В «Грозе» Островского один из гуляющих по бульвару высказывает предположение, что «Литва на нас с неба упала». В переносном смысле так оно и есть.
Иная Русь
Учившиеся в советской школе и твёрдо знавшие, что за периодом Киевской Руси и раздробленности следует этап Московского царства, из которого вырастет потом Российская империя, мы затем вдруг с удивлением обнаружили, что в течение пяти с половиной веков, начинаясь в иные годы практически сразу за Можайском, существовало огромное государство.
Литовские князья нередко роднились со своими московскими «партнёрами»: например, Василий II Тёмный был внуком Дмитрия Донского и Витовта. В период роста Московского княжества некоторые его соседи (Новгород, Тверь) всерьёз размышляли, под чью «высокую руку» перейти — московского или литовского князя. Иными словами, Литовская Русь до поры до времени не менее настойчиво, чем Московская, претендовала на то, чтобы стать центром объединения «осколков» Киевской Руси.
«Срединное» положение между Великим княжеством Московским и Польским королевством, Крымским ханством и Ливонским орденом вынуждало литовские власти постоянно маневрировать, заключать и расторгать союзы, а внутри многоконфессиональной державы — поддерживать баланс сил.
В такой обстановке управление большой и сложной страной становилось подобно искусству дирижёра симфонического оркестра. И Казимир в целом справлялся успешно.
Уесть по-родственному
Как и положено, монарху досаждали родственники, чем более близкие — тем сильнее. Он платил им той же монетой, внимательно следя за тем, чтобы они не усилились сверх меры. Ярким примером такого семейного противостояния стали события начала 1480-х годов.
Князь слуцкий Михаил Олелькович, сын киевского князя Александра Владимировича (Олелько по-польски — уменьшительное от Александр), приходился правнуком Ольгерду, двоюродным братом великому князю Московскому Ивану III и двоюродным племянником самому Казимиру.
С таким генеалогическим багажом он мог бы, как ему казалось, рассчитывать на нечто большее, чем Слуцкое княжество — крупное, влиятельное, но лишь одно из двух десятков. До поры до времени можно было надеяться, что оно лишь этап на пути к Киеву, «отчине», доставшейся после смерти отца старшему брату Семёну. Однако тут его ждало разочарование: в 1470-м его, как православного, отправили князем в Новгород на усиление «литовской партии».
В строптивом городе-столице ещё одной «альтернативной Руси» прижиться ему не удалось: аккурат перед его приездом скончался инициатор его приглашения (князь в республиканско-олигархическом Новгороде был не наследственным правителем, а приглашаемым должностным лицом) архиепископ Иона, и «московская партия», подпитываемая из Москвы духовно и денежно, начала брать верх. Неудивительно, что, узнав о скоропостижной смерти брата, Михаил бросил Новгород и отправился в Киев.
Хитрый Казимир тем временем воспользовался отсутствием Михаила и вероломно изменил статус Слуцкого княжества, превратив его в воеводство, напрямую подчиняющееся великому князю, и посадив там наместником шурина покойного князя Мартина Гаштольда. Это вызвало не только приступ бешенства у Михаила, но и недовольство киевлян; однако Казимиру удалось настоять на своём. Внешне смирился и Олелькович, но всё запомнил; как показали дальнейшие события, на память он не жаловался.
Чего они хотели?
1480 год оказался важнейшим в истории Восточной Европы. Хан Большой Орды (центрального «осколка» Золотой Орды) Ахмат, рассчитывая на поддержку своего союзника, литовского князя, идёт «усмирять» мятежную Москву. Казимир от нападения на восточного соседа воздерживается: его самого беспокоят союзные Москве крымские татары, опасающиеся в свою очередь амбиций хана.
В результате Иван III освобождается от остатков ордынской зависимости (пока ещё вряд ли понятно, что навсегда), возможно, Михаил Олелькович и ряд других православных вельмож Литвы видят в этом свой шанс. Складывается заговор, помимо слуцкого князя туда входят его двоюродный брат Фёдор Бельский и двоюродный дядя Иван Гольшанский, а также князь Иван Глинский.
О целях заговора современники высказывали разные суждения. Софийская летопись полагает, что его участники собирались с обширными землями отделиться и присоединиться к Москве.
Отдельным и крайне спорным остаётся вопрос о «руке Москвы»: была или нет, знал Иван III или не знал. Прямых доказательств нет, косвенные имеются «в обе стороны». Сама идея была, прямо скажем, незамысловатой — планировалось убить Казимира во время свадьбы Фёдора Бельского, куда он был приглашён и подтвердил намерение явиться. Однако дело вышло наружу; по наиболее распространённой версии, о нём прознал старый недоброжелатель заговорщиков киевский наместник Иван Ходкевич.
Впрочем, есть версия, что доносчиком был брат Фёдора Бельского Семён, вероятно, зарившийся на родовое имение — Белую крепость на Смоленщине.
И что они получили
Бельский бежал прямо с брачного ложа, жену его потом долгие годы пыталась «выговорить» московская дипломатия, но тщетно, им отвечали, что она не хочет воссоединяться с мужем; Глинскому тоже удалось «утечь». Гольшанского и Михаила Олельковича судили.
Любопытно, конечно, представить себе, как развивались бы события, удайся заговорщикам устранить Казимира. Пофантазировать на эту тему можно — почему нет? — но уж точно не сто́ит с уверенностью говорить об отказе Великого княжества от унии с Польшей и переходе в состав Московской Руси. Скорее всего, началась бы феодальная война вроде той, которая во второй четверти XV века произошла «на Москве», только ещё и с религиозными осложнениями. И тут уж гадай не гадай — не угадаешь…