Дело было на Острове - таким нежным и романтичным именем зовётся деревня, где мой брат Антон построил дом. Я обожаю Остров за дневную тишину и ночные посиделки с танцами и жареным на углях мясом. За то, что в каждом доме этой деревни живёт или родственник, или близкий друг моего брата. И за то, что там есть традиции, словно островитяне - это жители маленькой планеты с собственным солнцем и особенной орбитой.
Так вот, именно там со мной произошло кое-что в первый и последний раз: я напилась. Не выпила лишнего, не перебрала вина до глупого хихиканья, не просто потеряла контроль. Натурально напилась. А надо знать, что с алкоголем я не дружу. Бутылка вишнёвого пива под футбол, бокал вина по праздникам, рюмка текилы в клубе - это предел. Европейской привычки запивать вином каждый ужин, приняв перед этим сто грамм коньяка для аппетита, я так и не обрела, хоть и провела во Франции два года. Ну не нравится мне чувство опьянения. И тут такая история...
Была зима. Просторные беседки во дворах Острова были обтянуты специальной плёнкой, разжигались очаги или тепловые пушки - и можно было веселиться ночь напролёт. Я не помню, что мы отмечали. Помню только, как ко мне подошла девушка, наша соседка. И протянула рюмку текилы с квадратиком шоколадки на дне, положенным для отличия моей рюмки от других.
— Давай, за любовь? - Спросила она.
Мы чокнулись и приняли за любовь. И через пять минут я снова увидела соседку рядом с собой с полными рюмками.
— Спасибо, мне хватит, - попытка отказаться была обречена. Девушка заявила, что нельзя не пить за любовь. А я тогда так боялась взрослых друзей брата, так хотела с ними подружиться, стать своей, что просто не смогла сопротивляться. И сорокаградусная любовь снова обожгла моё нёбо.
И снова. И снова. И снова. Я не знаю точно, сколько огненной воды я приняла в попытке задобрить дух великой любви. Моя память отключилась где-то между ощущением фантастической радости от жизни и приступом философского осознания бренности бытия. И что творилось дальше, я знаю лишь со слов брата.
На самом деле, иногда стоит довести себя до такого состояния хотя бы ради того, чтобы знать, какой человек прячется в глубине тебя, под тремя слоями воспитания, приличия и показной "хорошести". Так вот, как оказалось, внутри меня живёт параноидальный, но очень доверчивый медведь. Русский бурый мишка, которому зимой спать положено.
Я и заснула. Только не просто так, а прижавшись к мужу той соседки, с которой мы приманивали любовь. Он - большой мужчина с активным кровоснабжением, то есть так и пышет теплом. И я забралась в это тепло, обхватила его руками, склонила на его плечо голову и счастливо задремала. А он, бедняга, даже шевельнуться не мог, так и застыл на лавочке у стола, - я вцепилась в его бицепс намертво.
Брат с женой, заметив это непотребство, принялись аккуратно отдирать меня от соседа, чтобы отвести домой. И как только моя щека лишилась горячей опоры, медведь во мне проснулся и обиженно заревел.
— Никуда я не пойду, - орала я брату, пугая людей, - убери свои лапы, мерзавец! У меня парень есть! Ща ка-а-ак врежет тебе!
— Конечно врежет, - поддакивал Антоша. - Только дома. Давай дойдём до него.
Ладно, уговорил, пошли. Между тем двором, где мы развлекались, и нашим - дорога. Всего и делов, что её перейти. Но не тут-то было! Во мне опять заворочался медведь. И, вывернувшись из-под руки брата, я снова попыталась залечь в спячку до весны: то есть просто-напросто улеглась на снег ровно посередине улицы. Сунула кулаки под голову, свернулась поудобнее и провалилась в сон.
Как он загонял меня домой, брат не рассказывал. Видимо, пинками. Зато упомянул свой страх: боялся, что мама, которая смотрела телевизор в гостиной, увидит моё развесёлое состояние.
Ладно, даже если бы и увидела. Подумаешь! Я же уже взрослый медве... человек! Тем более, что сильнее наказания не придумать, чем тошнотворное похмелье с утра после праздника. Боже, если бы я хоть на минуту могла предположить, как мне будет плохо, я точно бы проявила больше стойкости в отказе от рюмки! Весь внутренний медведь переполз в мою голову, где топтался и кружился, махал лапами, шатался от виска к виску, бил меня изнутри по глазам, пел гнусавым голосом непристойные песни и, по-моему, пару раз облегчился в мозжечок.
С тех пор прошло лет девять. И за эти годы в компаниях, на корпоративах, на праздниках, и в обществе в целом я всегда только делала вид, что пью, лишь обмакивая губы в бокале. Да и дома, как говорила, не экспериментирую. А то ещё разбужу медведя - а рядом ни одного цыгана с балалайкой, ни дрессировщика с велосипедом, ни даже охотника с ружьём. Так и одичать недолго.
