслан на поселение в деревню Быстрая Минусинского уезда Енисейской губернии . По названию места ссылки Ватин избрал себе псевдоним Быстрянский, закрепившийся за ним до конца жизни. В июле 1911 переведен в Минусинск , где работал заведующим научного отдела библиотеки краеведческого музея. Вместе с Е.Д. Стасовой , А.П. Спундэ , Ю.П. Гавеном вошел в руководящее ядро большевиков Минусинской ссылки . Активно сотрудничал в местной периодической печати («Минусинский край», «Сибирский архив», «Сибирские записки» и другие), написал ряд прокламаций, распространявшихся в губернии . Используя материалы Минусинского музея, занялся изучением истории Сибири , в частности Минусинского уезда. Книга Ватина «Минусинский край в XVIII веке» удостоилась премии им. Л.П. Кузнецова (Томский университет) за лучшее сочинение по истории Сибири . В октябре 1917 года возвратился в Петроград, участник Октябрьской революции . Делегат 2-го Всероссийского съезда Советов , был избран членом ВЦИК . С октября 1917 года — член редакции «Известия ВЦИК», работал в редакциях газет «Правда», «Известия ВЦИК». В 1918—1922 гг. — член редакционной коллегии «Петроградской правды», с 1918 года член редакции газеты «Северная коммуна», с 1919 — «Известия Петросовета».
С 1922 года — руководитель Петроградского истпарта (сменил его В. И. Невский ), на преподавательской и научной работе в Ленинграде, был членом редакционной коллегии Петроградского отделения Госиздата, с 1923 года преподавал в Коммунистическом университете имени Г. Е. Зиновьева [4] .
В 1923—1925 годах — декан экономического факультета Санкт-Петербургского государственного политехнического университета . Член редакции газеты «Ленинградская правда».
В 1923—1929 годах Быстрянский поддерживал И. В. Сталина , в частности, в борьбе с зиновьевской оппозицией, активно содействовал (1925—1926) новому ленинградскому руководству во главе с С. М. Кировым [5] .
В 1936—40 годах — директор Ленинградского института истории партии. С сентября 1940 года был членом редакционной коллегии «Правды» и умер в этой должности.
Некоторые его работы 1920-х годов в тридцатые годы оказались под запретом, но сам он при этом репрессиям не подвергся [5] .
Был похоронен в Москве на новом Донском кладбище в Москве, в главном зале бывшего крематория (колумбарий № 2) [5] (ныне здесь — храм) [6] .
Был делегатом 8-го (1919), 15-го (1927) и 16-го (1930) съездов ВКП(б) . Состоял членом Общества бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев .
Автор публикаций по теории марксизма-ленинизма, истории революционного движения и Коммунистической партии. Был составителем систематического указателя к Собранию сочинений В. И. Ленина .
И, наконец, последний авторский материал, частично вошедший на первую страницу первого номера "Правды" (с продолдением на второй:
Дуэль
В Брест-Литовске переговоры ведутся двумя партиями, ставшими врагами не только из-за случайной политической комбинации. Ведут переговоры враги не только на почве войны, но враги и на почве классового различия, - это с самого начала накладывает отпечаток на характер переговоров. Германский генералитет понял это с первой минуты. Если он ухватился за Брест-Литовск, как за место переговоров, если он выкатил тяжелые орудия ультиматума и дал из него огонь даже раньше, чем русская делегация могла высказать свою точку зрения, то все это произошло по одной только причине: генералитет хотел изолировать русскую делегацию от широких народных масс. Идеи русской революции, ее мирная программа должны были высказываться в герметически закупоренном пространстве. Генералы и дипломаты, не восприимчивые к ним, должны представлять брандмауэр между рупором русской революции и между рабочими массами Германии и всей Европы. Русская делегация прекрасно знала, что она теряет, если будет вести мирные переговоры в Бресте, главной квартире немецкого завоевателя; но она знала также, что потеряет намного больше, если порвет переговоры из-за вопроса о месте, где их вести.
Народы жаждут мира, и срыв мирных переговоров может в их глазах получить оправдание лишь тогда, если они убедились бы, что он вызван соображениями, вытекающими их самых кровных интересов народа.
Дело было в том, чтобы не упустить ничего, что могло бы, как на ладони, показать массе русского и германского народов, кто хочет мира, и какого именно мира он хочет. Поэтому русская делегация могла откровенно признаться, что она подчиняется ультиматуму и объяснить, почему она идет на этот шаг.
