Василий
Василий кочегарит оптинскую отопительную систему. Мужику лет под сорок, он кряжист и бородат, на вид даже свиреп, но глаза его выдают. Что-то в них от собаки, потерявшей хозяина и встречающих прохожих с немым вопросом. На каждого своего собеседника он глядит с надеждой: не ты ли выручишь меня с беды? не ты ли станешь столпом, к которому я привяжу свой надломленный ум?
А беда у Василия неведомая, непонятная. Говорит, что познакомился с ним как-то странный тип. Уже с первой встречи Василий потерял свое мнение и целиком ушел под впечатление от незнакомца. Вскоре тот оказался у него в квартире, где Василий холостяковал.
Дальше началось бессловесное рабство, а потом и вовсе какая-то бесовщина: вроде был тип в квартире, а вот уже ходит с ним рядом на работе или даже в другом городе, совсем далеко от дома — в общем, вещи совсем невозможные. И пробрал Василия страх дикий, и рванул он в Оптину. Думал, здесь как-то помогут, разберутся с бесом… ага, как же…Я не углублялся в беседу с Василием на тему «а почему ты не позвонишь в милицию?», потому что был более чем уверен, что милиция не обнаружила бы в квартире Василия ровно никого, кроме тараканов в грязной посудной мойке.
Конечно, можно было бы пофантазировать про адепта чОрной-пречОрной магии, но не хочется. Таинственный гость был у Василия в голове, и не ровен час мог снова нагрянуть к своему ответственному арендодателю.
Василий собирает крупные яблоки-паданки в монастырском саду за стеной, запекает их в топке в большой жестяной банке из-под сгущенки и приносит на наши посиделки. Печеные яблоки с подгорелой кожурой и горячий несладкий чай – чего еще надо богоискателям и беглецам от мира?
Андрей
Андрей был запуганным тихоней, постоянно ждущим удара, из-за угла пустым мешком. Он всегда пристраивался бочком на кэпэпэшный топчан и на небольшое время, забыв о своих страхах, расцветал интересом, лез с вопросами в наши споры-разговоры, и, казалось, уж ничем из нас не выделялся.
Но Андрей, как и Василий, тоже ждал пришествия старых гостей. Никто никогда, включая самого Андрея, их не видел, но от этого они не становились для него призрачней. Гостей, по словам, было двое, и они брали своего невольнослушателя в жесткий оборот, не смолкая в голове ни на минуту. Что уж голоса там несли, парень не рассказывал, но, по всей видимости, ничего хорошего, раз бегал от них Андрей по всем монастырям. Здесь, в Оптине, они вроде потеряли своего подранка, но вскоре могли объявиться.
В надежде на успешное завершение своих виртуальных мук Андрей крестился, но это не очень помогло. Каким по счету монастырем была у него Оптина, я не спрашивал. Здесь Андрей исправно исповедывался, на зависть Анатолию причащался, и вроде… тьфу-тьфу…
Бесоборцы
Это для читателей, не знающий больших Содома и Гоморры, чем дом и работа, мои рассказы могут показаться чистым вымыслом, но поживи они хоть с пару дней в Оптине или любом другом монастыре с паломническим подворьем, то ужаснулись бы поначалу не меньше моего от обилия бесноватых и блаженных. Андрей с Василием были еще самыми кроткими и неопасными из них. Когда я впервые услышал ор одержимой в храме, где он был кратно усилен естественной акустикой, то чуть не описался, прости-господи.
А сумей читатель вжиться в эту локальную действительность, то обнаружил бы столько поломанных судеб, столько мрака и надежды, что иль зарекся навсегда и думать об этом, или стал более человечным и отзывчивым.
Но вопрос в другом – находят ли несчастные нужную им помощь в монастырях? Стандартный набор лечебных процедур, предлагаемый батюшками, не способен помочь никому, кроме ряженых: крещение, молитва, покаяние, исповедь, причащение, соборование… ну, отчитки еще… Это, в общем-то, вещи безвредные, если в умеренных количествах, но для страдающих что мертвому припарка. Сил для изгнания бесов у черной братии нет, одни лишь понты пустые и отговорки, да рассказы о былых старцах, которые, по словам опять же, что-то там могли.
Тупик, не иначе.
