В советское время «26 бакинских комиссаров», расстрелянные то ли англичанами, то ли белогвардейцами по приказу англичан, были важным символом героизма и мученичества красных во время Гражданской войны. О Бакинской коммуне писали в советской исторической литературе очень мало, на что были веские причины. Тем не менее до сих пор в Москве, Астрахани, Гагарине, Екатеринбурге, Челябинске, Тюмени, Перми, Красноярске, Орле и Ростове-на-Дону есть улицы имени 26 бакинских комиссаров, а в Москве ещё и памятник с бюстами – почему-то четырёх из них. И ещё есть «Баллада о двадцати шести» Сергея Есенина, поэма Николая Асеева «Двадцать шесть», пять (!) симфонических поэм и два художественных фильма – 1933 и 1965 г.
Но известно про них мало, а о Бакинской коммуне, которую они возглавляли – ещё меньше. Только в Азербайджане Бакинская коммуна – изучаемая часть национальной истории, хотя относятся к ней в Баку негативно.
С 25 апреля по 31 июля 1918 г. в городе Баку и его окрестностях существовала Бакинская коммуна – городская советская республика и неопределённым статусом. Большевики буквально молились на Парижскую коммуну – детище бунта разложившейся парижской Национальной гвардии, взбешенной попыткой правительства её разоружить, которую Карл Маркс считал первым «пролетарским» государством. В ещё честь в 1918-20 гг. разные советские квазигосударственные образования часто именовали коммунами – Петроградской, Эстляндской, Карельской, немцев Поволжья. Бакинский Совет Народных Комиссаров (СНК) также получил название коммуны.
Дореволюционный Баку с мощной нефтяной промышленностью был одним из важнейших экономических центров Российской империи. Население города было многонациональным: русские составляли 36%, армяне - 20%, азербайджанцы - 20%, выходцы из Ирана - 12%, евреи - 4%, грузины и немцы - по 2%, а окрестности города имели сплошное азербайджанское население. Отношения между армянами и азербайджанцами были крайне тяжёлыми: в 1905 г. на бакинских улицах между ними шла настоящая война. Действовали также отделения всех политических партий и многочисленные профсоюзы.
После Февральской революции в Баку, наряду со слабым городским управлением, поддерживавшим Временное правительство, появилась параллельная власть – Бакинский совет. Его председателем стал социал-демократ Степан Шаумян, популярный среди городских рабочих, в основном армян. Шаумян был знаком с Лениным, но был ли он большевиком на момент избрания главой Бакинского совета – неизвестно. Во всяком случае, в совет он баллотировался просто как «социалист». Это помогло ему возглавить совет, большинство в котором имели эсеры, меньшевики и армянские дашнаки.
Примечательно, что азербайджанская партия Мусават, влиятельная среди азербайджанского населения, в Бакинский совет не вошла – из-за вражды с дашнаками. Таким образом, Бакинский совет с самого начала оказался в состоянии конфликта с азербайджанцами.
Октябрьский переворот 1917 г. породил хаос в Закавказье. После переворота сильнейшие партии региона - грузинские меньшевики, армянские дашнаки и азербайджанские мусаватисты – сформировали в Тифлисе Закавказский комиссариат, враждебный большевикам и пытавшийся взять власть в свои руки. Получалось это очень плохо из-за конфликтов между основными народами Закавказья – грузинами, армянами и азербайджанцами. Эти три народа создали свои Национальные советы и начали формирование собственных воинских частей, разоружая российские части Кавказского фронта, беспорядочно уходившие в Россию.
Между тем Бакинский совет был переизбран, и в его новом составе относительное большинство получили большевики и левые эсеры: правосоциалистические партии и мусаватисты имели больше депутатов, но не взяли власть потому, что не смогли объединиться. В январе 1918 г. председателем совета стал большевик Прокопий Джапаридзе, а Шаумян возглавил большевиков города.
Закавказье оказалось расколотым на два центра силы. Слабый Закавказский комиссариат и созванный им сейм (парламент), признававший регион автономной частью России, поддерживал разогнанное большевиками Учредительное собрание, а Бакинская коммуна – советскую власть.
30 марта - 2 апреля 1918 г. на улицах Баку разгорелись ожесточённые бои между армянскими и азербайджанскими отрядами, в которых большевики поддержали армянские части; результатом стал разгром азербайджанских отрядов и жестокие убийства мусульманского населения. Бакинский совет не препятствовал резне, поскольку большевики считали азербайджанцев народом, «незрелым с революционной точки зрения».
