На передовой солдаты жили в землянках по несколько человек. Женщины старались селиться вместе. Спальных принадлежностей не было, как, в принципе, и привычных средств личной гигиены. Максимум, что у женщины можно было обнаружить, — это зубную щетку, расческу и зеркальце. Причем последнее встречалось крайне редко. Даже кусок хозяйственного мыла на фронте был большой редкостью, ведь промышленность была переориентирована на выпуск военной продукции. Да и в тылу раздобыть мыло было крайне сложно.
«Мне было 14,5 лет, когда началась война. Подростков эвакуировали в Алма-Ату, где мы работали на заводе. Нас поселили в маленьких комнатушках неотапливаемых, а на улице минус 35. Сальные бушлаты, резиновые галоши, сатиновые трусики. Без бани, конечно же. Спать невозможно было: поднимешь бушлат, соскоблишь с себя палочкой вшей и выбросишь в форточку. Однажды на рынок зашла, смотрю, кусок мыла продают. Купила — думаю, помоюсь. Я намазалась и поняла, что это — застывший кусок солидола. Пришлось просить у людей тряпки, чтобы хоть как-то счистить с себя этот вонючее жирное вещество. Вот так обманывали — старались люди выжить, как могли», — говорит Надежда Гейжа.
За весь период на фронте я была в бане только один раз. Как вспомню, в каких условиях на фронте мы жили, спали и ели!
На фронте были передвижные бани и так называемые «вошебойки», то есть дезинфекционные камеры. Можно было организовать баню в палатке или землянке, но это тоже большая редкость, поэтому хорошенько помыться солдаты, включая женщин, чаще всего могли в лучшем случае раз в несколько месяцев, в худшем — раз в год. Для редкого умывания можно было договориться с командиром подразделения, который отгораживал часть блиндажа, грелась вода, и женщины мылись.
«Как у нас можно было мыться? Зимой снегом обтирались и мылись. Лето иногда было такое жаркое, воды нет. Тогда, если от колеса на дороге оставались колея или след от копыта лошади, наполненные водой, то делали так — зачерпывали ладонью, отгоняли головастиков немного, а эту коричневую воду, почти жижу, пили. И не болели. Каждое утро нам обязательно выдавали кружку отвара хвои. За весь период на фронте я была в бане только один раз. Как вспомню, в каких условиях на фронте мы жили, спали и ели! Спали в землянках на деревянных нарах, на которые был накидан лапник. Плащ-палатка служила простыней, а накрывались шинелью», — Нина Смаркалова («„А зори здесь громкие" Женское лицо войны» ).
«Котелки! У нас и для еды, и для стирки, и для мытья — кругом котелки! Ни о какой косметике и речи быть не могло», — Евдокия Козлова («„А зори здесь громкие" Женское лицо войны» ).
Сменного белья зачастую тоже ни у кого не было, поэтому месяцами фронтовички ходили в грязной одежде. Летом было попроще, потому что можно было искупаться и прополоскать белье в первом попавшемся водоеме.
«Когда я уже в армию записалась, нас в Ашхабад направили на военную подготовку: там жара, песок, змеи. Нам выдали брюки и гимнастерки хлопчатобумажные, а также американские ботинки. У меня от пота все прилипло к телу сразу же. Месяц без бани, все насквозь соленое. Обгоревшие. Какая красота? Мы даже не подмывались!», — рассказывает Надежда Гейжа.
«Недавно выступаю в школе, и девочка задает мне вопрос: „Скажите, а какой вы косметикой на передовой пользовались?". Да какая косметика тогда? Днем на тебя дождь льет, а ночью мороз — и на тебе все колом замерзает. Там уже не до красот. Морду бы потереть чем-нибудь, чтобы глаза от грязи от пота не слипались. Помню, в деревушку пришла в одну — так бабушка одна чуть не расплакалась, меня увидев, и ночью мне все белье перестирала. А некоторые нас к себе в хату и не пускали даже из-за вшей и вони», — вспоминает Нина Демешева.
Никаких послаблений в критические дни женщины от руководства и однополчан не получали. В данном случае гигиенических средств, ваты и бинтов, входящих в индивидуальный перевязочный пакет, могло хватать в одних войсках и сильно недоставать в других.
«Невозможно забыть о наших женских особых страданиях. Ведь не было тогда этих прокладок теперешних — полотенце, вата из ватников. Нам очень трудно было, доставалось ой-е-ей! Был такой момент уже под Курском. Села на обочине дороги и говорю: «Пускай меня убивают. Все, не могу идти! Сил нет!», — связист Юдифь Голубкова («„А зори здесь громкие" Женское лицо войны» )
«Я была в пехотной роте санинструктором, и непосредственно на передовой линии фронта. Сто мужиков — и я одна. Менструация — сложная тема. Запихнешь клочок тряпки, а когда все намокнет, идешь — а тебе все как пилой пилит ноги», — делится Нина Демешева.
Вот, помню, как сержант скомандует „Подъем!", то мы успевали только юбку и майку натянуть — и бегом к туалету. Там вот сидишь, писаешь и заодно ботинки зашнуровываешь.
Даже отправление естественных нужд на фронте превращалось для женщин в серьезную проблему. Туалетной бумаги, да и бумаги вообще на фронте не было. Мужчины не спешили быть галантными с дамами, поэтому уговорить отвернуться зачастую не удавалось, а сходить в туалет при всех означало стать жертвой насмешек и приставаний.
«Был общий туалет — будка над ямой. Если вас, женщин, двое в части, то надо группироваться — одна стоит на подступах и не пускает мужиков, а вторая в это время делает свои дела. Если вы, женщина, в части одна, то надо терпеть дотемна. Если часть в обороне и ходы сообщения и окопы тесно населены, то тихого уголочка не найдешь. Так что надо в каком-то месте поспокойнее вылезать на бруствер, а там трассирующие пули». Ирина Дунаевская («„А зори здесь громкие" Женское лицо войны» Артем Драбкин, Баир Иринчеев)
«Вот, помню, как сержант скомандует „Подъем!", то мы успевали только юбку и майку натянуть. Все вместе — и девочки, и мальчики — бегом к туалету. Там вот сидишь, писаешь и заодно ботинки зашнуровываешь». Надежда Гейжа.
«Остановились на 10 минут. Мужчины отвернулись — и делают свое дело. А мне куда? Только приспособилась в кусточке, а тут: „Стой, а ну назад!" Кто-то подумал, что я хочу удрать», — Софья Фаткулина («„А зори здесь громкие" Женское лицо войны» ).
«Бывает, в туалет надо отойти, а некуда. На мне ватные брюки мокрые — прыгну в мокрый окоп и писаю прямо в штаны», — говорит Нина Демешева.