Накануне восьмого марта поговорили с кандидатом филологических наук, научным сотрудником лаборатории социолингвистики РГГУ, автором книги "Как называются женщины" Ириной Фуфаевой про феминитивы, способы их образования и то, насколько они нужны в русском языке.
Книгу можно приобрести по ссылкам:
https://book24.ru/r/gTXoh
https://www.litres.ru/irina-fufaeva/kak-nazyvautsya-zhenschiny-feminitivy-istoriya-ustroystvo-ko/?lfrom=20472003
Интервьюер: Елена Королёва.
Оператор: Александр Захарченко.
Монтаж и дизайн: Алла Пашкова.
Стенограмма: Анастасия Карцева, Мария Шатулина.
Благодарим за предоставленное помещение библиотеку Научка.
Благодарим за поддержку
Евгений Цыкало
Anna Makunina
DemetriusXXI
Vladimir Kondratenko
Alexey Buzmakov
Владимир
Timofei
Александр Чебукин
Tatyana Katrich
Stanislav Tokarev
Отдельная благодарность Евгению Даниленко!
Вы тоже можете нас поддержать по ссылкам:
https://www.youtube.com/channel/UC5zpCvdM7XacCb1ezv2CXSg/join
https://www.patreon.com/join/sciteam
Елена: Здравствуйте!
Интервьюер: Представьтесь, пожалуйста. Чем вы занимаетесь?
Елена: Меня зовут Елена, я инженер и я работаю помощником конструктора. Черчу всякие коробочки.
Интервьюер: А правильно будет «инженер» или «инженерка»?
Елена: «Инженерка»? Мы так называли сокращённо инженерную графику, когда учились. «Начерталка», «инженерка», я не знаю, там… «Колда» вместо коллоидной химии… Мне не нравится феминитив от «инженер» – «-ка», потому что, обратите внимание: «учительница», а не «учителька», «ученица», а не «ученичка». То есть, если вы хотите образовать феминитив, это нужно делать в данном случае, я считаю, немножко по-другому, потому что «инженерка» звучит грубо. И кроме того, у этого есть уже сокращение от «инженерной графики», поэтому я считаю, что это не очень корректно. Я бы сказала, что можно использовать слово «инженериня», но это, мне кажется, что у этого есть какая-то саркастическая интонация. И мне не обидно, если меня называют «инженером», потому что в данном случае важен род деятельности, а не привязка к биологическому полу. Примерно так.
***
Интервьюер: Доброго времени суток, уважаемые зрители и подписчики канала «SciTeam». Давно мы с вами не виделись, и сегодня мы поговорим о женщинах. И о том, как они называются. Как известно, у женщин давно равные права: мы имеем право получать образование, голосовать, мы можем работать – ну, с оговорками некоторыми, но тем не менее. И проблема с тем, как называть, например, женщин по профессии, она до сих пор есть. Это вопрос непростой, и обсудим мы его с Ириной Фуфаевой, кандидатом филологических наук, сотрудником лаборатории социолингвистики РГГУ и автором книги «Как называются женщины». Здравствуйте, Ирина!
Ирина Фуфаева: Здравствуйте, Елена!
Интервьюер: Скажите, пожалуйста, что такое в принципе феминитивы, потому что в последнее время об этом говорят, в основном, в разрезе профессий.
Ирина Фуфаева: Да, феминитивы, конечно же, это не только название профессии с кусочком, который несёт информацию о том, что это женщина. А это самые разные названия женщин по разным признакам. Ну, например, там, фантазёрка, любительница, москвичка. Или, например, анимешница, велосипедистка и так далее. Даже марсианка какая-нибудь. Вот не существует марсианки в реальности, но «марсианка» как образ такой, да, всё-таки в языке существует. И это феминитив, конечно. Феминитивы в широком смысле это вообще любые названия женщин: «жена», «женщина» – тоже феминитивы. В более узком, таком, словообразовательном – это слова, которые называют женщину по какому-то признаку и в структуре которых есть какой-то кусочек, который сигнализирует о том, что речь о женщине. Не в корне. Например, слова «фантазёрка» или «пассажирка» – корень не несёт информации, в отличие от слова «женщина». Тут сам корень несёт информацию о том, что это женщина. А вот в слове «пассажирка» корень о чём-то другом несёт информацию, но есть суффикс «-к-» с окончанием… с рядом окончаний, да, первого склонения: «-а» и так далее. И вот это вот феминитив.
Интервьюер: То есть, вот есть «пассажир», а есть «пассажирка»?
Ирина Фуфаева: Есть «пассажир», а есть «пассажирка». Это, кстати, необязательно. Вот «родильница» есть слово. Нету «родильника», в шутку только, может быть! «Родильница» – это родившая женщина. Только в шутку мы можем такое слово придумать. Но это не мешает слову быть феминитивом.
Интервьюер: А когда в русском языке появились феминитивы? В принципе, это что-то новое или это было давно?
Ирина Фуфаева: Нет, феминитивы это, конечно, органичная часть и русского, и других славянских языков, часть словообразования, если мы говорим именно о словообразовательных феминитивах. То есть по какому-то признаку, по действию «родить», например, или по признаку быть пассажиром, то, что мы с вами называли, или жить в каком-то городе… Как-то могут называть и мужчин, и женщин, а как-то – только женщин.
