…После февральских и мартовских праздников Сергуня совсем озверел. Наш сериал уже какое-то время перестал котироваться, и о премьере на каком-нибудь мало-мальски центральном канале можно было забыть. Даже кабельные начали что-то финтить. И все надежды Серёги вырваться с периферии в столицу начали таять, как снег по весне. А тут ещё активизировался амбал, который давал ему денег, а потом же сам их своровал. А ведь предупреждала этого придурка: в провинции все друг друга знают, все друг другу родственники, все друг от друга кормятся. А он на того амбала пошёл заяву писать его же родственнику! Мозги есть вообще? Чем он там держал своего кредитора всё это время, я не знаю. Может, Аргунова приплёл: недаром тот орал, что расплачиваться придётся ему, а не Серёге. Но, видимо, это закончилось. Потому что, помимо мрачности от отказов продолжать показывать наш сериал, он пару раз приходил на площадку с фингалами. Да телефон его разрывался от криков Аргунова. Слов нет, мне приятно было видеть эту самодовольную рожу разукрашенной во все цвета депрессивного шизика. Но вместе с тем огорчало, что я не получу денег. Эх, уплывает от меня квартира!

Однажды он обратился ко мне с идиотским требованием воздействовать на амбала, чтобы тот от него отстал. Я была возмущена до предела: мало того, что эта сволочь никогда не воспринимала мои предсказания всерьёз, мало, что обвинил в последствиях того, что сам же меня не слушал, так теперь ещё требует, как будто я у него на жаловании или по гроб обязана! Видимо, его опасения по поводу моих способностей, проявившиеся тогда, когда я лопнула рюмку, рассеялись. Ну ничего! В ярости я ему устроила такой скандал, что полопались несколько рюмок рядом с ним, софиты обдали его дождём стекла, а у него самого на мобильнике треснул экран. Вот когда я разошлась! Я не орала благим матом, как Аргунов, выведенный из себя наездами серёгиного амбала, я шипела на него, как куча рассерженных змей, я высказала ему всё, что у меня накопилось, всё, без остатка. Он сидел, разинув рот, и что-то блеял. Ну совсем, как тогда, когда его отчитывал Аргунов! Но я не слушала. Я говорила и говорила, стекло вокруг лопалось, а у Серёги, видимо, случился паралич.

Напоследок я ему сказала, что, если он ещё будет относиться ко мне, как господин к прислуге, я ему устрою импотенцию на всю оставшуюся жизнь и вообще высушу его стручок до горошины. Если в прошлый раз мои крики заставили его начать меня опасаться, то сейчас он перепугался смертельно. Выскочив со скоростью пули из павильона, где мы беседовали, он куда-то удрал так, что пятки сверкали. И до конца дня не показывался. Те, кто не были в курсе нашего разговора, и кто не подслушивал, околачиваясь рядом, в недоумении спрашивали всех подряд о его местонахождении и о том, будут ли сегодня продолжаться съёмки вообще. Я же, немного успокоившись, решила настроиться на амбала, чтобы заставить его отцепиться от этой сволочи. Но нет, не получалось. Я вздохнула: каким бы ни был мой дар, я ещё пока плохо умею им управлять.

