Ване Тютюнину по кличке Тютя на лето задали страшное: поймать лягушку, убить ее или сварить живьем, отделить косточки и, пронумеровав их, собрать скелет. Короче, сделать наглядное пособие для кабинета зоологии.
Учительница взяла его на слабО. Зинаида Александровна по кличке Жаба — с огромной, будто растянутой от вечного ора, пастью, выпученными глазами и ноздрями, которые в неиссякаемом гневе она раздувала, точно пузыри.
Тютя ходил у Зинаиды Александровны в троечниках. И не потому, что не понимал или не учил. Просто подначки и беспричинные упреки, которыми она постоянно «кормила» класс, только Ванька принимал на свой счет. Да еще и оправдываться начинал, заливаясь краской, — под ехидные смешки ребят. Они-то ее нападки давно пропускали мимо ушей, усвоив, что Жаба просто не может не орать. И только Тютя, в результате, становился единственной жертвой зоологички.
Итак, к сентябрю надо было совершить, «во имя науки», страшное... Теоретически Ванька был уже подкован и знал, что и как надо будет сделать. И даже нашел веское оправдание своему будущему злодейству — ведь кому-то же надо ставить опыты над животными, чтобы приносить пользу людям...
Людям... а лягушки так похожи на людей. Такие смешные маленькие человечки. Да у них и внутри все устроено по-человечьи, и даже скелет немного похож. Но, чтобы добыть этот скелет, сначала надо будет... убить.
Кому-то другому сделать это было бы легче легкого, тем более что лягушачьи лапки, купленные мамой в супермаркете, и сам Ваня ел пару раз. Ничего себе — съедобно. И даже курицу напоминают, если густо полить кетчупом.
Да и поймать — труда не составляло. Правда, настоящих лягушек на даче не было, но жабы земляные встречались — круглые, пупырчато-серые, с бледным пятнистым брюшком и золотисто-оранжевыми глазками, перечеркнутыми поперечинками зрачков. Вот и папа сказал, что скелеты у них практически одинаковые, ну, разве что у лягушек задние лапы немного длиннее, но на безрыбье и рак — рыба. А Жаб…, то есть «Зинсанна» пусть берет, что дают.
Случай для совершения «злодейства» подвернулся сам собой. В конце августа копали они с папой на даче картошку. И наткнулись на жабу, случайно поранив ее лопатой — сукровица сочилась из лапки. Тут папа и вспомнил про домашнее задание сына по зоологии. Нет, Ванька и сам, конечно, не забывал ни на минуту, но все оттягивал, надеясь забыть о нем по-настоящему.
И ничего, что опять бы пучила глаза и орала Зинаида, а одноклассники над ним смеялись, мол, Тютя — Тютя и есть. Да и пусть себе Тютя.
Но вот уже папа протягивает ему на своей большой, перепачканной в земле, ладони её — маленькую, не больше грецкого ореха. Ту самую, которую надо будет прямо сейчас убить: «Ничего, сынок, справишься! Ты же мужик, охотник, будущий солдат!»
И Тютя, собравшись с духом, решился, оправдывая себя тем, что жабка, попавшая под лопату, все равно бы умерла... наверное.
Он покорно принял из рук отца прикинувшегося дохлым «земляного человечка» и побрел к сараю. В старой консервной банке Ванька вскипятил на костре воду и, зажмурившись, кинул туда оцепеневший от страха мягкий живой комочек.
Кинул и ушел, чтобы не видеть — что будет дальше. А когда вернулся, было уже поздно — вода в жестянке выкипела, а несостоявшееся «наглядное пособие» бесполезно чернело на дне пригоревшим бесформенным ошметком. И только высохшие веточки лапок торчали над краем — молчаливым укором.
«Я — убийца!» — зарыдал в голос Тютя. Потом он упал на землю и принялся бить по ней кулачками, все повторяя и повторяя, и повторяя эту страшную правду…
Вдруг что-то мокрое и холодное коснулось Ванькиной щеки...
С трудом разлепив опухшие от слез глаза, он увидел склонившуюся над ним полненькую чумазую девочку. Примерно своих же лет.
— Что болит у тебя или обидели? — спросила замарашка, и снова было протянула к нему свою мягкую, покрытую мурашками, лапку, но видя смущение парнишки, тут же ее отдернула.
— Я знаю, ты — Ваня. И мы теперь соседи. Ты так орал, что я подумала страшное... Кинулась к тебе напрямки через забор, о малину искололась, крапивой обстрекалась, на гвозде поболталась, в канавку с водой свалилась. Да ещё и в костерок твой на бегу шлёпнулась, сарафан подпалила, о жестянку ножку поранила. Тебе теперь меня лечить, защищать и другом быть. А как вырастем, влюбимся и поженимся! — чудная девчонка расхохоталась во весь свой широченный рот, будто заквакала. А потом омыла Тютю золотисто-оранжевым взором, шмыгнула грязнущим носом, потупилась и прошептала, что звать ее Васькой, ну, то есть Василисой. Василисой Прекрасновой. И это никакая не кличка.
(с) Алена Подобед
________________________________________________
Все совпадения с реальными людьми случайны.