Когда Троцкий читал своим звонким металлическим голосом русскую декларацию, когда он, ничего не скрывая и не прикрашивая, изъявил: «Вы с военной точки зрения сильнее нас, но вы должны скрывать перед массами мотивы нашей политики; мы более слабы, но наша сила возрастает по мере того, как мы разоблачаем вашу политику и поэтому мы остаемся». Когда он это говорил, тогда, казалось, слышно было в воздухе реяние ветра будущего. В зале была гробовая тишина и даже генералы, которые привыкли считаться только с осязательными фактами, даже они почувствовали, что из хаоса, который представляет мир, рождаются новые силы.
А последующие заседания германской, австро-венгерской и русской делегации, показали, что несмотря на военные поражения, эта новая сила, представленная русской рабочей революцией, не только не готова капитулировать перед грубой силой победы военного германского империализма, но бесстрашно смотрит ему в глаза.
Немецкая дипломатия была убеждена, что руководители русской революции примирились с фактами, созданными войной, что им желательно найти только ширму, за которой они могли бы скрыть капитуляцию. Но к их величайшему удивлению, они убедились, что русская делегация принимает серьезно во внимание еще и совсем другие факты - интересы народных масс, которые она не согласна подвергнуть распродаже.
С большим удивлением видят они, что представители русской революции борются не за то, чтобы победа германского империализма могла бы прикрываться лживым бонапартистским применением принципа самоопределения народов, но ведут наступление против самых сокровенных чаяний германского империализма. Мы не защищаем русской территории; и если поляки, литовцы, латыши выскажутся за отделение от России, то мы это признаем так же, как мы признали и решение Финляндии, несмотря на то, что наши войска могли бы навязать ей свою волю.
Право на самоопределение народов для русской революции является не уступкой победоносному немецкому империализму, а является основным правовым принципом, который мы поддерживаем по отношению ко всем народам, в полной уверенности, что оно является единственной основой, на которой народы могут встретиться для совместной работы.
Вы признали этот основной принцип на словах, скажите же, согласны ли вы его признать на деле, согласны ли очистить Польшу, Литву, Курляндию и предоставить их народам свободу решения. Согласны ли вы до такого решения отказаться от того, чтобы опираясь на сделки с немецкими группами эксплуататоров, разорвать на части эти области, навязать им военные и таможенные конвенции и экономические формы правления, скажите!
Так говорил Троцкий. И как искусно не парировал представитель германского империализма Фон-Кюльман, он не мог скрыть, что их германский империализм интересует: решение немецкий баронов в Курляндии, решение незначительной части польской буржуазии объявить решениями народов и вырвать у них уступки, которые искромсают живое тело народов и наложат на них обязательства в будущем. Он не дал еще прямого ответа, его надо будет еще вырвать, но скрыть желания германского империализма – это было свыше его сил, и как бы Кюльман и его помощники ни были искусны в употреблении сладких фраз, свойственных дипломатии, факты слишком ясны и определены – шила в мешке не утаишь, и потому, что они чувствуют, что они разоблачают свое правительство, они стараются бросить подозрение на наше.
Они сконструировали «инцидент», будто бы происшедшей перемены в позиции русской делегации после рождественского перерыва, которую они приписывают влиянию согласия. Это предприятие им не удастся.
Директивы согласия требуют признания права на самоопределение не для всех народов. Они требуют его только для тех, которые находятся под господством Центральных Держав, равным образом как эти последние требуют его только для Индии и Египта.
Мы боремся за свободу всех трудящихся, и немецкие рабочие поймут нас. Они видели нашу борьбу с империализмом стран согласия в течение 8 месяцев. Они видели, как мы опубликовали тайные договоры и переписку, в то время как германское правительство до сих пор еще не опубликовало своей переписки с австро-германским правительством за время последнего месяца до войны и даже не смеет опубликовать интимную переписку германского императора с царем, акты, касающиеся переговоров с Англией, относительно португальских колоний и сферы влияния в Малой Азии.
Нет, никогда не удастся этот фокус: представить русское рабочее правительство как союзников французского, английского и американского капиталов. Немецкие рабочие поймут, что мы находимся в союзе только с международным пролетариатом. В некоторых частях его, когда мы пошли в Брест-Литовск, возникло сомнение, что эта куча развалин может прославиться в истории, как место капитуляции русской революции перед германским империализмом. Если же рабочие Европы получат сведения о ходе переговоров, тогда они узнают, что представители русской революции выступают в Бресте, как правозаступники международного пролетариата. Пусть нас скоро обрадует весть, что германский и весь международный пролетариат провозгласит себя на этом вашем процессе против германского империализма, судьями над германским империализмом.