Из Кёнига позвонила какая-то Аделина Карловна, которая во что бы то ни стало хотела узнать, откуда мне было известно про какую-то кражу, деньги и её сына на крыше, и как я вообще поняла, что это она была тогда, если она мне слова не успела сказать, да и вообще мы с ней раньше никогда не разговаривали. А я пыталась вспомнить. Нет, Аделину Карловну я помнила: холодная и гордая женщина из Кёнига, которая играла главную роль. Но я не помнила ни кражу, ни денег, ни какое отношение имею я к её сыну. Я ей так честно и сказала. Она, видимо, решила, что я издеваюсь, и весьма холодно со мной попрощалась, не продолжая выяснять отношений. И лишь отключившись, я вспомнила, как, теряя сознание после вселения в тело Ёжика и попытки его руками вывернуть руль его машины из-под КАМАЗа, мне какая-то эпизодница, Машка, вроде, дала телефон, на котором висел Калининград. Как меня накрыло в очередной раз, и перед моими глазами появилась подстава парнишки с кражей в школе, который стоял на крыше и готов был прыгнуть, потому что даже его мать ему не поверила. Я схватила телефон и позвонила по последнему номеру и выпалила всё это в трубку, даже не дав собеседнице мне что-то сказать. Я объяснила ситуацию с моим «третьим глазом». Аделина Карловна молча выслушала, холодно сказала «спасибо за пояснения» и отключилась. Видимо, решила, что я спятила. Мне не привыкать. Пусть считает, что хочет. Мне серёгиных истерик хватало. Да ещё появилось какое-то странное неприятное чувство. Как будто я ждала чего-то нехорошего. Но чего именно? Я пыталась подключить свой «третий глаз» - бесполезно. Только чувство нервозности и тревоги усилилось.

В один из дней, когда мы безрадостно отдыхали от очередного дубля, и статистки вопрошали, смысл ли играть, если сериал закроют, я сидела, опёршись спиной о грудь Морозова. Наши отношения уже не были тайной ни от кого. И как раньше мы отбивались от острот друг друга и других по поводу отношений, так сейчас мы это делали сообща, наперегонки остря и высмеивая задевающих нас. Светило солнышко, было относительно тепло для начала апреля, но меня вдруг обдало ледяным холодом. Сквозь внезапную черноту я увидела, как иду по тропинке через парк, из-под полурастаявшего снега пробивается молодая трава. И я чётко ощущаю, что сейчас мне накинут удавку на шею. Я тяжеловесной коровой отпрыгнула в сторону. Мимо моего лица пролетела тонкая бельевая верёвка, а вслед за ней какой-то мужик чуть не пропахал тропинку носом. Как в замедленном кино я подставила ему ножку. Он тяжело шлёпнулся. Но быстро поднялся, подхватив верёвку. Я судорожно копалась в сумке (откуда сумка? я всегда с рюкзаком езжу) в поисках хоть чего-нибудь. Рассыпая по тропинке таблетки и содержимое косметички (откуда? сроду с собой не носила ни того, ни другого), я вытащила зонтик (а он-то здесь к чему? никогда не таскала эту лишнюю тяжесть), за который зацепилась пластиковая расчёска с тонкой ручкой (я же всегда щёткой пользуюсь! да и не беру с собой: откуда она в этой сумке?). Сжав зонтик в одной руке, а расчёску в другой, я огрела подскочившего мужика по башке первым и ткнула ему куда-то вторым. Он захрипел, но впился мне в плечо одной рукой, другой зажимая рану у основания шеи. «Сука», - злобно прошипел он мне в лицо. Потом попытался задрать на мне юбку (я снова удивилась – всегда хожу в джинсах, не люблю юбки). Я оттолкнула его и заорала… Вернее, я хотела заорать. Но я не слышала своего крика. А вскоре знакомая чернота навалилась на меня…

Когда я очнулась, Верка с хмурым лицом совала мне под нос нашатырь и вытирала окровавленный нос. Я была поражена – Верка? Которая меня терпеть не может?

Перехватив мой взгляд, она быстро отвела глаза и отошла от меня, передав заботы обо мне Морозову. Тот внешне был спокоен. Но я видела его белое лицо и до ужаса обеспокоенные глаза.

- Всё хорошо, - прохрипела я, пытаясь встать. Оказывается, я лежала на какой-то кушетке. – Что случилось?

Морозов удержал меня, заставив снова лечь.

- Ты говорила про какую-то Каролину и дорожку в парке. А потом потеряла сознание. Как тогда, с Юрой Крамским. Ты что-то видела? – спросил Морозов, склоняясь ко мне.

И тут я вспомнила. Каролина из массовки, которую я предупреждала против насильника и убийцы с удавкой. Так вот почему эта вся несуразица с сумками, зонтиками, расчёсками и косметичкой с таблетками! Я вселилась в её тело!

