Этой ночью бомбили непрестанно...Фашистские самолёты летели в сторону Сормова волнами, сменяя одна другую... Бомбили автозавод... Пожарища полыхали в полнеба и было светло словно днём...Казалось в целом свете не было места чтобы с неба к земле не летели воющие бомбы. Они вываливались из брюха самолёта на мгновение зависали как чёрные огромные капли в свете пожаров и прожекторов, а потом неслись к земле с душераздирающим воем. Земля содрогалась от взрывов,ходила ходуном под ногами ...
Баба Зина загнала Витьку, Симку и Антонину в погреб, но все они понимали какой ненадёжной защитой он был...Тонька сидела на верхней приступке лестницы и как заворожённая смотрела в страшное ночное небо . До боли сжав кулачки , она шептала в след летящим фашистским самолетам"Гады! Гады! Гады! Всё равно вы нас не победите!"
Налёт кончился только под утро. Баба Зина и мальчишки уснули прямо в погребе, а Тонька уснуть так и не смогла.Рассвело...И в свете дня Тоня не узнала свой родной двор: деревянные сарайчики для дров сложились как карточные домики, большой дом, где до войны жили шесть семей, лишился большей части крыши и весь пошёл трещинами, в окнах не уцелело ни одного стекла... сейчас в нем жила только баба Зина с мальчишками. Меньше всех пострадал каменный флигель в котором жила Тоня-слетела только входная дверь , которую она вчера забыла запереть на замок. Сама виновата-раззява!
-Ну дела!-кто-то сказал у неё за спиной. Тонька обернулась: у калитки стояли Серёга с Толькой.
-Где ж вас ,непутёвых, носило целую неделю?! Мы с бабулей уже все глаза проглядели вас ожидаючи! Где я вас только не искала!-набросилась она на мальчишек.
-Вот, Толька, это нам так "здрасти" говорят! Радуются ,что мы живые-здоровые вернулись домой, полюбуйся на неё!". На шум вылезли из погреба мальчишки и баба Зина и бросились обнимать Серёгу с Толькой. Только убедившись ,что с ними всё в порядке, они увидели во что превратился двор...
Радость от встречи сменилась растерянностью и тревогой. Баба Зина смотрела на полуразвалившийся дом и как во сне
безжизненным голосом повторяла: " Что же с нам теперь будет? Где же жить-то теперь будем?!" Тоня без слёз не могла смотреть на бабкино отчаянье. Всегда шумная и неунывающая баба Зина совсем растерялась и не понимала как ей быть дальше, куда идти за помощью?!
Сергей о чем-то думал поглядывая на флигель... Тоня проследила за его взглядом и чуть слышно,чтобы никто не слышал сказала: "Нет ,Серёга, нет!"
До войны во флигеле жили три семьи: В маленькой комнате у кухни жили Тоня с мамой, в самой большой, которая была посередине -шумная еврейская семья Фридманов, Яков Моисеевич, Роза Львовна и их сыновья Лёвушка и Юзик. А в крайней,в самом конце коридора, до 38 года жил Петр Иванович Васильев. Он работал каким-то большим начальником, но перед Новым 38 м Годом его арестовали как врага народа ,а комната с тех пор стояла закрытая и опечатанная.
-Даже думать об этом не смей!
-А где нам теперь жить? Она сколько лет уже пустует!
-Всё равно ,нет Серёга! Я сейчас соберусь и сбегаю к Фридманам и попрошу ,что бы они разрешили пожить в их комнате.
Ещё в начале осени 41 года, когда Лёвушка не успел эвакуироваться и остался на занятой немцами территории , а Юзик ушёл добровольцем на фронт старики сильно сдали. Якову Моисеевичу стало трудно каждый день ходить на работу в центр города. Тогда они поселились в подсобке при парикмахерской , в которой старый мастер продолжал работать. Когда-то он учил парикмахерскому мастерству Анну Ивановну, Тонину маму и сделал из неё мастера экстра класса, чем очень гордился, а вот теперь на старости лет остался один . Война разбросала по огромной стране всех его учеников , но мастер неизменно, каждый день в 9 часов утра, открывал двери парикмахерской и он свято верил в то , что наступит время и "всё вернётся на круги своя" и ждал что наступит день и они вернутся, пусть не все ! но хоть кто-то!-только нужно дожить до этого дня...
Тонька прошмыгнула на кухню, там в огромной чугунной печке, стоявшей посередине и напоминавшей своими размерами слона, у неё был тайник. Эта громадина не топилась уже года два-три. Четыре ведра отборного лука были аккуратно разложены в топке. А ещё три мешка этого дефицитного продукта были спрятаны в кладовой за кухней. Девчонка положила за пазуху шесть крупных луковиц-тугая резинка толстовки надежно держала драгоценный груз и со стороны не было видно , что толстовка служит не только тёплой одеждой, но ещё и сумкой-переноской для небольших предметов. Косы спрятала под большую клетчатую кепку и превратилась мальчишку лет десяти . Вот теперь можно было отправляться в город...