Радек
РА́ДЕК Карл Бернгардович (псевдоним, настоящая фамилия Собельсон; 1885, Львов, — 1939, ?), деятель европейского социал-демократического и коммунистического движений, советский партийный публицист.
Детство и юность провел в Тарнове (ныне Тарнув ), где мать работала народной учительницей (отец умер, когда Радеку не было пяти лет). Там же окончил польскую гимназию (1902). С детства читал по-немецки — на «языке просвещения евреев Галиции». С 14 лет входил в социалистические кружки, вел агитацию среди рабочих, за что его дважды исключали из гимназии. С 1902 г. — член польской социал-демократической партии Галиции и Тешинской Силезии , сотрудничал в ее прессе. С 1904 г. состоял в Социал-демократии Королевства Польского и Литвы. В 1905 г. Радек нелегально прибыл в Варшаву, где совместно с Я. Тышкой , Розой Люксембург , Ю. Мархлевским и другими редактировал газету «Трибуна». В 1906 г. сидел полгода в тюрьме, где усиленно изучал русский язык. Весной 1907 г. вновь арестован и зимой того же года выслан в Австрию.
С 1908 г. — активный деятель левого крыла германского социал-демократического движения. Сотрудничал в ряде органов германской социал-демократической печати, публикуя статьи главным образом по вопросам партийной тактики и международной политики. Слушал лекции по истории Китая в Лейпцигском университете, а также по вопросам международной политики в семинарии К. Лампрехта (основоположник психосоциального подхода к истории). С начала Первой мировой войны занял интернационалистскую позицию и был вынужден переехать в Швейцарию. Участвовал в конференциях левых социалистов (Циммервальд, 1915; Кинталь, 1916; Стокгольм, 1917), сблизился с большевиками и перешел в их лагерь. После Февральской революции 1917 г. проехал в «ленинском запломбированном вагоне» через Германию, затем перебрался в Швецию, где вместе с Я. Ганецким (Фюрстенберг, 1879–1937) и В. Воровским был агентом ЦК большевиков для связи с заграницей. С ноября 1917 г., живя в Петрограде, ездил по различным государственным поручениям: вел предварительные переговоры с представителем германского правительства, а затем участвовал (как член коллегии Народного комиссариата иностранных дел /Наркоминдел/) в Брест-Литовских мирных переговорах.
В 1918 г. был одним из лидеров группы так называемых левых коммунистов, выступавших против подписания договора с Германией. В феврале 1918 г. вошел в состав Ревкома по защите Петрограда, с марта руководил отделом Центральной Европы Наркоминдела и отделом внешних сношений ЦИКа. После начала германской революции (ноябрь 1918 г.) нелегально въехал в Германию, участвовал в организации первого съезда компартии Германии и стал фактически (после убийства Розы Люксембург и К. Либкнехта) одним из ее руководителей.
В феврале 1919 г. был арестован, после освобождения из тюрьмы (декабрь того же года) возвратился в Россию. В 1919–24 гг. — член ЦК РКП(б), в 1920–24 гг. — член президиума (в 1920 г. секретарь) исполкома Коминтерна. В этот период Радек поддерживал контакты с левой (прокоммунистической) фракцией партии По‘алей Цион , которая стремилась вступить в Коминтерн. Радек был докладчиком на 2-м, 3-м и 4-м конгрессах Коминтерна, а также на съезде трудящихся Востока (Баку, 1920), который он организовал совместно с Г. Зиновьевым . Во время польско-советской войны (1920) Радек стал членом Польского революционного комитета, задуманного как коммунистическое правительство Польши, и в июле–сентябре находился на фронте. В октябре 1920 г. был нелегально отправлен в Германию, где хотел реализовать предложенную им и некоторыми другими деятелями Коминтерна тактику «единого фронта» коммунистов и социал-демократов. В отличие от Г. Зиновьева и других большевистских лидеров, он не исключал возможности «единого фронта сверху», т. е. сотрудничества не только с рядовыми социал-демократами, но и с руководством социал-демократических партий. В январе 1922 г. Радек по поручению Наркоминдела вел в Берлине секретные переговоры с командующим рейхсвером генералом Х. фон Сектом, тщетно пытаясь добиться для Советской России германской военной помощи. В апреле 1922 г. руководил делегацией Коминтерна на съезде трех Интернационалов. В мае 1923 г. Радек вернулся в Германию (на этот раз легально), где в условиях галопирующей инфляции и обнищания народа коммунисты снова были готовы отказаться от тактики «единого фронта» в пользу активных революционных действий. В июне 1923 г. Радек выступил сторонником союза коммунистов с немецкими националистами (даже национал-социалистами) в борьбе против общего врага — «буржуазной демократии». В октябре 1923 г. был командирован Коминтерном в Германию для участия в руководстве планировавшегося восстания, которое вспыхнуло в Гамбурге до его приезда и окончилось неудачей. Радека, поддержавшего решение большинства ЦК германских коммунистов об отступлении, сделали в Коминтерне «козлом отпущения» за поражение восстания.