Это такая особенность русского словообразования. И, допустим, если мы заглянем в прошлое, ну, на пять столетий, например, назад, мы там увидим море феминитивов. Которыми, ну, в том числе, по занятию женщин, да… отглагольных каких-то, вот, типа, например, «ворожея» – от глагола «ворожить» (колдовать). Парных очень много: например, владелец бани – «банщик». Немножко другое значение, чем современный банщик. «Банщица» – хозяйка бани. «Пирожники» и «пирожницы» – это те, кто производит и торгует пирогами – и много-много такого всего.
То есть, женщины, оказывается, много чем занимались ещё в такие времена. И, соответственно, были феминитивы. Как вы думаете, сколько лет слову «начальница»? Мой любимый вопрос.
Интервьюер: Это сложный вопрос!
Ирина Фуфаева: Это сложный вопрос.
Интервьюер: Мысль первая возникает, что это какое-то советское, какая-то такая история…
Ирина Фуфаева: Что это какое-то советское.
Интервьюер: Но-о-о, я так чувствую, что вопрос с подковыркой!..
Ирина Фуфаева: Это… с подвохом, да. Все считают, что это слово советское, там, максимум! И мне очень авторитетно… когда я задаю этот вопрос: вот, например, на ярмарке, московской книжной, когда я задавала этот вопрос читателям – очень авторитетно мужчина мне стал объяснять. Любят, там, некоторые вещи объяснить что-то. Вот, что не было начальников-женщин до советского времени, поэтому слово, конечно, советское. Ну, что на это можно?.. Можно вспомнить, что были, например, учебные заведения в XIX веке, и начальницы были. «Начальница гимназии» – какая-нибудь такая дама. XIX век.
Ну, я могу сказать, что в XVI веке слово «начальница» уже было! И оно было, причём, в двух значениях. Это тоже интересный такой, с точки зрения прям русского языка именно, вопрос. Ну, во-первых, в современном: руководитель. «Начальница инокиням старица Елена...» Мы бы сказали «начальница инокинь». А тут немного другое управление: «начальница инокиням». Ну, современное значение. Это, так сказать, по религиозной линии, по монастырской… руководила.
И второе значение: называют княгиню Ольгу, ну, в каком-то тексте таком, историческом – потому что это XVI век, а Ольга у нас гораздо раньше жила, княгиня – «начальницей христианству на Руси». Тоже такое же управление: «начальницей» чему? – «христианству на Руси». Мы бы сейчас сказали «зачинательницей. Сейчас это значение исчезло у слова «начальница», а то осталось. Но вот интересно! Вот в слове «начальница христианству» это понятно совершенно, да, почему?
Интервьюер: Положила начало…
Ирина Фуфаева: « Начала», да? От глагола «начать», значит, значило «начальник» и значило «начальница». А почему «начальник» – это «руководитель»? Это немножечко... то, которое современное, да, слово? Просто у самого слова «начало» было два значения. Одно сохранилась, но не то, которое в слове «начальник» – именно начало, как с глаголом «начать», значит, «начинать». Но было ещё значение власти. Оно сохранилось только в стандартном выражении «быть под началом», быть под властью. И от этого слова образовались слова «начальник» и «начальница». Они сохранились, а это значение слова «начало» нет. Что-то уходит и затемняет даже как-то чуть-чуть такие, вроде, простые слова. Но это отступление. Главное, что слову «начальница» не меньше полутысячи лет! Вполне живое слово!
Интервьюер: Неочевидный путь, такой, очень тернистый!
Ирина Фуфаева: Неочевидный.
Интервьюер: А скажите, Ирина: а как образовывались феминитивы раньше? Потому что то, что мы можем наблюдать сейчас в некоторых отраслях это…
Ирина Фуфаева: Какие-то проблемы, да.
Интервьюер: …немножечко подход изменился, видимо, у нас.
Ирина Фуфаева: Да. У нас как-то сейчас вообще такая… такая неустойчивая такая, очень динамичная, динамично меняющаяся и неудовлетворяющая почти никого система. Вот что сейчас, как называются женщины?
Во-первых, женщины называются так же, как мужчины. То есть те слова, которые когда-то были названиями мужчин – типа сотрудник – они приобрели, так сказать… снизилась вот эта гендерная семантика у них. И так можно назвать женщину, по факту. «Сотрудник», «начальник», тоже так говорят, пожалуйста, «наш начальник». С другой стороны, у нас есть слова, специфические для женщин, вот эти феминитивы, вот эти «начальницы» и так далее – у них очень разный статус, к ним очень по-разному относятся. «Кассирша» – вроде бы нейтральное слово, но кассирша сама не захочет, чтобы её называли «кассиршей». «Учительница» – прекрасное слово… ну, мы не учительницы.. Нам кажется, ну, и в словаре везде нейтральное слово, никакой пренебрежительности… Но если спросить многих учительниц, окажется, что они считают слово «учительница» пренебрежительным! Запрещают говорить так ученикам, запрещают говорить так родителям. И я видела такое в соцсети: «наша учитель задала нам то-то». И так красиво – «наша учитель». Как «наш метель» какая-нибудь, да?