- Позвоните ей. На неё напал местный маньяк. Я, как могла, пыталась ей помочь. Но не знаю, удалось ли…

Верка по-прежнему хмурая, достала телефон. После нескольких звонков, на которые никто не отвечал, она, наконец, дозвонилась. Выйдя за дверь с телефоном, она пропала на полчаса. Или это мне так показалось. Вернувшись, она странно посмотрела на меня. Я не поняла её взгляда.

На Каролину действительно напал мужик. И чуть не удавил верёвкой. Она несла какую-то чушь, что от ужаса не могла пошевелиться, но её телом кто-то управлял. И этот кто-то сначала заставил её сойти с тропинки, а потом её руками огрел зонтиком по голове мужика. Тот уже хотел порвать на ней юбку, но её заставили заорать. Мужика схватили. Это действительно был местный маньяк. Его уже два месяца ищут. Он придушивал девушек в парке, потом насиловал и убивал. Благодаря зонтику Каролины он потерял прыткость. И его смогли схватить. Ещё она ударила его в шею тонким концом расчёски. Хотя она сказала, что это тоже не она была. Сейчас она в отделении даёт показания. На заднем фоне Верка слышала голос мужика, который орал, что он себе гулял по парку, как вдруг психопатка накинулась на него и ударила зонтиком и ткнула в шею расчёской. На вопрос, почему он гулял с бельевой верёвкой и зачем хотел разорвать юбку на девушке, Верка сказала, что не расслышала его ответа. Но, в любом случае, Каролина была жива и относительно здорова. Если не считать её фантазий о вселении чужого в её тело…

Отчитавшись, Верка снова странно посмотрела на меня. Я сосредоточилась, глядя ей в переносицу, и увидела такое отчаяние, что содрогнулась. Хоть она и была гадиной, но мне стало её жаль. И я постаралась передать ей хоть каплю оптимизма. Верка вздрогнула. Я почувствовала её недоумение и… раскаяние? Нет, это было точно раскаяние. Не дежурное сожаление. А искреннее раскаяние без надежды на что-то хорошее. Я задумалась. Не попробовать ли мне ей помочь? А что будет, если помогу – она снова станет той гадиной? Нет, уже не станет. Я видела. Она смирилась. У неё не было надежды и она не ждала чуда. Почему я была уверена в её осознании и перерождении, я не знала. Но я видела, что она перестала быть змеёй.

Я сосредоточилась и закрыла глаза. Я увидела огромное солнце, которое грело меня со всех сторон. Это было так радостно и замечательно, что я широко улыбнулась. Потом я как будто взяла Верку за руку. «Ты выздоровеешь, - сказала я её образу. – Ты поняла. И потому заслужила. Болезнь не вернётся, если не вернутся твои злоба, зависть и коварство. Ты будешь жить». Я держала Верку под солнцем. Её тусклый серый образ на моих глазах преобразился: сначала постепенно наполнялся красками, оставив только серую дымку вокруг. Но тут и она начала медленно таять. И вот образ Верки смотрел на меня блестевшими от слёз глазами. Вокруг неё было уже бордовое свечение. «Ты выздоровеешь, - повторила я. – Не сразу, не мгновенно. Но ты выздоровеешь». Слёзы потекли у Верки из глаз, а я, моргнув, очнулась.

Оглядевшись, я заметила потрясённую Верку. Что она там себе видела - я не знаю, но я её видела такой первый раз в жизни.

- Правда? – спросила она меня.

- Да, - с трудом кивнула я. Боже, как болит голова! – Но не всё сразу.

- Но это правда? – не верила Верка.

- Да, - повторила я, и почувствовала, как Морозов утирает мне нос.

- Вы о чём? – серьёзно спросил он, сосредоточенно пытаясь остановить мою кровь.

- Веркин рак остановился. И со временем пропадёт, - хрипло сказала я.

По щекам Верки потекли слёзы. Не в моём воображении, а настоящие.