Результатом стало противопоставление партии Мусават, а она представляла большинство азербайджанского населения, остальным партиям – от большевиков до правых эсеров и дашнаков. Тем более, что мартовская резня произошла на фоне нарушения перемирия на германском фронте и начала наступления турецких войск в Закавказье. Азербайджанцы-мусаватисты поддерживали единоверных и культурно близких турок, а армяне, помня геноцид 1915 г., были готовы сражаться с ними до последнего патрона. Грузины и остатки российских войск, часть которых находилась в Баку и его окрестностях, также склонялись к союзу с Антантой и продолжению борьбы с Турцией и Германией.
Фактически Бакинская коммуна подчинялась властям Советской России, хотя после ноябрьской 1917 г. Декларации прав народов России, «отпускавших» все национальности на свободу, обосновать вхождение Баку в состав России было сложно. Тем не менее Советская Россия посылала в Баку деньги и хлеб.
22 апреля 1918 г. Закавказский сейм объявил о независимости Закавказской демократической федеративной республики (ЗДФР). Правительство возглавил грузинский меньшевик Акакий Чхенкели. Новое государство было крайне непрочным: грузины выступали за мирный договор с Турцией, азербайджанцы – за союз с ней, а армяне – за продолжение войны. Бакинский совет, разумеется, не признал «буржуазную» ЗДФР и призвал «пролетариат, грузинское, армянское и мусульманское крестьянство восстать и свергнуть правительство беков, дворян-мусаватистов и меньшевиков и в союзе с бакинским и со всем российским пролетариатом и крестьянством установить Советскую власть в Закавказье».
Во второй половине апреля Бакинский совет приступил к решению вопроса о власти в городе. В совете большевиков, левых эсеров и сочувствующих им было 104, правых (эсеров, меньшевиков, дашнаков и мусаватистов) – 134, плюс 44 депутата не заявляли о партийной принадлежности и политических симпатиях. Правые предлагали создать многопартийную коалицию, но Шаумян от имени большевиков потребовал сформировать большевистско-левоэсеровское правительство. Из-за противостояния дашнаков и мусаватистов позиция Шаумяна победила, и 25 апреля левые сформировали своё правительство – Совет народных комиссаров. История Бакинской коммуны начала свой отсчёт. В первом своём декрете Бакинский СНК подтвердил вхождение Баку в состав Советской России: «Бакинский Совет продолжает оставаться неразрывной частью единого великого целого».
Анастас Микоян – видный бакинский большевик, в то время комиссар Армянской бригады Амазаспа Срванцтяна, писал, что « Бакинский Совет Народных Комиссаров мыслился не только властью для Баку , но и высшей властью если не для всего Кавказа , то по крайней мере для восточного Закавказья» (Даниялов Г.Д. Строительство социализма в Дагестане. 1918-1937. - М.: Наука, 1988). Ему вторил Народный комиссар по делам национальностей РСФСР Иосиф Сталин, революционная биография которого тесно связана с Баку: «Центр мусульманства, Баку, цитадель Советской власти в Закавказье, сплотив вокруг себя всё Восточное Закавказье от Ленкорани и Кубы до Елисаветполя , с оружием в руках утверждает права народов Закавказья, всеми силами стремящихся сохранить связь с Советской Россией» (Азимов Г. Великий Октябрь в Азербайджане. - Баку: Азернешр, 1987).
Таким образом, Бакинская коммуна была создана меньшинством Бакинского совета, отказавшегося от сотрудничества с самой крупной партией города – правыми эсерами, и проигнорировавшая настроения азербайджанского большинства населения Восточного Закавказья. Устами Сталина большевистская власть признавала Баку «центром мусульманства», но считаться с ним откровенно не собиралась. И эта власть, которую стоит справедливо назвать самозваной, претендовала на подчинение если не всего, то, по крайней мере, Восточного Закавказья, т.е. Азербайджана!
В составе бакинских комиссаров – членов советского правительства Бакинского района – были армяне, азербайджанцы, русские, грузины и евреи. Это давало повод советским историкам и пропагандистам утверждать об интернациональном (т.е. истинно советском) характере коммуны. Однако игнорирование интересов азербайджанцев свидетельствует об обратном. Азербайджанские историки утверждают, что коммуна действовала в интересах армия (их действительно в Бакинском СНК было большинство) и дашнаков, но это неверно: дальнейшие события подтверждают, что членам коммуны была безразлична судьба армянского населения Баку.
Бакинская коммуна была наднациональной группой авантюристов, преследовавших единственную цель – установление власти над богатым нефтяным городом, а затем и над всем Закавказьем. Ради этого азербайджанцы Азизбеков и Везиров работали с армянином Шаумяном.
