Когда я работал журналистом, то часто брал интервью у самых разных людей. И во время разговора могли возникнуть две проблемы.
Первая — пару раз я забывал нажимать кнопочку на диктофоне. Приходилось извиняться, унижаться и перезаписывать интервью.
Вторая — собеседник долго изливал тебе душу (и ты уже рисовал в воображении яркий заголовок и похвалу главного редактора), а потом говорил: но это, дорогой друг, конечно же не для печати.
Или просто оскорблял. Как, например, Лолита, которая как-то ехидно прошипела мне в трубку:
— Вы знаете, мы с вами находимся на разном уровне понимания жизни.
Такое как-то обидно даже печатать. Сначала надо осмыслить. Понять.
Или вот еще случай. Известный петербургский краевед однажды сказал по телефону что-то несмешное, а я захихикал. Кажется, на нервной почве. Или из-за усталости. Или просто не так его понял.
— Чего смеетесь? Что я смешного сказал? Вы дурак? — завелся краевед.
И повесил трубку. Я, может, и дурак, но такие цитаты точно не для печати. Разве только в бульварных СМИ.
Но самую большую тайну мне пришлось хранить после разговора с известным политиком, в прошлом врачом. Он рассказывал о своем участии в спасательной операции после Спитакского землетрясения в Армении. Чуть ли не самолично вытаскивал выживших из-под завалов, оказывал им медицинскую помощь. Кого не могли спасти — укладывали в гробы прямо на месте.
— И вот я был так сильно вымотан, что стыдно признаться... В общем, не мог уже идти до своей палатки и лег прямо на гроб. Внутри находилось тело чьего-то сына, друга, отца, не знаю. Но я слишком устал, чтобы рассуждать моральными категориями, — вдруг признался собеседник. — Так и проспал всю ночь. И даже видел цветные сны.
Меня осенило: я увидел яркий заголовок интервью, сочное вступление, красивый и кольцевой финал. Как вдруг...
— Только, слушайте, я вам рассказал, конечно, не для печати. Договорились?
Третья проблема — врать собеседнику во время интервью. Но этого я никогда не умел.
Так это интервью и не вышло.
27.03.21 F