10 ноября 1793 года в Париже в Соборе Парижской Богоматери произошло уникальное в истории событие, вероятно, не имевшее себе равных больше никогда и ни в одной стране. Оно показало собою пафосную пошлость, выдающееся хамство, бред и колоссальное кощунство атеистической идеологии, вершившей Французскую революцию. В сей день и час произошло коронование «Богини Разума» там, где ранее глас благозвучного органа возносил хвалу Святой Деве Марии. А невольной заложницей этого пира во время чумы, на и без того нелёгкую судьбу которой выпала сия опустошительная ноша, стала прекрасная, забытая ещё в XIX в. актриса Парижской оперы Тереза Анжелика Обри.
Иван Бунин в сборнике рассказов «Под серпом и молотом», к которому обращаюсь я за описанием того действа, очень щепетильно, точно и придирчиво отметил характерную черту всех революций на примере нескольких прозаических историй. Поистине великий дар словом художественным описывать формулы социально-исторических процессов любой эпохи и в любом государстве, их причины, характерные черты, философию, последствия, и при этом уверенно и недвусмысленно намекать на до жути закономерную схожесть общественных потрясений самых разных веков и народов. Именно на примере Французской революции писатель открыто даёт понять читателю, что за силы, какого типа и какой направленности идеи стоят во главе революции русской, жизнь после которой была описана Буниным в первом рассказе сборника "Под серпом и молотом". Но с историческими, техническими, идеологическими и философскими оговорками, разумеется, хотя особенных черт глобальной симметрии революционных явлений от этого не убавляется ни на йоту.
Я заметил, что любой революции характерны бешеные старания свергнуть христианство и восстановить архаическое тотемное язычество под идеологические словоблудие о "прогрессе, законе, правах, гуманизме и разуме". Т.е. по существу происходит духовная деградация социума, потому что оно переходит на цивилизационно более ранний, более ветхий и примитивный способ религиозного мышления - пантеистическо-тотемистский, и, обожествляя слепые силы природы, впадает в суеверия и приметы. На деле это вовсе не тот пресловутый "прогресс", про который кричат на площадях зачинщики мятежей. Хотя они, думаю, понимают смысл этого слова по-другому, т.к. вечно отбрасывают, не признают его духовную составляющую, оставляя лишь чисто материально-техническую и научную, которые для общества сами по себе не заменят духовности, что и доказано на деле до боли плачевными результатами всех революций в истории.
Такой унизительный тотемизм был практически всегда. У нас в 1917 году после Февраля, а в особенности, после Октября одно время был бум на установку памятников разным заклеймённым, преступным, просто дьявольским историческим и религиозным персонажам – один памятник Иуде чего стоит. А ещё хотели водрузить монумент Люциферу. Что только не предлагалось тогда бешено деятельным, как в высшей мере справедливо отметил Бунин, кипучим характером новоявленных хозяев страны. И эта черта присуща персонажам всех революций без исключения. Особенно чётко прописана она в тексте "Камилла Демулена" из сборника "Под серпом и молотом".
