Сразу же за дверью она обнаружила темный, ничем, кроме как светом с улицы, не освещенный коридор. Стоило ей пройти по нему немного подальше, как дверь, предусмотрительно оставленная ей открытой, тот час же закрылась сама по себе, с глухим стуком, словно бы в какой-нибудь страшной сказке о проклятом особняке, или о замке чудовища, и Кейт, оставшись одна в кромешной тьме, с каким-то унылым ужасом поняла, что обратно ей хода уже не будет. Конечно, можно было предположить, что виной тому было что-нибудь порыва ветерка или просто внезапно сработавшая дверная пружина (последнее было маловероятно, потому что любая бы дверная пружина, находящаяся на двери в таком состоянии, уже давно бы истлела от ржавчины за сроком давности), и что она бы могла вернуться обратно, и подпереть створу двери чем-нибудь потяжелее, но ей почему-то уже не верилось, что в здании, которое способно появляться прямо у неё на дороге, словно бы из-под земли, могут действовать какие-то естественные причины, да и потом - к чему ей было сейчас теперь дергаться? К чему и откуда возвращаться? Опять к этой треклятой двери, в которую она едва ли не врежется лбом, сразу же после того, как она не пройдет и десяти шагов по дорожке, петляющей между этих диких, колючих зарослей? Нет. Теперь уж с неё хватит этих попыток. Она уже проторчала возле двери почти полтора часа, и один ещё раз пыталась уйти от неё - но с таким же, как и эти два предыдущие результатом. Уж если кто-то желает ей смерти (или ещё чего-то), то уж пусть подводят её к ней быстрее.
Она шла вперед, в потемках, и чувствовала теплую, соленую влагу на своих щеках. Попалась, как девчонка, крутилось в её голове, как одна и та же коротенькая песенка, записанная на вставленную в проигрыватель магнитную ленту, как глупая, сопливая девчонка. Неужели именно такой конец и ждал меня, думала она, сглатывая слезы, именно сегодня, и именно здесь... Это же всё равно, что умереть посреди собственного кошмара... И за что это мне? Перед кем именно я так провинилась в своей не слишком-то продолжительной жизни, чтобы мне устраивали это ? Какая-то чертова фабрика... Какая-то чертова помойка, потерявшиеся люди, которых она никогда не видела и не знала. Нет, если бы кто-то, например, тот же Фингерлин, скопил на неё такое количество зла, что решил её прикончить, он бы не стал выдумывать такой сложной ерунды, он бы просто подослал к ней, в конце-концов, киллера. Зачем всё это? Кому это надо? Что она и это её прибытие сюда значат? Как будто бы она - какой-то хренов богоизбранный, которому суждено найти и взять Чашу Грааля, и только перед ней откроются врата в пещеру, где она хранится... Вот только это совсем не похоже ни на какие чаши Грааля, ни на легенды о Персивале, ни о спящем до поры до времени спасителе мира, а на тупик, тупик, которым заканчиваются все дороги, и из которого никогда не бывает выхода. На место, где теряются все когда-либо потерянные дети, дети, которые никогда и никем и не бывают найдены, сколько бы они не плакали и не рыдали.
А непроглядная тьма, между тем, стала развеиваться, и она увидела, что направляется к концу коридора, и что за ним находится большое, с высокими потолками, помещение, кажется, цеховое, с огромными, занимающими почти всё его пространство чанами, залитое тусклым вечерним светом, льющимся через помутневшие от времени окна наверху. Вдоль стен помещения, как раз под этими самыми полуослепшими от грязи и пыли окнами, виднелись многочисленные галереи с лестницами и переходами, в глубине которых были какие-то двери, наверное, ведущие в некие подсобные и административные помещения. Самым главным, что она тут же уяснила для себя из увиденного, было то, что место, в которое она сейчас попала, на самом деле являлось именно какой-то старой, заброшенной фабрикой или заводом, не очень-то, между прочем, и большим, совсем не таким, каким оно виделось издали, или даже вблизи, но снаружи. Впрочем, подумала она, может быть, здесь есть какие-то невидимые пока мне дополнительные верхние этажи?