Когда мне сравнялось восемь лет, меня тянуло в школу. До того, как пойти туда, я ее видел только снаружи. Школа казалась мне огромным деревянным сооружением. Около был школьный участок, обрытый глубокой канавой, в которой почти круглый год стояла вода. В летнее время это было зеленое царство различных лягушек.
Наступил 1923 год, осень, время школьных записей на учебу. Пришел я на запись с большой робостью. За большой партой - на четверых учеников - сидела учительница. Она приглашала подойти к ней, спрашивала фамилию и как звать. Это была милая женщина, она ласково обращалась со всеми школьными детьми. Звали ее Татьяна Семеновна Девяткина. Одна из ее дочерей Надя училась также с нами в одном первом классе у своей же матери.
Свекор нашей учительницы был поп. По наследству ее муж был тоже служитель церкви, дьяк. Но, видимо, по настоянию жены он бросил церковные занятия. Но его отец, это был преданный поп, как его называли, отец Василий - самый строгий из всех попов. У него всегда были задолжники, поборы.
Форма ученическая была самотканые рубашки и штаны. Шили нам сумки, одевали через плечо, посреди крест. Осенью, до самых морозов ходили в лаптях, зимой - валенки. С наступлением весны, в распутицу, носили лапти с колодками, которые имели форму буквы "п", чтобы не заливала вода. Так избегали простуды.
Когда мне пришлось посмотреть картину в Третьяковской галерее "Устный счет", то большинство из нас выглядело именно так.
У нас дети часто болели и с уроков уходили домой. Когда кто пожалуется, что нездоров, учительница приложит ладонь ко лбу, определяя нет ли жара, и отпускает домой. Свирепствовало много болезней. Скарлатина, дифтерия, малярия. Заболел малярией и я, пришлось оставить учебу. Букварь у нас был один на двоих, поэтому остался я без учебных пособий.
В 1924 году мне шел девятый год. Я уже был второгодником, а мои ровесники пришли учиться только первый год. Я научился хорошо писать (у папы, действительно, был красивый почерк) и решать задачки. Многим помогал учить уроки.
Раздали нам по одной тетради. На обложке были портреты Карла Либкнехта и Розы Люксембург. Дали еще по граненому простому карандашу, по одному перу и ручке (я пошла в школу в 1964 году, и первые прописи и, вообще, весь первый класс мы писали тоже перьевыми ручками!). Чернила делали всякие: у кого зеленые, у кого красные, черные. Я приспособился делать чернила из химического фиолетового карандаша.
Старшее поколение помнит такие карандаши. В обычном состоянии - простой, обычный. А если грифель намочить, то писал как чернилами. Мы слюнявили карандаши и так писали. Можно было грифель вытащить и развести в воде - получались чернила.
Дальше - про ноябрьские праздники.