Появляясь на свет в неизвестности, пытаясь выбиться в люди, фанатики-бунтари не находят нормальных, человеческих путей достижения целей и укрощения своих амбиций, но в исступлённом экстазе безпардонной бездарности, не имея за душой ничего приличествующего высокому уму и благородному духу, одной бешеной наглостью, зверским остервенением и ревучей дикостью проторяют себе путь к высотам политической и идеологической власти, чтобы потом быть в миг свергнутыми такими же, как они, игроками, баловнями Фортуны без сердца и морали, дышащими им в спину и только и ждущими, когда их соперники сделают хоть один маленький, но фатальный шаг. В своей карьере они не считаются ни с чем, ни с какими общечеловеческими и христианскими ценностями, поскольку ради самооправдания и потакания тщеславию похотливой субтильности собственных недостатков и недалёких, примитивных интересов, желая поставить себя превыше других во всём и сразу, не пытаясь долго и упорно зарабатывать уважение и почитание в обществе исполнением святого долга чести гражданина или подданного, они тем самым объявляют мораль и ценности пережитком прошлого, мракобесием, удушливой ветхостью и прочими злокозненными выражениями. Цель таких живущих одним днём и даже часом людей – это власть, власть, и ничего кроме неё, пусть и временная власть, но в погоне за нею революционеры готовы положить на алтарь дьявола и жизнь, и душу, и любовь, и прощение. И так всегда. Эти прохиндеи, люди без чести и совести, следуя превратностям судьбы, сами того не подозревают, насколько подчинены они воле судьбы или фатума, но фатальности своей доли даже не осознают и не воображают. Они лишь кленовый листок, носимый ветром по безкрайним просторам осенних дорог. И заносит их всегда не туда, не так, и не ради того, чтобы построить нормальную, человеческую жизнь. Революционеры сгорают как факелы, уступая своё место другим, а те, в свою очередь – третьим, более прагматичным циникам. Плодами революций в конечном итоге пользуются лицемеры, подлецы и мерзавцы. Творцы революций есть сами по себе романтические циники, ибо в порыве своего разрушительного романтизма, любви к свержению всего и вся старого, как им кажется, затасканного и устаревшего, сами не замечают, насколько цинично и как зверски жестоко поступают они с теми, обычно совершенно невинными людьми, кого сами ранее считали тиранами и сатрапами. Зверства революций всегда тысячекратно, если не более, превосходят ужасы попыток её предварительного подавления.
Революция гораздо страшнее реакции. Реакция есть вынужденно реактивная поддержка легитимным правительством существования устоявшихся общественных связей и отношений с целью защиты права общества на эволюционный путь развития; революция же отметает сам по себе этот путь и делает ставку на тотальную силу разрушения во всём, везде и для всего, но непонятно, ради чего. Иными словами, творцы революции вовсе не задаются вопросами, а что будет после них, как обустроить общество после собственного прихода к власти, как работать и жить дальше, когда наступят суровые будни и жидкий площадной, крикливый пафос и флёр романтики иссякнут, в какой стране станут жить люди, как спасать экономику, армию, финансы, производство, просвещение, города и сёла. Это никому из них не надо, это, по образному выражению маркизы де Помпадур, взятое на знамёна бунтовщиками всех мастей – "после нас хоть потоп", это не их дело, ведь главное – всё сломать и новый мир построить. А как будет выглядеть этот мир и главное - как его строить - об этом как-то все стараются забыть, помалкивать и не распространяться. Или писать нечто незначащее, а то и вовсе абсурдно-утопичное. К тому же, большинство революционных бунтов как раз и зиждутся на различного рода утопических идеях. Главная задача любого революционера – "ввязаться", побузить, покричать на публику, подраться, показать своё дешёвое актёрство, неоценённое в театре или кино, и этим заявить о самореализации. Жажда лицедейства, дешёвой театральности за неимением возможности законным образом выплеснуть накопившуюся энергию во что-то более ценное и конструктивное, сопровождает мятежника и борца "за свободу" на каждом шагу его жизни. Не находя выхода, человек закипает, бурлит и исходит желчью.
Классический пример такого явления живо породила для последующей истории Французская революция. К тому же, возвращаясь к обсуждению языческих культов, хотелось бы задать вопрос: вам никогда не казалось странным такое дикое, повальное увлечение аристократии и дворянства, деятелей европейского искусства всех областей и гениальных мыслителей, античной философией, мифологией, верованиями, культами и образом жизни? Как бы то ни было, но задолго до революции, практически на протяжении двух веков, XVII и XVIII, идёт целенаправленное склонение общества в пользу пантеизма античного язычества с параллельной дехристианизацией философии, образа жизни и быта высших правящих классов практически всех европейских стран. "Неудобные" для залипших в страстях и материальных искушениях дворян догматы христианства куда как легко было променять на весьма свободные и либеральные мировоззренческие установки римского язычества, а образ жизни смиренного мирянина – на разнузданный гедонизм фривольного патриция. Сразу приходят на ум картины Ватто или Фрагонара с подчёркнуто нескромными дамами и кавалерами, с нарочито углублённой пропагандой свободы половых отношений и отрицания греха в чём бы то ни было. Пропагандируя гедонизм, европейские философы вроде Вольтера, Д' Аламбера или Монтескье породили апофеоз литературно-идеологической круговерти эпохи Просвещения – произведения, вышедшие из-под пера самого маркиза де Сада, которые даже в наше ещё как разнузданное время повергнут читателя в ужас и поднимут дыбом все волосы на его голове.