Интервьюер: Как «наша лауреат» – и здесь, по крайней мере, понятно, потому что «лауреатка» как-то сейчас не очень используется, но «наша учитель»…
Ирина Фуфаева: Да, а вот тут с суффиксом «-тель-», при том, что такое есть… Да, ну, вот, люди так считают, а другие…
Одни считают, другие не считают – больше склонны считать пренебрежительными какие-то слова люди этой же профессии, женщины этой же профессии: журналистки считают, вроде бы нейтральное слово «журналистка», пренебрежительным, когда речь идёт о них.
***
Латта: Добрый день, я Латта!
Интервьюер: Чем вы занимаетесь, кто вы?
Латта: Вообще, по профессии, журналист.
Интервьюер: «Журналист» или «журналистка»?
Латта: Мне не принципиально, у меня нет с этим проблем. Есть какие-то общепринятые нормы, как называть: например, врач. Мне не захотелось бы назвать себя «врачиха», но почему бы не «врач»? Я «человек», а не «человечиха». Журналист.
***
Ирина Фуфаева: То есть, вот, у нас такая сейчас, сложная очень ситуация. То есть, это зависит от того, ты говоришь о себе или о ком-то. О ком-то – ради бога: там, «кассирша», «лекторша». О тебе так скажут – ты как-то можешь... Потом, у нас вот эта новая феминистическая идеологическая повестка, когда люди конструируют феминитивы, которых не было.
Интервьюер: «Актёрка».
Ирина Фуфаева: Ну, «актёрка» было в совершенно таком пейоративном значении. «Актёрка» – ругательство. Или ироничном, таком, каком-нибудь экспрессивном. Наряду с «актриса», заимствованным англицизмом. Но не нейтральным, не обычным. В общем, вот такие вот. Такое вот бурное море, где всё меняется на глазах.
А что же было? А была устойчивая система. Во-первых, в этой системе – опять-таки, если взять за точку отсчёта пять столетий где-то назад. Допетровская Русь, Московская Русь. Где тоже у людей много всяких занятий, тоже они занимаются, кто чем, кто другим – и мужчины, и женщины, конечно… Мужчин называют только вот этими существительными мужского рода, женщин называют только феминитивами. При этом феминитивы могут образовываться независимо от мужских названий – просто от глаголов, которые обозначают то, чем женщина занимается. Например, «баять» в значении «заговаривать», в основном. Тоже что-то близкое к колдовству – «баяльница». Вот женщина-баяльница. Да и «ворожея» от глагола «ворожить»: ворожей мы потом видим в сказке «Конёк-горбунок». «Чернокнижник, ворожей, басурманин и злодей»! Но потом! И, вот, я считаю, что сначала образовалась «ворожея», а потом уже такой обратно…
Интервьюер: То есть, маскулятив появился?
Ирина Фуфаева: Ну да, да… у Ершова.
То есть, во-первых: мы видим, что абсолютно мужчины и женщины, как бы, разведены, у всех свои названия – такая система. Во-вторых, основной принцип образования этих названий – он тоже очень устойчивый – и это те феминитивы, которые нам до сих пор кажутся наиболее приемлемыми какими-то. Не коробят нас. Это названия мужские и женские, образованные с помощью парных суффиксов: например, «-ник-» и «-ница-» или «-щик-» и «-щица-». Ну, в их основе суффиксы, которые как-то так спарились, скоррелировались: «-ик-» и «-ица-», мужской суффикс «-ик-» и женский «-ица-». С помощью разных слепившихся с ними суффиксов прилагательных получились ряды такие: «-чик-»/«-чица-», «-щик-»/«-щица-». Ну, вот, я говорила «банщик-банщица», «пирожник-пирожница», «кружевник-кружевница» мы видим в XVII веке… Сейчас мы думаем, что «кружевница» без пары существует, но нет, была пара! Ну, там, какой-нибудь «чулочник-чулочница»... Или более сложные суффиксы: «молчальник-молчаница» – «-льник-». То есть ещё нанизываются суффиксы … Эти вот «-щик-»/«-щица-», «-чик-»/«-чица-», «-ник-»/«-ница-», «-льщик-»/«-льщица-» и так далее – эти модели дожили до наших дней. Бодры, веселы, но! Как и все феминитивы, они утратили статус официальных. И часто и названия на «-ник-», как все феминитивы, я бы сказала, многие исконные. То есть, у нас иногда исконные образования чуть ниже в статусе, чем заимствованные. Тоже есть такой момент.
Образуются такие слова, всё ещё легко. Я привела пример – «анимешник» и «анимешница», таких очень много, «пиарщик» – «пиарщица», нейтральное слово, но это слово не будет звучать в наименовании должности.
Интервьюер: Мне недавно сказали «Лаборантки в штатном расписании нет», поэтому у меня «лаборант».
Ирина Фуфаева: Да, конечно, но у пиарщиков ни «пиарщика», ни «пиарщицы» не будет, хотя это прекрасные по стандартной прижившейся модели образованные оба слова, они у нас не получают официального статуса. Модели живы, все инструменты, весь инструментарий есть, весь арсенал суффиксов есть, они используются, мы их образуем, как в случае со словом «пиарщик» – все понимают, что такое «пиарщик». Но мы не применяем их как «настоящие» названия профессий. «СММщик» тоже образовался, «СММщица» – пожалуйста. Не применяем.