Бакинская коммуна, однако, не могла запретить оппозиционные партии. 70% её вооружённых сил составляли армяне, поддерживавшие дашнаков. В составе красных войск был также Партизанский отряд казаков Лазаря Бичерахова, симпатизировавшего эсерам – он был назначен командующим всеми войсками коммуны, хотя подчинялись они ему плохо.
Тем временем в азербайджанских районах Закавказья была провозглашена Азербайджанская демократическая республика, вступившая в союз с Турцией. Формировалась Кавказская исламская армия, воевавшая с дашнаками в Карабахе и противостоявшая попыткам Бакинской коммуны расширить свои владения. Бакинская Красная армия действовала энергично: её части, ударной силой которых был дашнакский отряд Срванцтяна, атаковали Гянджу, по пути избивая азербайджанцев. Несмотря на шестикратное превосходство красных, азербайджано-турецкие силы нанесли им поражение при Геокчае. 30 июля 1918 г . казаки Бичерахова вступили в конфликт с армянами и красногвардейцами, бросили фронт и заняли приморскую часть Дагестана: бывший командующий красными войсками заявил, что «отказался от командования армией дезертиров и трусов».
Кавказская исламская армия, усиленная турецкими частями, стягивала кольцо окружения вокруг Баку. В городе не работала промышленность, бумажные деньги, выпускавшиеся коммуной, обесценились, но самое главное – катастрофически не хватало хлеба. За недолгое время, когда бакинские отряды контролировали часть Дагестана, весь хлеб в Дербенте и Порт-Петровске был конфискован и перевезён в Баку, но его было мало. После мятежа отряд Бичерахова захватил Дагестан, и получать хлеб стало неоткуда.
В июле 1918 г. Бакинская Красная армия доказала, что её бывший командующий Бичерахов не зря назвал её «армией трусов и дезертиров». 18-тысячное большевистское войско с 80 артиллерийскими орудиями, 3 бронепоездами, 160 пулемётами, 13 самолётами и 7 броневиками не могло справиться с 14-тысячной Кавказской исламской армией, в составе которой были регулярные и обстрелянные турецкие части, но большинство состояло из не имевших боевого опыта и слабо обученных азербайджанских крестьян.
25 июля 1918 г. руководство коммуны провело (или не смогло помешать?) расширенное заседание Бакинского совета с участием фабрично-заводских, армейских и корабельных комитетов. Большинства у большевиков на заседании не было, и совет решил пригласить на помощь английские войска, стоявшие в Персии. Поскольку Турция и союзный ей Азербайджан были военными противниками Великобритании (собственно, в Персии англичане воевали с турками), на английскую помощь можно было рассчитывать. Другое дело, что англичан в Персии было крайне мало: британский генерал Денстервиль смог привести в Баку всего тысячу солдат.
Большевистско-левоэсеровский СНК поначалу отказался уходить в отставку, но 29 июля азербайджанцы прорвали фронт и вышли в пригороды Баку. Комиссар Микоян попытался блокировать прорыв, но, имея в распоряжении два бронепоезда, не сумел подавить огонь одного (!) вражеского орудия и… отступил. Красноармейцы бежали, и Микоян доложил СНК, что положение безнадёжно.
31 июля Бакинская коммуна ДОБРОВОЛЬНО ушла в отставку, передав власть Диктатуре Центрокаспия, т.е. Центрального комитета матросов Каспийской флотилии. Так что говорить о «контрреволюционном перевороте» в Баку несерьёзно.
В тот же день бакинский СНК с 10 тысячами (!) красноармейцев погрузились на 17 кораблей и попытались отплыть в контролируемую красными Астрахань. Они так спешили, что забыли предупредить некоторых большевистских вожаков – например, Микояна. Но Центрокаспий, контролировавший флот, не допустил дезертирства: комиссары и 10 тысяч солдат были высажены на пристани.
И «герои-комиссары» с тысячами вооружённых сторонников до 14 августа – две недели! – просидели в бакинском порту, в то время как 7-8 тысяч остававшихся у Центрокаспия солдат (армян и русских молокан) обороняли Баку! Это – к вопросу о том, выражала ли Бакинская коммуна интересы армян. Нет, не выражала: армянское население Баку в случае сдачи города турецко-азербайджанским силам было обречено на избиение: ничего другого после мартовской резни и кровавого похода на Гянджу, ждать было невозможно. Но защищать армян команда Шаумяна-Джапаризде-Азизбекова не желала – она желала поскорее оказаться в безопасной Астрахани.
