Я бы не стала писать эту статью (а, может, и цикл статей образуется - всё зависит от того, насколько у меня хватит выдержки читать откровенно нечитабельное), если бы не доставшая реклама - видно, хорошие деньги вложены в г-жу Гузель Яхину, по-настоящему большие. Реклама с хвалебными отзывами лезла в ЖЖ, реклама тыркалась в ВК, и даже в ФБ был этот гномик, настырно пихаемый в гении русской словесности.
И я сдалась. Хоть и зарекалась никогда больше не скоромиться, вдоволь наглядевшись на "зеленые сугробы зелени", в которых раскрывала свои виеватые (в честь Вия) очи Зулейха и черной дырой зияла её матка.
Итак, "Эшелон на Самарканд", чье победное шествие началось со скандала о плагиате одной неполживой писательницы из ЖЖ "какого-то краеведа".
Начинается роман с маленькой, но очень заметной лжи.
"– Убийца, – так начала разговор. – Почему канителитесь?" - так начинает знакомство главная героиня романа - "детский комиссар" Белая с начальником поезда - Деевым.
А теперь скажите мне, служившие или хотя бы работавшие на режимных объектах читатели, может ли таким манером начинать разговор один человек с чрезвычайными полномочиями с другим, тоже облеченным должностью и ответственностью?
Что видит пришедшая дамочка в вагоне? Чью-то пятую точку, торчащую из-под скамьи, потому что "начальник эшелона" моет пол. Руками. Борясь тем самым с семечковой шелухой.
Полагаю, что просветительская работа в массах неполживых литераторов о том, что Т-образное изделие, известное как "швабра" было распространено повсеместно как минимум с середины 19 века (и тогда же запатентовано неким Джейкобом Йове) вряд ли принесет мне известность, но замечу, что семечковая шелуха и прочее подобное удаляется путем применения устройств "веник" (может быть легко изготовлен из прутьев даже в условиях тяжких последствий Гражданской войны) или "метла" - тот же веник, но укрепленный на длинной ручке.
Ну, может это было авторское видение мужской старательности вкупе с жизненной неприспособленностью. Но сам разговор! Не заостряя внимания на том, что под лавкой мог оказаться не Деев, а совершенно посторонний человек, которого могли придать в помощь/отловить и заставить сам Деев и т. д., манера общения доставляет отдельно.
Простите, что напоминаю, но 1923 год это, конечно, времена революционные, и эмансипированных комиссарш тогда хватало, но даже Александра Коллонтай, полагаю, не стала бы таким манером начинать разговора с незнакомым человеком.
Большевистское "товарищество" хaбaльства как-то не подразумевало. Сначала - представление с обозначением полномочий (подтвержденных документально), а потом уже - разговоры околовсяческие. А за "убийцу" можно было не только ответную "контру" выхватить, но и кое-что покрепче. Повсеместная вооруженность тогдашнего общества побуждала к некоторой церемонности.
Ложь вторая. Спецприёмник в здании Дворянского собрания. Сюда из Красной Татарии свозятся дети "кого не хотели или не могли прокормить родители". "Не хотели" - это, извините, как? Красная Татария не возникла ниоткуда и вдруг, а населялась вполне чадолюбивыми татарами, как мусульманами, так и кряшенами (крещеные в православие татары). Да, у детей могли умереть родители, а родственники/односельчане не имели возможности выкормить сирот - но так и надо тогда писать, без этого "не хотели".
Ложь третья. Дети, в изобилии валяющиеся под стенами "детриёмника" и облавы, которые проводят "борцы с беспризорностью". Л- логика. Она под стенами детприёмника и не ночевала.
Тех, кто хочет ознакомиться с вопросом на свидетельствах людей, побывавших в этих самых "беспризорниках", я отошлю к книге "Республика ШКиД" (вышла в 1927 году) , написанной двумя бывшими и хлебнувшими - Григорием Белых и Алексеем Еремеевым (псевд. Л. Пантелеев).
Облавы проводились на т. н. "преступный элемент" - то есть детские банды, что улучшало как криминогенную обстановку, так и позволяло бороться с детской безнадзорностью. И никакой "осады обездоленными" - хотя для "литературной пожалейки" приём, конечно, пойдёт.
Ложь четвертая. Забитый оставляемыми без всякого присмотра детьми детприёмник (бывшее Дворянское собрание). Дети обоего пола, разделенные по помещениям, но предоставленные сами себе. Дети, навидавшиеся Гражданской. Дети с нередко криминальным прошлым и опытом употребления ныне запрещенных веществ (и иным не по возрасту опытом). Ага. Большевики наивны и даже глупы, поэтому так и оставят их - толпой, занятых ничегонеделанием. Последствия, полагаю, представить не трудно.
Кто рискнет так оставить хотя бы 30 человек современных, даже в обнимку с гаджетами? А у Гузель - несколько сотен.
Ложь пятая.
"А еще каждый день – подкидыши. Мы уже и объявление на дверь вешали: “Большая просьба всех младенцев нести сразу в Дом малютки!” И адрес указывали. Но мамаши пошли то ли неграмотные, то ли упрямые: каждое утро на ступенях – один-два кукушонка, а то все три…"
И это пишет дамочка, не так давно повествовавшая нам про неграмотную ни разу Зулейху в 1930 году. А это, по авторской логике, идет 1923 год. Ретроспективная грамотность у нас образовалась? Это, извините, как?
