«Финский» щитовой домик, ровесник панельных хрущёвок, доживающий свой век не по указу градоначальника, а в силу того, что жизненный цикл подобной крепости, даже оборудованной по периметру Линией Маннергейма, заканчивается. Подходит к концу не столько крыша, фундамент или покосившиеся стены, а мир, заключённый в пространстве, которого хватало детскому восприятию. Давно нет бабушки, уже нет отца, грядки поросли крапивой, бывшая кухня опёрлась боком на соседский забор. Исчезло колхозное поле с бескрайними для детского взгляда стогами сена (вы когда-нибудь пробовали со стога съехать на велике?), пересохла речка, где на блесну ловились щурята, лес – сказочный лес – пошёл кому-то на дрова или брёвна для бани, а для кого-то стал глобальным клозетом, куда свезти можно любую гадость хоть на квадрацикле, хоть на шишиге. Даже дальнее поле, куда из деревни последние владельцы коров некогда ездили на сенокос, потеряло своё величие…
Пожалуй, дальнее поле – это последнее, что меня здесь держало. Из туманного детства помню, как однажды нас вёз сюда на телеге с деревянными колёсами деревенский косарь. Помню, как перебирались по нескреплённым мосточкам через речку после дождя, огромную сосну, растущую не ввысь, а вширь посередь поля, танковую колонну с близлежащего полигона, вызывающую восторженный трепет, но и жалость к искорёженному пейзажу: помятым берёзкам, грязным колеям, гари выхлопов, оседающим на сказочном мире.
В студенческие годы мы ходили на дальнее поле с палатками. Перед закатом под готовящийся шашлык пели бардов, в темнеющем небе Макаревича. А уже ночью, при мерцающих углях догорающего костра, звучал в чьём-либо исполнении Егор Летов. Тогда строчки «Пластмассовый мир победил! Макет оказался сильней» перекликались с перестуком дальних ночных поездов, пожалуй, лишь у меня вызывая какое-то своё резонансное к автору чувство… Ведь при написании заметки к 10-летию со дня гибели СашБаша мне сперва Егор отказался по телефону что-либо комментировать, сославшись на запрет упоминать «ГрОб» в печати, а потом редак уважаемого журнала сделал разнос, типа какого рожна я звонил запрещённому музыканту в Омск за редакционный счёт.
Поле было очень красивым. Невесть кто постоянно устраивал здесь просушку для жердей, настил из которых был излюбленным столиком, а порой и койкой. В любое время года здесь было приятно не только любоваться пейзажем, но думать о чём-то, что, вероятно, составляет основу учения Будды.
Справа, в трёх километрах от ближайшей деревни – сруб высохшего колодца, там же по опушке разбросаны осколки невесть откуда занесённых сюда кирпичей. Налево, в сторону полигона, геометрически правильный остров кустарников и берёз – вероятно, на месте бывшего усадебного дома. Потом опушка, где то ли была запруда, то ли Бог весть что. Там на 300 метров вглубь у всех, кто бывал здесь или нет, расслабленность сменялась почти паническим страхом и волосы вставали дыбом. Да, в тех местах обитают кабаны и страх не напрасен, но сухая болотина с гнилыми клыками древесных стволов источала какой-то свой аромат, смертельно опасный, зачаровывающий и пугающий, возможно, хранящий память о прекрасной запруде, ставшей последним пристанищем Бедной Лизы.
Открыть тайну поля мне помогли не столько найденные здесь ядро и картечина 1812 года, сколько архивные записи об отступлении наполеоновского войска из Москвы. Едва заметная тропинка со следами кюветов между нынешними Минским и Киевским шоссе некогда была трактом, где на полпути располагалась не то усадьба, не то хутор. Исчезло это поселение само собой или при наступлении немцев в 1941-м, я не знаю. Время не стоит на месте. Около дачи с одной стороны колхозного поля вырос коттеджный посёлок, вторую часть обещают отдать под застройку для социально каких-то там категорий. В перелески у ж/д платформы возле дорожки создали братскую могилу погибших воинов, кости которых обнаруживали экскаваторы, роющие фундаменты будущих «родовых гнёзд». Достопримечательность дачного посёлка – вросший в землю ЛиАЗ «скотовоз» разрезали на металл, зато в низине, где весной впору расгармонивать болотные сапоги, установили поклонный крест.
Пересохшую речку, бегающих на воле стаффордов, единственный в округе сосновый бор, вырубленный из-за короедов, истреблённых бобров, тропинок, превращённых в месиво УАЗами и квадроциклами, даже новую соседку-молдаванку, ставшую вдруг главной по улице и желающей получать дань за всё, что не прописано в уставе садового товарищества, можно б и не принимать, но… и не заморачиваться особо. Ведь в стареньком доме, хоть и подгнивший, ещё хранится прежний аромат, по солнцу можно чётко определить время не переведённых Путиным стрелок, выйти на крыльцо по малой нужде. Бывали неприятности покруче: тройной кульбит на «Волге», после которого даже ехавший следом таксист удивился, что в такой ситуации можно не только выжить, но и обойтись без царапин, удар бейсбольной битой по затылку – с огромной кровопотерей, но без обращения к врачам… Всё это суетно и преходяще. Можно подлатать кровлю дома, укрепить как-то фундамент – главное: мечта, ради которой любые преграды – пустяк!
Пройти до дальнего поля было трудно. Смерч и завалы вырубленных берёз ради тех самых сосновых брёвен выстроили практически противотанковые «ежи». Путь, занимавший обычно минут 40, растянулся на полтора часа. Оправдывает ли цель средства? Если про маленькую целюшку, что мне хотелось побывать на любимом дальнем поле – однозначно нет; если про верность детской мечте – да! Поле было изрыто чёрными копателями: осколки старинной посуды, повреждённая кладка бывших погребов. Ради нескольких антикварных монет или обломков медной утвари в одночасье алчные дебилы уничтожили целый пласт истории, который неизвестен историкам и уже не станет достоянием тех, кому всё ещё интересны особенности жизни предков.
Один сосед просил сыграть на гитаре что-нибудь позитивное, другой без конца подливал водку. В тот вечер я, кажется, играл только Летова, Олди («КОТ») и СашБаша. И чувствовал, что родной дачный антураж становится чуждым, что теперь уже наверняка «из кусков не собрать единства», что ещё живой уголёк надо взять отсюда, чтоб он стал основой нового очага, вокруг которого откроется иная панорама
��Z