14 августа коммунары вновь попытались погрузиться на корабли и уплыть, но произошло нечто другое: тысячи солдат благополучно погрузились на пароходы и отплыли (правда, сдав оружие), а бывшие руководители коммуны оказались в бакинской тюрьме. Т.е. красноармейцы в обмен на возможность дезертировать просто арестовали комиссаров и сдали их Центрокаспию! Центрокаспий обвинил комиссаров в том, что они «бросили бакинский пролетариат в минуты смертельной опасности» и «в попытке бегства без сдачи отчета об израсходовании народных денег, в вывозе военного имущества и в измене».
Но провести суд над комиссарами не удалось: 15 сентября в Баку вошли турецко-азербайджанские войска. Диктатура Центрокаспия пала; остатки её войск и англичане спешно грузились на корабли в бакинском порту. В хаосе пожаров и начавшейся резни армян комиссарам удалось бежать из тюрьмы (возможно, их освободил остававшийся на свободе Микоян). Пароход «Севан», капитан которого поначалу согласился взять на борт комиссаров, ушёл в море без них, но комиссары успели сесть на «Туркмен» - последний пароход, уходивший из горящего Баку.
В советской литературе написано, что «контрреволюционный экипаж» «Туркмена» по согласованию с англичанами изменил курс и вместо Астрахани доставил комиссаров в Красноводск, где их ждали кровожадные английские интервенты. На самом деле всё было просто: у «Туркмена» не хватало топлива дойти до Астрахани, и он отправился в Красноводск, где, разумеется, никаких англичан или белогвардейцев не было. А была там советская власть, правда, незадолго до этого избавившаяся от большевиков в своих рядах: в городском совете заправляли эсеры. Они и арестовали бакинских комиссаров – за то же самое, за что их собирался судить Центрокаспий: за измену и дезертирство, за сдачу Баку туркам.
Показательно, что находившийся на борту «Туркмена» отряд Татевоса Амирова не захотел защитить комиссаров – наверное, по тем же причинам, что 10 тысяч бакинских красноармейцев предпочли выдать их Центрокаспию. Британские власти попытались отобрать комиссаров у красноводского совета – они надеялись использовать их как заложников в торге с правительством Ленина в Москве, отдавшим приказ об аресте «всех подданных держав Антанты на территории РСФСР в возрасте от 17 до 48 лет, исключая женщин и стоящих на советской платформе».
Не желая отдавать комиссаров, бойцы Красноводского совдепа отвезли комиссаров на 207 версту от города, вывели в пустыню и расстреляли.
Правда, бакинских комиссаров было 36, и многие из них не попали на «Турмен» и, как следствие – на 207 версту от Красноводска. А среди 26 расстрелянных были случайные люди – охранники, делопроизводитель, матрос, журналист. В сентябре 1920 г. останки тех, кого называют «26 бакинскими комиссарами», были торжественно захоронены на площади, названной в их честь. А в 2009 г. по решению правительства уже независимого Азербайджана останки были перезахоронены. Их оказалось не 26, а только 23. Бирки с именами троих исчезло, в т.ч. бирка с именем председателя Бакинского СНК Степана Шаумяна.
***
Бакинская коммуна не прославилась ничем хорошим, а её комиссары не проявили ни политической мудрости, ни военной храбрости. Эти комиссары - группа авантюристов, захватившая власть в условиях развала государства и межнациональной розни, и не выражавшая ничьих интересов, кроме своих собственных. Не преуспев в государственном строительстве и в экономике, коммунары спровоцировали резню азербайджанцев, проиграли сражения с заведомо слабым противником, запаниковали и отказались от власти. Они попытались бежать из окружённого города, бросив на произвол судьбы «пролетариат», от имени которого выступали, и армянское население, которому угрожала месть азербайджанцев за то, что устроили комиссары. Это прекрасно понимали все, так или иначе знакомые с событиями в Баку 1918 г. Сталин говорил Дмитрию Шепилову: «Бакинские комиссары не заслуживают положительного отзыва. Их не нужно афишировать. Они бросили власть, сдали её врагу без боя. Сели на пароход и уехали. Мы их щадим. … Но они заслуживают суровой оценки». Это тот редкий случай, когда «великий вождь и учитель», сам не заслуживающий «положительного отзыва», был прав.
В Азербайджане и Армении (по разным причинам), и в Туркмении, где они погибли, давно отказались от прославления бакинских комиссаров. А в России мы продолжаем ходить по улицам, названным в честь людей, которую свою честь – как политиков и военных – запятнали навечно.
А сколько других памятников большевистским «героям» заполняют наши города, сколько улиц и площадей носят их имена?