После возвращения в Советский Союз принял участие в партийной дискуссии на стороне троцкистской (см. Л. Троцкий ) оппозиции. В 1924 г. на 5-м конгрессе Коминтерна защищал тактику «единого фронта», принятую на 4-м конгрессе, но после победы «сектантской» позиции Г. Зиновьева по этому вопросу оставил руководящую работу в Коминтерне. В 1925–27 гг. был ректором Университета народов Востока (Китайского университета) имени Сунь Ятсена в Москве и членом главной редакции Большой Советской Энциклопедии. В 1927 г. на 15-м съезде ВКП(б) в числе 75 активных участников левой оппозиции исключен из партии. С января 1928 г. по май 1929 г. находился в ссылке на Урале, а затем в Томске. Летом 1929 г. обратился в ЦК вместе с И. Смилгой и Е. Преображенским с письмом, в котором признавал ошибочность своих взглядов и заявлял о своем отходе от троцкизма. Осенью 1929 г. Радек выдал властям резидента ГПУ на Ближнем Востоке Я. Блюмкина , передавшего ему письмо от находившегося в Турции Л. Троцкого. В январе 1930 г. Радек был восстановлен в партии. В 1932–36 гг. был заведующим Бюро международной информации ЦК ВКП(б), а также заведующим международным отделом газеты «Известия».
Радек был одним из самых блестящих и эрудированных партийных публицистов (писал на немецком, польском и русском языках). В 1920–30-х гг. Радек был влиятельным обозревателем («Правда» и «Известия») и лектором по вопросам внешней политики и международного рабочего движения. Радек выступал в печати и как литературный и театральный критик (одним из первых высоко оценил постановку «Короля Лира» в ГОСЕТе ). Он также был широко известен как автор язвительных анекдотов о советской жизни и партаппаратчиках, в том числе и о И. Сталине .
Капитуляция Радека перед Сталиным, а в особенности предательство Блюмкина, о котором стало известно в кругах оппозиции, морально сломили его. Свой полемический и остросатирический талант Радек обратил против бывших соратников, а его восхваления Сталина («Зодчий социалистического общества», Москва, 1934), выделявшиеся пафосом даже на общем фоне славословий вождю, по определению И. Нусинова , «поднимаются до эпоса революции».
В 1935 г. Радек вошел в состав Конституционной комиссии ЦИК СССР и совместно с Н. Бухариным написал проект так называемой Сталинской конституции (1936). В августе 1936 г., во время первого из показательных процессов, Радек с гневом призывал к суровому наказанию Г. Зиновьева и Л. Каменева . В октябре 1936 г. Радек был арестован, долгое время не давал нужных властям показаний, но затем, по некоторым сведениям, после встречи со Сталиным, который взамен на обещание сохранить жизнь потребовал от Радека оговорить себя и других (в том числе и находившегося на свободе друга Радека — редактора «Известий» Н. Бухарина), согласился сотрудничать со следствием. На сфабрикованном процессе «Параллельного антисоветского троцкистского центра» (январь 1937 г.) Радек, со свойственным ему красноречием, играл основную роль (признав себя «коварным лжецом», он в то же время указал, что судебное дело базируется исключительно на его собственных показаниях). Из 17 подсудимых 13 были приговорены к расстрелу, двоих позже расстреляли по заочно вынесенному приговору, а Радека и Г. Сокольникова , приговоренных к десяти годам тюрьмы, 19 мая 1939 г. (явно по приказу начальства) насмерть забили уголовники. В 1988 г. Радек был реабилитирован Верховным Судом СССР.
Хотя сам Радек был совершенно безразличен к еврейству, для многих современников (принадлежавших часто к противоположным политическим лагерям) он из-за своего участия в различных европейских партиях, преданности идее мировой революции, а также благодаря своей внешности, соответствовавшей карикатурному стереотипу еврея, был олицетворением космополитического «иудеокоммуниста».
Радек — автор ряда работ по истории коммунистического и рабочего движения, тактике и стратегии революционной борьбы, а также художественно-мемуарных «Портретов и памфлетов» (М.—Л., 1927; доп. изд. тт. 1–2 — 1933; переиздания 1934 и 1935).
На сегодня всё. В статье использованы материалы из Википедии, Сибирской и Еврейской энциклопедий. Фото из свободного доступа.