Та система, которая была, как часть, подсистема, сохранилась, но она не имеет статуса. Много было на «-льщик»/«-льщица» рабочих профессий.
Интервьюер: «Прядильщик»...
Ирина Фуфаева: «Прядильщик»/«прядильщица», «подавальщица», «фальцовщица», «вальцовщица»... Действительно, все феминитивы по большей части были выброшены, но факт в том, что они очень активно образовывали рабочие профессии, вот эти суффиксы «-щиц-». «Чесальщица», «мотальщица» немножко из анекдотов может быть, но тем не менее... И сказать, что нет арсенала словообразовательного, нельзя. Или, например, «киношник»/«киношница», нужны нам какие-то субкультурные слова, мы тоже активно их образуем. Я привела пример «анимешник»/«анимешница», но и другие субкультурные слова можно привести. Они образуются легко, они образуются от любых слов, от любых аббревиатур – «ФСБшник»/«ФСБшница», при желании образуется название женщины. Мы это делаем легко от любых слов – от глаголов, прилагательных до аббревиатур.
Интервьюер: А почему тогда сейчас у нас такие проблемы с «авторкой», «редакторкой»?..
Ирина Фуфаева: Это то, о чём мы говорили, это исконное русское словообразование, которое всё ещё наиболее естественно. Почему такие проблемы с «авторкой», «редакторкой» и так далее? Отчасти, они связаны с этим валом заимствований, который хлынул. Заимствования – это хорошо, я всегда за заимствования, но у заимствований всё-таки есть такая особенность, что они не настолько обжившиеся могут быть, долго не обживаться как-то в языке, и они не настолько стандартно производят новые слова. Стандартные модели могут к ним не подходить. Все, о которых мы говорили, типа «киношник»/«киношница», парные суффиксы – мужской и женский. У «автора» нет никакого парного мужского суффкса в русском языке, на него надо накручивать, нанизывать другой суффикс какой-то женскости. Подошёл к нему суффикс «-ша», это стандартная модель, которая для таких слов родилась ещё... не родилась, а тоже, в общем-то, была заимствована в петровскую эпоху. Служила нормально, исправно, обозначала она, как и другие суффиксы, и жён («докторша»), и деятельниц. Например, в СМИ конца XIX – начала XX века можно читать «докторша», когда женщины получили возможность получать образование, сначала не в России: вот она получила образование в Цюрихе и приехала – «докторша» называют её. «Докторша» – такой статус ещё, нормальный. «Скульпторша» – мы видим в энциклопедии деятелей искусств, то есть какая-то великая княгиня, допустим, была скульпторшей, и там про неё. «Скульптор», отдельно «скульпторша». То есть приличный такой был статус у феминитивов, и в том числе на «-ша», но в течение XX века под влиянием прежде всего бюрократического подъязыка все феминитивы стали снижать свой статус, а у феминитивов на «-ша» отдельно стала развиваться идея, что применять феминитивы на «-ша» – это только...
Интервьюер: Чья-то жена.
Ирина Фуфаева: И это сосуществует и сосуществовало в головах людей с «кондукторшами», с «дикторшами», с «модельершами»и «юбиляршами», «библиотекаршами». Каким-то образом они понимали, то есть они не осознавали наличие всех этих женщин, «контролёрш» и так далее, но это повторяли, и Ефремов, фантаст, повторял этот типичный лингвистический миф, что «-ша» – это суффикс, который выражает подвластность женщины хозяину. Это совершенно не так. Все суффиксы женскости могли при желании выражать значение жены, «докторица» я приводила в пример – «доктор» или «дохтур» ещё допетровское; или «протопопица» – протопоп Аввакум и его жена протопопица; «пономарь» – «пономарица», «-ица»; «полковник» – «полковница»...
Интервьюер: «Генерал» – «генеральша» – первое, что приходит в голову. И это, пожалуй, самый частый аргумент, что «-ша» – это чья-то жена, потому что...
Ирина Фуфаева: Потому что «генеральша», а «полковницу» мы при этом забываем, «княгиню» забываем, что «полковница» – это жена полковника до революции; «чиновница», бедная «чиновница» – это вдова скончавшегося чиновника.
Интервьюер: А сейчас мы это воспринимаем уже по-другому. У нас есть чиновница.
Ирина Фуфаева: А сейчас у нас поменялось, и «чиновница» – это женщина-чиновник.
***
Виолетта: Меня зовут Виолетта.
Интервьюер: Виолетта, чем Вы занимаетесь? Кто Вы?
Виолетта: Я историк.
Интервьюер: Может быть, историня? Исторесса?
Виолетта: Нет, на самом деле я считаю, что новые феминитивы, которые сейчас конструируются в обществе – это не совсем правильно, потому что насильственное изменение языка. Я думаю, что это в корне неверно, потому что язык, как и любое другое созданное человеком, сам меняется, и на него не нужно давить, не нужно его искусственно изменять. Когда надо будет, он изменится сам. Сейчас, я думаю, что в этом нет необходимости.