- Спасибо, - сказала она, и вышла.

А я откинулась на подушки и попыталась расслабиться. Боже, моя голова сейчас взорвётся! Я закрыла глаза и провалилась в небытие. Опять…

Всё шло к тому, что наш дебильный сериал переживал свои последние дни. «Герцог», видимо, отвлёкся на что-то более прибыльное или интересное или завяз в разборках с серёгиным амбалом, и всё реже появлялся на площадке. Юлькину беременность обыграли и закрутили на уровне бреда: как-то юлькина героиня с какого-то перепугу (который ещё не выдумали в сценарии) стала вспоминать начало своей беременности. В сумраке ночи на неё напал кто-то инфернальный и изнасиловал. Я переживала, как Юлька на этом сроке сыграет изнасилование. Ведь поначалу в сценарии её беременность не планировалась. Как бы эта встряска не повредила ей. Но всё обошлось. Я чуть со смеху не померла, когда увидела, что там снимает режиссёр: Юлька уже была глубоко беременной, и ему очень надо было исхитриться, чтобы в кадре не мелькал её живот. После его мытарств он потребовал, чтобы в кадре была относительно стройная деваха. Тут же оживились статистки – как же, звёздный час! Серёга придирчиво разглядывал их с ног до головы, пока не выбрал одну, которая минут десять визжала и подпрыгивала, хватая за руки своих подружек, которые с кислыми улыбками сквозь зубы поздравляли её.

Однако, её таланта хватило только на то, чтобы запороть кучу времени и съёмок: она совала в кадр своё лицо, которому там было совсем не место. Я её понимала: дешёвая популярность личности, которая из себя ничего не представляла – единственная радость в её жизни. Однако, это, всё-таки, не повод, чтобы тратить наше время. И деньги спонсоров. В результате Серёга орал, как резанный, пока помреж с режиссёром колдовали над тем, что им удалось-таки наснимать. После двух дней и бессонных ночей они таки сотворили нечто вполне приемлемое. И все серии, пока рос живот Юльки, сценарист Вася-Федя обыгрывал сомнения героини: кто же отец ребёнка? Мифический муж, спятивший от ревности и подстерёгший её в ночи, то ли отвергнутый Петюня, которому, наверно, недоело рыскать по лесам, и он пугал деревенских, то ли его «лесная нимфа», которая спятила от любви, одиночества в лесу и ревности сразу и напала, а изнасилование Юльке привиделось, то ли неизвестный злоумышленник, вдруг по мановению Васи-Феди объявившийся в деревне и кравший скот по ночам. Я тогда сказала Серёге – что за фигня? А до этого в сериале у юлькиной героини не возникало таких сомнений? Он с апломбом ответил, что тогда она просто не помнила ничего. Так что, и сомнений у неё не могло быть. Всё остальное время Юлька релаксировала, рефлексировала и по замыслу режиссёра должна придать философский смысл этому шабашу буйной фантазии шизофреника. Правда, из Юльки такой же философ, как из меня основоположник марксизма-ленинизма. Но её пятиминутные дубли с задумчивым или зарёванным лицом или с дикими глазами, вытьём и вырыванием из себя волос или монологами то об аборте, то о самоубийстве хоть немного придавали смысл нашему сериалу. Ведь, собственно, с этого он и начинался, пока не разгулялась Серёгина фантазия изгнать прежнего сценариста и придумывать бредни на пару с выдумками Васи-Феди. Эти двое нашли друг друга и благополучно похерили хорошую идею. Может, поэтому «герцог» и охладел к нашему дурдому. И, наверно, поэтому шустрый жулик Серёга влез в афёру с деньгами амбала. У меня мелькнула мысль, а «герцог» тут не мог быть никаким боком? Хотя, зачем бы ему это понадобилось? Разбирайся потом с местечковыми «бизнесменами»… Я попробовала заглянуть в эту ситуацию своим «третьим глазом» или шестым чувством, но ничего не увидела и не почувствовала. Скорее всего, он тут ни при чём…