Вопрос: что же могло явиться миру после вековой обработки увлечённой язычеством знати и философствующего класса мелких провокаторов-вольтерьянцев? Да только революция 1789 – 1793 гг. А потому итог почитания культа богини Разума как раз немудрен – ведь свято место пусто не бывает, и решительно отвернувшись от истинного Бога, французские мятежники решили кощунственно водрузить туда абстрактную богиню Разума в античных одеждах и революционном колпаке. Хуже только, что всеобщее ликующее беснование погубило молодую и пленительную душу актрисы Терезы Анжелики Обри. Да и сколько молодых, прекрасных женщин и мужчин было загублено безпощадным катком французской революции – кто сосчитает? А ведь эта девушка была сам ангел, она имела необъятные таланты в музицировании и актёрской игре, какие даются однажды и на целый век, ей судьба сулила грядущее счастье и славу, известность и достаток. В действительности же вышло всё иначе, и когда-то коронованная в качестве "замены" Богоматери, и по принуждению шедшая на такой грех, эта уникальная женщина почила в бозе в полной безвестности в 1829 году, до конца ухаживая за такой же слабой и умирающей дочерью Фанни. Их и похоронили вместе… Фанни пережила свою мать Терезу Анжелику всего на полтора месяца, иначе и быть не могло – умри бы дочь при живой матери, мать бы не прожила и часа.
И с тех пор лежат они в одной могиле на Монмартрском кладбище, и никто не помнит о них. Память давно иссякла, если уж о последних годах жизни актрисы никто не помышлял, то, как бы о ней вспоминали впоследствии? Дожди, ветры, снега, мхи и солнечные лучи давно источили её каменное надгробие, и могила сия заброшена уж почти двести лет в отдалённом и укромном уголке знаменитого погоста. И лишь Бунин посетил его впервые за сто лет после её смерти, в 1924 году, в совсем другой Франции, в совсем другом Париже. Как изменился он за век?
И вот теперь он посетил кости той, которую когда-то короновали Богиней разума. Как парадоксально читать строки поэта Пьера-Жана Беранже, вопрошавшего давным-давно:
Est-ce bien vous? Vous que je vis si belle
Quand tout un peuple entourant votre char
Vous saluait du nom de l'immortelle
Dont votre main brandissait l'etendard?
Тебя ль я видел в блеске красоты,
Когда толпа твой поезд окружала,
Когда бессмертною казалась ты,
Как та, чье знамя ты в руке держала?
Когда бессмертною казалась ты… "Казалась. А теперь твои кости и череп всего в двух шагах от меня! - рассуждает мысленно рассказчик, – и кто теперь вспомнит о тебе, о, ангел, любивший жизнь и безвременно забытый на сей горестной земле?"
Так закончила своё бренное существование Тереза Анжелика Обри, обворожительная актриса, вынужденно ставшая "заместительницей" Божьей Матери. И какую бы "богиню чего-то там" ни выдумывало человеческое горделивое скудоумие вместо истинной Девы Богоматери, всякая попытка устроить культ разума, труда, партии, генсека, коммунизма, денег, техники, науки, потребления, демократии, прав человека - да чего угодно, да хоть культ личности кого-то - неизменно обречена на провал, ибо всё материальное, ради чего мы в силу заблуждений своих и маловерия живём в этом мире - тлен. Материалистический рай на земле невозможен - это утопия, и попытки его фанатично, упорно строить, через колено ломая государство и общество, неизменно заканчиваются очень плохо. Но зато есть Рай Предвечный, Небесный, где обретаются души тех, кого могилы давно забыты на земле, а их неведомо где лежащие останки источены веками и нещадными дождями. Это и есть основной посыл авторских рассуждений в рассказе "Богиня Разума".
Получила ли несчастная актриса прощение в блаженстве загробного существования? Или её душа слоняется неприкаянной? Когда-нибудь Бог откроет нам все тайны Вселенной и мы узнаем и эту старую, забытую, грустную, но столь романтическую тайну.