Может быть, дело было в самом вечере. По-весеннему теплому, насыщенному, еще не остывшему от ласкового солнца, у Егора даже спина все еще была горячей, но ему лень было снимать легкую куртку и нести ее в руках. Они медленно возвращались в гостиницу, и Лара несла в руках небольшой букетик цветов, купленный Егором в честь защиты кандидатской. То ли вечер стал таким маслянистым, густым, что все полоски фонарного света слились в одну, будто глаза Егора застлало пеленой, то ли опускающиеся сумерки оседали на волосах Лары, окрашивая их в оттенок вязкого гречишного меда и распространяя запах по воздуху. Егор уловил эти знакомые нотки луговых трав, согретых за день летним зноем, запах сухой травы, запах загорелой кожи, запах соленого озера, остающийся на телах… Зачарованный, почти обессиленный, он ощущал, как практически падает в ее объятия, как он несется навстречу ее теплу, ждущему взгляду и приоткрытым мягким губам; как ее свободная от букета рука осторожно ложится ему на затылок, путается в волосах, притягивает. Еще до того, как их губы должны сомкнуться в поцелуе, а его руки должны обнять ее, Егор поймет, как он изголодался, словно бедный раненый волк, шныряющий в лесных трущобах в поисках тихого и безопасного места, как он безвольно готов сейчас рухнуть в первые ласковые руки незнакомки, лишь бы пожалели, пригрели, накормили…
Ксения Нихельман "Я буду помнить"