Христианская мантра
К страдальцам от голосов и бесконечных страшных видений Оптина добавляет свои, правильные жертвы, от слова «правило». Я видел пацанчика чуть моложе меня лет на пяток, двигавшегося на манер детского паровозика с подзаводом. Его чисто механические движения, крайне тормознутая мимика, отсутствующий взгляд и немотивированные остановки выдавали в нем одного из светских учеников Оптины, решивших побеседовать с глазу на глаз с самим Господом нашим Иисусом Христом, иль Параклетом на худой-то конец, при помощи «умной молитвы».
Про нее я уже как-то писал, но стоит, наверно, добавить пару подробностей. «Умную молитву», или «умное делание» принес с Афона пламенный борец сосифлянами Нил Сорский. Учеников его школы отличали аскетизм и затворничество, заполненное тем самым «умным деланием», сопряженным с каким-нить келейным рукоделием и простейшей бытовой работой. Путь Сергия, старца Радонежского, через развитие внутренней любви ко Христу через любовь к людям, подзабылся, и теперь был заменен на механическую бесконечную молитву мытаря.
На Воскресных школах у батюшек-ведущих популярен рассказ о разговоре Амвросия Оптинского с незадачливым учеником:
– Батюшка, научи молитву творить!
– Чиво?
– Батюшка, научи молитву творить!!
– Чиво-о?
– Научи молитву творить, батюшка!!!
– Милай! Научись сначала твердить, потом творить!
Здесь учат именно твердить «умную молитву» сначала вслух, со временем про себя, по нескольку сот раз в день, доходить до тысячи, дальше-больше. И вот у прилежных она начнет исходить как бы из сердца – и остужаются, мол, все печали, и тоска, и остается желание служить Господу и исполнять святую Волю Его – в общем-то, цитирую.
Разумеется, на деле не так просто и свято. Те, кто всерьез пытаются достичь Христа через внутренний бубнеж, или слетают с катушек (случаи, впрочем, не столь многочисленные, вроде тормознутого мальчика), или убеждаются, что до их внутренней Звезды расстояние по любому дальше, чем до Луны пешком. Последние либо ретируются, признав, что их левел пока не столь высок, либо мимикрируют – а вот это уже правило. Стандартный скан с оптинского монаха: глаза вниз, губы шевелятся, пальцы перебирают четки – не видите, чоль, «умную молитву» творю?
Вербовка
Да и кроме бубнежа монахам есть чем заняться. Кстати, чем? Во-первых, участием в разной обрядности, которая здесь прерывается только на ночь, а иногда и круглосуточная. Во-вторых, послушанием, которое на лето, видимо, вытесняет келейное рукоделие: монахи руководят паломниками и послушниками на многочисленных оптинских стройках и в полях, работают в издательстве, ездят в командировки с различными миссиями.
Наконец, самым главным, чем должен заниматься монах – апологией веры. Это деятельность хоть и не самая видимая, но верховная. Не скажу, конечно, что на момент моего пребывания в Оптине там было с кем по душам пофилософствовать – философию, обычно, подменяла убежденность, читай, фанатизм. Но тенденции перехода от тупого отрицалова и агрессии к софистике прослеживалась уже тогда. Думаю, с приходом велеречивого Кирилла в Оптине все потихоньку начало меняться.
Во всяком случае, умненький Иоанн благочинный, будучи главным после архимандрита, уже тогда рекрутировал кадры себе под стать, что я частично испытал на себе. Обычных верующих с разной степенью умственной деградации здесь всегда хватало, и ради них серыми подрясниками сильно не разбрасывались. Другое дело, если в сети попадался интеллигент, у которого где-то что-то блыснуло, иль потрясение на духовной почве случилось. Если такой принимал церковные догматы и окормление – бысть добру!
Только представьте, сколь полезного мог принести такой чел, разговаривая и убеждая многочисленных посетителей Оптины, скольких склонить сочувствующих! А это рать церковная, имидж, сила, и – да, чего греха таить – экономическая составляющая. Если уж какая-то там ЛДПР, имея на выборах в Госдуму чуть больше 5%, получала на четыре года бюджет, кратный числу голосов, то уж кидать бабло на РПЦ цезарям сам бог, как говорится, велел.
Гена
Гена воцерковленный по маковку: рубище серое, рубаха в клеточку, волосы длинные, подсаленные, в хвост захвачены, лицо плоское и постное, рябоватое, и говор с протягом, под старину как бы. Еще б не шепелявил… Но из упертых скитских парней Гендос самый нормуль, самый вменяемый. Все не оставляет надежды с мягкой христианской любовью вовлечь нас с Артуром в лоно православия.