***
Интервьюер: Скажите, пожалуйста, нужны ли нам феминитивы в современном мире, и если да, то для чего?
Ирина Фуфаева: На этот вопрос язык отвечает. Зачем нам нужно что-то в языке? Если оно есть, значит нужно. Как-то так. Феминитивы мы в русском языке видим, и видим даже новые феминитивы. Обычно бывает ведь как? Если что-то не нужно, оно может тянуться просто как архаическая часть языка, не исчезать какое-то время, а потом всё-таки уходить. Про феминитивы мы этого не можем сказать. Феминитивы образуются, мы с вами об этом говорили. Ну, например, «ПЦРщица» даже.
Интервьюер: «Айтишница» я сейчас вспомнила.
Ирина Фуфаева: «Айтишница», конечно. «Айтишник» и «айтишница», естественно, «СММщик» и «СММщица» — по тому же принципу: пара. «Айтишник» и «айтишница» — тот же суффикс «-ник» и прокладка «-ш-», потому что аббревиатура « IT » («айти») фактически на гласную заканчивается. И они образуются по факту: «бровистка», «управляющая».
«Управляющая» — это новое слово, было «управляющий», дореволюционное, когда это была позиция, в советское время такой позиции не было, теперь она опять появилась и в банках, и в сетях торговых, но уже сейчас-то это и мужчины, и женщины — и никто даже не заметил, что появилось слово «управляющая». Такого типа названия людей — и названия женщин, и названия мужчин, конечно — они называются субстантиваты. Это застывшие прилагательные или причастия: «учёный», «полицейский», «горничная». И уже сейчас есть и «полицейская» (это можно в СМИ видеть), «учёная» (вот недавно в СМИ написали: «учёная написала Путину», «учёная из Новосибирска» — это в заголовках было). «Учёная», между прочим, было как пара к «учёный», очень редкое, но оно было в течение советского времени, время от времени возникало и вот, видим, опять возникло.
Зачем же они нам нужны? С одной стороны, мы видим, что явный тренд на то, чтобы женщин называть так, как мужчин. Это кажется очень логичным. И называем мы так друг друга. Или если я, например, говорю: «я лингвист», «я сотрудник лаборатории», или вы скажете о себе…
Интервьюер: Я инженер!
Ирина Фуфаева: Да, «я инженер» — всё нормально. Непонимания, между прочим, тут никакого не произойдёт. Не возникнет даже сомнения в том, кто вы, женщина или мужчина. Когда это в функции сказуемого: «я тот-то», то меня-то уже видят, и речь идёт об известном человеке, о нём уже известно, что он мужчина или женщина, и в функции сказуемого, конечно же, может быть существительное мужского рода, оно не вносит проблем, а оно короче, оно заменяет оба слова. И мы очень часто сейчас уже говорим: «я москвич», уже такие фразы у нас теперь появляются, чего раньше не было. И такой тренд захватывает новые зоны. Вообще-то говоря, названия жителей городов официально разделялись на пары («москвич»/«москвичка»), а сейчас даже так говорят: «я тот ещё литовец», например.
Это с одной стороны. А с другой стороны, когда речь идёт в третьем лице, даже если мы не будем какой-то идеологии подводить, а просто мы должны о ком-то сказать в третьем лице, а часто мы это должны делать, когда мы журналисты и когда мы делаем материал, и нам надо особенно в заголовок вынести того человека, о ком идёт речь, а у этого человека имя и фамилия могут или не влезать в заголовок, или быть такими, у которых нет выражения пола — не Маша Иванова, условно.
Интервьюер: «Москвич Саша»/«москвичка Саша» — это как бы один и тот же человек.
Ирина Фуфаева: Да, например. И не Иванова… И тут может поджидать такая ошибка, которая произошла недавно с каким-то крупным СМИ, когда написали, что вручена Нобелевская премия «химикам Дженниферу Дудне и Эммануэлю Шарпантье». Какое-то крупное федеральное СМИ ошиблось: человек, который переводил английскую новость, не понял, что Дженнифер и Эммануэль — это имена женщин, и читателей ввёл в заблуждение тем, что поставил эти имена в дательный падеж, просклонял их. Но даже если бы он написал: «химикам из Америки и Франции вручили Нобелевскую премию за редактирование генома» — мы бы просто не поняли, кому это, женщинам или мужчинам. А вот мы, русскоязычные читатели, мы любим понимать, причём сразу, у нас такая особенность — мы привыкли к тому, что мы понимаем. А вот как с этим справилось казахстанское какое-то тоже федеральное издание: они написали «разработчицы» — и всё, читатели получили эту информацию. Даже если не говорить о том, что это видимость или невидимость женщин, — да, видимость, и это хорошо, что женщины видимы, так сказать, неплохо. Плюс это точность, причём в очень маленьком суффиксе.
Интервьюер: Я вспомнила похожую историю про Ту Юю — это китайская исследовательница, которая открыла артемизинин и получила за это Нобелевскую премию. Долгое время (по крайней мере, в отечественных СМИ) была какая-то путаница, потому что имя нехарактерное для нашего языка.