Перепрыгивая через лужи и обходя воронки, Тоня дворами пробиралась на вокзальную площадь. Ещё дымились развалины после ночной бомбёжки и отряды самообороны разбирали завалы, но несмотря на все беды весна вступала в свои права. В этот израненный ,голодный , измученный войной город пришёл апрель 42 года. Сумасшедшее весеннее солнце сияло в лужах , и осколках стекла на мостовой так яростно , что слепило глаза... Природе было всё равно, что в огромной стране полыхала страшная война.
У Тоньки от голода слегка кружилась голова, а ноги почему-то казались какими-то ватными и легкими...Достав на ходу луковицу она умудрилась её съесть и даже не заметила как, только потом ещё долго горло палило огнём , а в желудке творилось что-то невообразимое...
Уперевшись двумя руками в деревянную витую ручку, девочка очень тихо отворила тяжёлую дубовую дверь в парикмахерскую, серебренный колокольчик едва дзынькнул , оповещая находящихся внутри что, у них гости. На Тоню напахнуло таким родным , довоенным, маминым запахом парикмахерской : смесью одеколонов "Шипр", "Тройного","Сосновый бор", порошкового мыла для бритья , тёплого запаха кожи от кресел...Сердце рухнуло кудо-то вниз, а потом забилось часто-часто и заболело: три кресла из четырёх были закрыты парикмахерскими салфетками,и мамино в том числе, это значило, что мастера сегодня за ними не работают...
Из-за чёрной шёлковой ширмы с золотыми павлинами, в белом халате вышел Яков Моисеевич; он стал ещё ниже ростом и с совершенно седой... Прищурив глаза за толстыми линзами очков, мастер пытался рассмотреть вошедшего и увидев парнишку спросил его строго:" Вы что-то хотели , молодой человек?" Тонька сдёрнула кепку с головы и две косички с голубыми бантиками упали ей на грудь:"Вы не узнали меня ,Яков Моисеевич? Я же Тоня, ну помните, Тоня -ваша соседка!"
"Боже ж ты мой! Тонечка! Точно Тонечка! Но как же вы странно одеты , барышня! Разве можно в таком вахлаке признать приличную девицу?"
"Просто так безопаснее ходить по улице нынче-на мальчишек меньше внимания обращают. А ещё так удобнее и теплее!"
"Вы, пожалуй, правы ,деточка! Розочка ! Погляди-ка кто к нам пришёл!"-он схватил её за руку и потащил за ширму-там был вход в подсобку в которой жили теперь Фридманы.
Роза Львовна узнала её сразу...Тяжёло поднявшись с маленького диванчика ,она прижала Тоньку к своей необъятной груди и не хотела отпускать, всё гладила по головке как маленькую и вытирала слёзы текущие по морщинистым щекам пухлой ладошкой...
"Ну все Розочка,всё! Хватит тебе плакать-радоваться надо, девочка к нам в гости пришла , не забыла стариков. Давай-ка кипяточку вскипятим, Тонечку чаем напоем .Ну рассказывай ,девочка, как вы там поживаете, есть ли вести от мамы,где она?"
Тоньке было невыносимо стыдно, что если бы не нужда , то она бы и не додумалась навестить стариков! Сто раз проходила мимо и ни разу даже не подумала заглянуть к ним , а они так радуются её приходу! "Ну и скотина же ,ты бесстыжая,Тонька!"-обозвала она саму себя мысленно, но легче ей от этого не стало.
Освободившись из тети Розиных объятий, Тоня вытащила из своей безразмерной толстовки свой гостинец старикам-несколько крепеньких, тёмно-красных головок лука и с великим трудом уговорила их принять его. Потом они пили горячий кипяток с яблочным повидлом ещё из довоенных запасов тёти Розы, Тося рассказала старикам все новости о соседях и знакомых , когда собралась уходить , попросила у них разрешения пожить в их комнате для бабы Зины и мальчишек.
Роза Львовна достала из стола связку ключей подержала их немножко у груди, а потом решительно протянула её Антонине. "Нам и тут места хватит пока... Правда Яшенька?! А уж если до конца войны доживём и мальчики мои вернутся, там видно будет! Только ты,Тонечка, принеси мне фотографии наши, там на комоде портреты моих мальчиков стоят и альбом семейный..."
Яков Моисеевич вышел проводить Тоню. Постояли на пороге парикмахерской...Он о чем-то подумал , а потом сказал: "Передай Зинаиде Ивановне пусть ни о чем не беспокоится и живут у нас сколько будет нужно. Не думаю ,что нам понадобится наше жильё. Беда у нас Тонечка, большая беда! Юзик погиб смертью храбрых под Москвой. Похоронка ещё в феврале пришла, я Розочке не говорю-она этого не переживёт. Старые письма сыночка выдаю ей за новые, её обманывать легко-совсем плохо видеть вблизи стала, вот я их ей и читаю. А от Лёвушки совсем ни каких вестей нет. Там где его война застала выжить трудно , а еврею и вообще невозможно." Тонино сердце сжалось от жалости к этим двум старикам, но чем она могла им помочь? Разве что принести дорогие им фотографии и почаще навещать их... На прощанье обняла Якова Моисеевича и не оглядываясь побежала к рынку. Было у нее там ещё одно дело.
Продолжение здесь