А мы брыкаемся, мы все держимся за здравый смысл, и там, где Гена видит стрррашные Тайны Святой Троицы, о коих и мыслить непотребно, мы не боимся включать свои маленькие фонарики разума, а то и просто ржем как полоумные с убогих Генкиных «доказательств». Я почитываю украдкой Блаватскую (ох, как бы не спалили!), так что поводов для споров хоть отбавляй, начиная с монашеских одежд и быта, заканчивая кармой, реникарнацией и даже именем Бога. И бывает, что мы совершенно одолеваем своего оппонента, и деваться ему некуда, и тут он отряхивается как барбос после речки: мой искус, мол, в том и заключен, чтобы стоять в вере Христовой даже тогда, когда стоять не на чем! … духовный ученик Тертуллиана, чего тут скажешь.
Гена наш проводник в мире православного шариата и обрядности. Там, где что-то сказано «святыми отцами», он тверд, кувалдой не перешибешь, но стоит ему чуть свернуть на территорию, не покрытую заботою и молитвами христианских мыслителей — даже на простые житейские вопросы — он тут же вязнет, а то и представляет зрелище жалкое, если не позорное. Поэтому за флажки его фиг затащишь.
В моем школьном классе был мальчик Костя, из семьи староверов, и мы с ним как-то даже пытались дружить на почве моего интереса к религии. Помню, пришли к нему домой, зашли на кухню, он суп налил и мне говорит, мол, выйди за дверь, помолиться надо. Ну так молись, говорю. А он: ты меня смущаешь. Я вышел за дверь… как ребенку загадочно-то, как заморочно (но слышали бы вы, как красиво, как величественно поют староверы на своих собраниях…)!
Да ладно, не про то хотел сказать. Школа наша стояла на стыке светского, скажем так, поселка и староверского хутора, где поселилась община верующих во времена основания лесоперерабатывающего завода, где-то в середине прошлого века. Ну как поселилась… нагнали, поди. Так вот, добрая треть ребят в классе была оттуда. И все они выше тройки никогда головы не поднимали, интерес к знаниям имели ниже минимального, а речь их была косной и неуверенной. Как-то, классе в 8-м, Костя в кои-то веки выучил стишок, и давай его читать у доски на уроке литературы – все под партами лежали от несочетаемо аццкой смеси детской декламации с артикуляцией и зрелого содержания.
Вот так и Гена… вообще Дима, а не Гена. Потому что как-то на КПП, когда мы травили смешные байки, решил в ответку метнуть анекдот про Гену и Чебурашку, над которым мы в детстве когда-то смеялись. Рассказал, значит, с Костиной характерной декламацией, и пауза такая повисла… непонятно было, над кем или чем ржать. С тех пор он и стал Геной.
По Гене плачет серый подрясник послушника, и я не совсем понимаю, почему он еще с нами, безбашенными, а не со своими единомышленниками в башне? Может, решил прийти туда с победой, ведя на цепи веры двух новых воцерковленных, ахаха?
Гена, Костя, множество других ребят, с детства головой окунутых в дивный мир христианской культуры и быта, явные ЗПР и головная боль всех школьных учителей — более чем веские доказательства против продвижения церкви и всех остальных христианских сект в систему российского образования.
По правде сказать, официально не родилась еще такая религиозная организация, которой мы могли бы полностью доверять, так что пусть школа наша как можно дольше остается светской.
***
Когда я поздней снежной осенью снова приехал в Оптину навестить старых друзей, тут уж никого, считай, и не было. Анатолия прогнали, Василия благословили в Боровский монастырь – не знаю, может там более сильные экзорцисты обнаружились. Андрей снова начал слышать голоса и однажды чуть не отморозил руки, застыв на улице в немой защите кататоника – тоже куда-то уехал. И Артур пропал. Гена перебрался в башню, и ободряет теперь на пути веры, поди, Дениса, моего старого напарника по трапезной.
В Введенском кричат страшным ором одержимые, по углам ушли в себя мальчишки-молитвенники, творящие на грани разума или уже за гранью бесконечное оптинское «правило», в несбыточной надежде прорваться туда, куда им пока однозначно рано. А еще много новых светлых лиц, исполненных решимости подвИга… Дай им Бог ума, чтоб осветить их веру и укрепить ее.