Ирина Фуфаева: Да, и потому, что нет привычки (но это уже к феминитивам не относится), если это новость переводная, лезть и искать, кто это, мужчина или женщина. А это должно быть обязательно.
Интервьюер: И из английского оригинала бывает часто непонятно, потому что у них там грамматического рода нет.
Ирина Фуфаева: Из английского непонятно, и как они там понимают, я, честно говоря, не знаю. А на русском мы привыкли понимать сразу, хотя бы по глаголам в прошедшем времени. Вот в обычном заголовке — пусть там даже будет «исследователь», но «исследователь рассказала», например. А если нет этого глагола в прошедшем времени? Или вот как вы сказали: «новая лауреат» — тут прилагательное. А если нет этого прилагательного?
Интервьюер: «Лауреат этого года» если?
Ирина Фуфаева: Да. И самое главное, если в косвенном падеже — «лауреату»? «Молодой лауреату» — это запрещено правилами русского языка. Тут мы вообще входим в какой-то лингвистический тупик, если у нас есть слово в косвенном падеже — «лауреату» — и нам нужно ещё и прилагательное поставить. В именительном падеже — «известная лауреат», «новая лауреат» — это норма. Это часто звучит не очень хорошо, часто мы таких вещей избегаем — «известная критик». Но это, по крайней мере, норма. А «новая врач» — вообще отлично, все уже привыкли к этому. А вот в косвенном падеже — «известной лауреата» — это уже нет.
Интервьюер: Я бы подумала, что это опечатка, если бы увидела где-нибудь в публикации.
Ирина Фуфаева: Да, такие опечатки бывают, и они свидетельствуют о том, что, может быть, мы к этому и идём, тогда это будет полноценный общий род у названий профессий. Потому что я видела в дальневосточной «Комсомолке» «свою вице-мэра» в заголовке (там вот эта история была с мэром и вице-мэром), и никто из злобных комментаторов на это не обратил внимания.
Интервьюер: Возмущения не было?
Ирина Фуфаева: Не было. Но пока у нас такая вот ситуация, всё это балансирует на какой-то чаше весов. Куда это пойдёт, чем сердце успокоится? Может быть, тем, что обретут полноценный общий род названия занятий, профессий. Но это быстро не будет, это будет, конечно, довольно-таки мучительно. Бывает переход к общему роду, он случался в истории языка у слов женского рода. Слово «сирота» согласовывалось по женскому роду: «казанская сирота», в челобитной тоже пишет человек: «я, твоя государева сирота, Никитка такой-то, пишу…» Было. Тем не менее поменялось, и теперь «твой сирота» и «твоя сирота». «Коллега» было мужского рода, стало — «наша прекрасная коллега» — полноценный общий род. «Судья» было мужского рода, хотя и первого склонения.
Интервьюер: Давайте для точности скажем, что существительные общего рода — это такие…
Ирина Фуфаева: Это такие существительные, которые согласуются и по мужскому, и по женскому роду в зависимости от того, к кому относятся, к мужчине или женщине. «Опытный судья»/«опытная судья» — это новое такое изменение, второй половины XX века, когда судьями массово стали женщины. Староста группы — «наша староста», глава — глава города, пожалуйста, сплошь и рядом у нас женщины, так что «новая глава», «глава выступила» и т.д. Это полноценные слова общего рода. И то же самое может произойти (хотя это более трудно) и со всеми словами типа «врач», «политик», «мэр». Может произойти, но пока не произошло.
Интервьюер: «Врач» как-то уже близко.
Ирина Фуфаева: «Врач» близко, совсем близко прямо, да. И много таких контекстов — «нашей врачу». Они ненормативные, но это симптом.
А в других случаях язык совершенно не поворачивается, и вот вы бы сказали, что вы бы подумали, что это опечатка.
Интервьюер: Тем более что вроде как есть слово «лауреатка».
Ирина Фуфаева: Да.
Интервьюер: Но вот, опять же, некоторые считают, что это как-то пренебрежительно.
Ирина Фуфаева: Да, другие считают, что это пренебрежительно. Но вот такая ситуация: это пренебрежительно, а это коробит, потому что неграмматично. То есть, есть какие-то зоны, где мы заходим в такие вот лингвистические тупики. До недавних пор эти тупики как-то преодолевались, если говорить о СМИ (потому что СМИ на самом деле были и остаются источником нормальных феминитивов), они преодолевались с помощью феминитивов, когда это необходимо. И «водительницу» можно увидеть, и «докторшу» вообще-то можно увидеть, и «директрису» — я видела такие заголовки. Правда, с трудом, потому что редактор может вычеркнуть. Я знаю истории жуткие, когда слово «пенсионерка» вычёркивали: пенсионерка какая-нибудь там спасла кого-нибудь — как без слова «пенсионерка» в данном случае обойтись, вообще непонятно. «Пенсионер спасла»? В общем, за счёт феминитивов всё-таки спасались, и даже в СМИ образовывались какие-то феминитивы, например «пилотесса». Первый раз оно фиксируется по радио в 1950-е годы в рассказе ветеранки войны: «моя вторая пилотесса». Но, конечно, это было очень большой редкостью, сейчас не такая редкость, всё-таки встречается в описаниях женщин.