Сочинялово. Эпизод с "сапогами взаймы на два часа". Эпичное. И нет, не потому, что иного способа одеть детей, кроме как одолжить у красноармейцев сапоги "на пару часиков" Деев не нашел. Вас, читатель, не удивляет, что все из "наиболее здоровых и способных выдержать дорогу" дети - босые?
Детишки, напомню, якобы собранные по деревням и якобы отловленные "в порядке борьбы" с беспризорностью. Уж что-то, а наиболее сильные дети обувью себя обеспечить могли. Не всегда законными путями, но... время было такое. какое было. Так что тысяча босеньких ножек - это еще одна пожалеечка... Не говоря уже о том, что эвакуационные эшелоны собирали силами не одного и не пары человек. Вот история "чешского поезда". Для ознакомиться и сравнить детали.
Старик на восьмом десятке жизни, стайка пожилых клуш и бессловесный дурачок-повар – вот она была, деевская дружина.
Ну да, очевидно, ожидались ангелы-архистратиги, не иначе.
Ложь шестая. Сцена с осмотром/обыском перед посадкой и нахождением "резака". Что за "резак" Гюзель не описывает, а слово "заточка", гораздо более пригодное в данном контесте, ей редакторы, похоже, не подсказали. Почему ложь? Да потому, что такой инструментарий должен был отбираться у контингента еще при поступлении в детприемник, где эти "цветы жизни", как мы успели заметить из опуса Яхиной, содержались толпой без присмотра.
Сцена с демонстрацией Деевым револьвера в поднятой руке толпе эвакуируемых тоже озадачивает. Вооруженные люди оружия не демонстрируют ради демонстрации. Дабы не вводить в искушение - ни себя, ни других. Деев, как человек воевавший, это должен был не просто усвоить, а впитать.
Ложь седьмая. "Лежачих", кандидатов на тот свет, НЕ БРАЛИ. Ни в один эвакуационный состав НЕ БРАЛИ.
Люди, успевшие пожить в "эпоху вируса" уже знают, что такое "медицинская сортировка". Её применяли постоянно. Ко всем. Кроме опыта гражданской у людей был опыт Первой Мировой. Это впиталось и не обсуждалось.
И нет, это не жестокость, это реальная и честная борьба за тех, кто способен выжить. Но для автора "Зулейхи", чьей волею столь необходимый народному хозяйству страны Советов состав (паровоз и вагоны) со ссыльными кулаками и прочими много месяцев колесит по стране это как бы не удивительно: целесообразность и оправданность тех или иных сюжетных поворотов - не её конёк.
Ну и дурацкий "приказ" фельдшеру "Ты обязан их спасти!" - это из того же слёзовыжимательного арсенала, что и реплика Белой: "Иногда быть добрым – это казаться злым!" (ну чем не статус для ВКонтактика или Инстаграма - юная аудитория всенепременно оценит). Точно такая же рассчитанная на обильный плак-плак писанина, как и все эти надрывные сцены с пиханием Дееву младенца-грудничка.
Нет, не в Дом малютки, о котором мы узнаём на первых страницах, ни в детприёмник, начальница которого жалуется на "неграмотных" - а с подбрасыванием на ступеньку вагона, и чтоб самой этак трагичненько кувырнуться под откос.. Плачьте, плачьте, читатели: ведь ваши слезы - это деньги для наших неполживцев, птенцов гнезда прекрасноликой Елены Шубиной из издательства АСТ, под своим крылом собравшей выводок разнообразных гарпий русской литературы.
Поезд трогается, заканчивается первая глава. Остаются в Казани красный командир, отдавший Георгиевские кресты "на лекарства или питание", и красноармейцы, пожертвовавшие казенное (!!!!) исподнее бельё уезжающим в теплые края. Остаются рассуждения Белой о настоящей, целесообразной доброте, которые хорошо подойдут для цитаток и статусиков впечатлительным малолеткам, но никак не повлияли на сюжет и загрузку состава явными "кандидатами на тот свет" - вопреки и здравому смыслу и той самой настоящей доброте, о которой так много в этой главе говорится.
"Добрым быть – это думать обо всем. Опасаться – всего. И предусмотреть – все. Добрым быть – это уметь надо. Уметь отказать. Приструнить. Наказать..."
И, да, вам, читатели, не кажется случайно, что именно так, в точности по словам Белой и поступала клятая нашими неполживцами молодая Советская власть?
Эшелон с детьми уходит из Казани с запасом продуктов на 3 дня (!!!!). и это при том, что детским вопросом в то время занимался Комиссариат Внутренних дел и лично тов. Дзержинский, который, одновременно являлся Народным комиссаром и внутренних дел и путей сообщения РСФСР - СССР.
А я, пожалуй, передохну...
Чует моё сердце, дальше будет ещё затейливее. Г-жа Яхина и её голодный поезд явно мчат за Нобелевкой по литературе (тем более, что тема голодающих деток-беженцев должна зайти мировому сообществу на фоне сирийских и прочих знаковых событий) и очередным сериалом. Похоже, это роуд-муви будет позабористее вагонов, груженых Зулейхой и её табором, уходящим в тайгу...
Видео
НепоДзензурное традиционно тут:
https://vk.com/public199851025
или тут
https://old-venefica.livejournal.com/
Сарказм в уксусе, йад с перцем, окололитературные изыскания и прочие деликатесы, взращенные на отечественных реалиях.