Интервьюер: То есть это не то чтобы очень новое явление?
Ирина Фуфаева: Не очень новое, да. Есть такие слова, которые кажутся совершено новым явлением, например «адвокатесса», а на самом деле оно возникло ещё до революции. Тогда тоже была такая большая битва за юридические профессии и возникло слово «адвокатесса». Очень редкое, буквально единицы в течение XX века, а сейчас уже не очень. Ещё из этих примеров — «комикесса». Это новое, вроде бы не было раньше.
Интервьюер: А как вы думаете, связана привычность феминитивов с тем, что, например, врач — это больше женская профессия сейчас? В любую поликлинику приходишь — там везде женщины.
Ирина Фуфаева: Да, обязательно, конечно же. Я уверена и могу делать ставки, что слово «врач» утратило семантику пола, гендера. Мы ведь говорим не только о роде, а ещё о том, семантика сохраняется или нет. Многие феминистки, убеждённые защитницы феминитивов тотального применения, считают, что все существительные мужского рода несут в себе семантику мужского пола, то есть это всё мужчины. Поэтому надо говорить «врачесса», «врачиня» и т.д. Конечно же, нет. Конечно, когда слово относится к какому-то объекту, то, естественно, чаще всего эта семантика у него становится приоритетной. И оно утратило, конечно, семантику мужскую. Я бы даже, может быть, заподозрила, что оно приобрело семантику женскую, скорее.
***
Интервьюер: Здравствуйте! Представьтесь, пожалуйста.
Агния Огонёк: Агния Огонёк.
Интервьюер: Чем вы занимаетесь?
Агния Огонёк: Я видеоблогер.
Интервьюер: Блогер или блогерка?
Агния Огонёк: Блогер.
Интервьюер: Почему?
Агния Огонёк: Лично мне не нравится звучание слова «блогерка». На самом деле я не против феминитивов, но я не считаю, что их нужно придумывать к каждому слову. Более того, если бы существовали какие-то правила создания феминитивов, может быть, я бы и согласилась. А так непонятно, почему не «блогерша», например. Где правила, по которым я составляю эти слова?
***
Интервьюер: Как понять, какой суффикс мы должны использовать?
Ирина Фуфаева: Знаете, в идеале — вот как у вас используется, и вы вообще не понимаете, что вы какое-то новое слово произнесли. Вот появилось слово «хейтеры». И когда вы говорите: «На меня набежали…» — а это девушки, например, то как вы скажете?
Интервьюер: Хейтерши.
Ирина Фуфаева: «Хейтерши на меня набежали.» И вы не будете думать, и тот, кто вас слышит, и кто-то, кто сказал первый раз, — он не будет думать, что он слышит что-то новое, какой-то (ой!) феминитив. Не возникнет холивара. Потому что это модель, которая много-много-много раз уже повторялась. Ну и то, что я приводила пример, — «ПЦРщица», «СММщица», а вы приводили пример — «айтишница». Это и как пара, скажем, к «айтишнику», и сама по себе — «зожница», например, вроде бы раньше появилось, чем «зожник», как я вижу по GoogleTrends . Вообще все новые слова порождаются в речи спонтанно, а не придумываются. Скажем так, на 999/1000, в общем, в огромном большинстве, в абсолютнейшем большинстве случаев слова порождаются. Вот эти новые слова, которые есть в языке, — все они, почти все, были порождены в речи, в речевом акте спонтанно, причём ни говорящий не понимал, что он говорит что-то новое, ни слушающие не понимали, что они слышат какое-то новое слово. И это касается не только феминитивов, а это касается вообще чего угодно. Вот глагол «гуглить» появился. А вот люди начали образовывать новые глаголы: «я тут нагуглил». Ну и что, кто-то решит, что это какой-то новый глагол? Это почти то же самое, что «гуглить».
Вот так было бы, если бы у нас не было запроса идеологического на новые феминитивы. А он у нас есть. И тогда мы хотим какой-то малой кровью обойтись. Мы хотим, чтобы нас не коробило, например. Я много лет читала про слово «авторка», прежде чем до меня дошло, в чём тут дело: «Я как будто ем стружку, я стараюсь говорить слово «авторка», но у меня сжимает горло. Я феминистка, я хочу и должна говорить слово «авторка», но у меня…» — и там дальше ещё какие-то описания. Я сама испытывала какие-то физиологические ощущения, старалась, привыкала, но стоит отвлечься — и уже опять. Так не должно быть, конечно. Должно быть так, как со словом «айтишница», — оно никогда ни у одного человека не вызывало никакого физиологического отторжения, даже если вызывало отторжение рациональное: дескать, зачем тут ещё женщин обозначать. Это привычная словообразовательная модель. Поэтому насчёт того, какой суффикс, — с одной стороны, мы могли бы просто всё это на откуп языку отдать, и это было бы здорово, и я была бы за это. А с другой стороны, мы хотим немножко двигаться в сторону идеологической правки, уже правку правки делать: вот у нас идёт идеологическая правка, вот у нас есть «авторки», «докторки», «комментаторки», и есть запрос на деидеологическую правку в пользу сохранения русского языка, преемственности.
Как понять? У меня в книге есть об этом. У меня в конце там суффиксариум. Очень много внимания уделено в книге вот этим тонким законам, которые меняются динамично, динамично возникают, они не открыты, они не писаны, они открываются тогда, когда возникают вдруг такие проблемы словообразовательные. У нас все словообразовательные категории имеют по нескольку суффиксов. И суффикс прилипает к «своей» основе. Это не только феминитивы, это и уменьшительные, например. Если «айфон», то «айфончик», а если «билет», то «билетик», а не «билетчик» и не «айфоник». Это называется морфонология — сочетаемость, ограничения для каждого суффикса. Каждый суффикс, короче, «поляну» какую-то имеет — основы, с которыми он связывается. И это меняется, это может поменяться. Может и «авторка» стать приемлемым словом.
Интервьюер: Что мы можем использовать, если у нас есть только «мужские» слова, есть только «женские» слова отдельно, а нам нужно использовать какой-то нейтральный термин? Как мы поступим?
Ирина Фуфаева: Вот це заковыка, что называется. Сейчас нам очень удобно, конечно, что у нас есть общие слова. Вот я пишу в статье: «респонденты показали» — это и мужчины, и женщины. На самом деле это будет катастрофа, конечно, для языка, особенно во множественном числе, потому что группы смешанные мы описываем с помощью существительных мужского рода. И если язык зажать в такие тиски (я даже не представляю, как это сделать, наверное, только с помощью очень жёстких каких-то, драконовских полицейских мер, но это, наверное, возможно смоделировать) — что тогда будет делать язык, чтобы представить полную парадигму пола? Вот Максим Кронгауз в своё время написал о парадигме пола, которая есть в языке, и что полностью она трёхчленная действительно, но она очень мало где реализована в виде всех трёх членов, то есть мужское, женское, общее. «Гусак», «гусыня» и «гусь» — да. Но обычно это у нас двучленная парадигма или же вообще одночленная — одно только слово. И это одно слово, например «нотариус», конечно, любого нотариуса означает, но чаще всего женщину, поскольку у нас больше 75 процентов нотариусов женщины, так что слово тоже уже потеряло, конечно, всякую мужскую семантику.
Как будет выкручиваться язык, как будем мы выкручиваться, трудно сказать. Может быть, сначала как-то шутливо, например, использовать, знаете, такие экспрессивные слова на «-ина» или на «-юга»: «журналист», «журналистка» и «журналюга». Это было бы забавно.
Интервьюер: Можно вопрос не по теме? Меня часто ругают за то, что я говорю «доброго времени суток». Скажите, пожалуйста, как специалист по языку, что вы думаете об этой конструкции.
Ирина Фуфаева: По поводу этой конструкции и всех других конструкций я думаю, что этикет меняется и этикетные слова меняются, безусловно. Они, кстати, достаточно быстро меняются. Некоторые долго держатся, а некоторые приходят и уходят: «салют», «чао», «приветосики» там какие-нибудь. Поэтому это очень закономерно, что тут ротация какая-то, быстрая динамика — это раз. Во-вторых, это, конечно, стало актуально с перепиской вот с этой нашей, когда мы не знаем, когда человек прочитает. Чаще такая ситуация стала возникать. Раньше тоже была: допустим, по телевизору диктор говорит «добрый день», а человек смотрит утром или вечером. Или во Владивостоке. Но сейчас это стало прямо таким правилом, и люди уходят от того, чтобы человек смотрел вечером и слышал «доброе утро», например. Фраза «доброго времени суток», конечно, очень разговорная, это не высокий стиль. И это не моё выражение, честно говоря, я всегда пишу как есть — «добрый день», «добрый вечер», а уж когда там человек прочитает, я полагаюсь, что он поймёт, что я писала это утром, днём или вечером. Но в целом всё меняется, и то, что вы говорите, этикетные формулы меняются тоже. На наших глазах появилось «можно, пожалуйста» Все уже так говорят, я думаю, что и я так говорю. Я, правда, не слушаю, как я говорю, но предполагаю, что и я, наверное, могу так тоже сказать. Хотя ещё недавно такого не было. Было или «можно», или «пожалуйста». «Можно мне то-то?» или «Пожалуйста, дайте мне то-то». Мы избегаем сейчас говорить «дайте», мы всё больше и больше избегаем тревожить границы людей, и нам дискомфортно говорить «дайте». То есть нам уже дискомфортно повелительное наклонение, даже с «пожалуйста». Появилось «можно, пожалуйста», никуда мы от него уже не денемся, это новое выражение.
Интервьюер: То есть не нужно тревожиться? Я заметила, что лингвисты спокойнее относятся к таким вещам.
Ирина Фуфаева: Совершенно верно, они их изучают, они даже радуются, можно сказать. Но лично что-то может коробить, лингвист вступает в противоречие с человеком — такое бывает. Одного одно коробит, другого другое, и лингвистов тоже, но гораздо меньше, чем нелингвистов. Как исключение что-то может покоробить.
Интервьюер: Спасибо большое, Ирина. Подписывайтесь на канал, ставьте лайки, читайте книгу, книга замечательная. Спасибо, что вы с нами.
