(подробности по тегу "закреп")
Последний раз я и Жанна занимались любовью в полноценном смысле этого слова, пожалуй, в конце августа, как раз после того, как она вернулась на остров, и я наконец признался ей в своих чувствах. Тогда занятия ещё не начались, и у нас было определённое количество свободного времени. К тому времени, как я уже говорил, появился и Айко, и почти всё большинство наших товарищей, и Айко, конечно же, хотел затеять по этому поводу большую вечеринку. Он звонил мне почти каждый вечер, спрашивая, не забыл ли я об этой дате, и я отвечал ему, что нет, не забыл, однако, когда приехала Жанна, и у нас с ней случился тот разговор на берегу океана — а это было как раз накануне этой гулянки — я позвонил Айко сам, и с сожалением (по большей части деланным, но вежливым) сообщил, что я никуда не смогу с ними поехать, потому что мы с Жанной хотим съездить в Сент-Джонс на три дня до начала учёбы. Айко вздохнул, произнёс, что ему жаль, однако, судя по моему тону, понял, что это для меня важно, и безропотно, даже не спрашивая, а почему это вдруг стало для меня такой необходимостью, сказал, что он меня понимает, и сказал, что погуляем вместе как-нибудь следующий раз.
Это было примерно за месяц до начала всей этой катавасии, и мы с Жанной, с трудом дождавшись, когда мы доберёмся до одного из отелей в Сент-Джонсе, закрылись в почти что лучшем его номере, провели там фактически безвылазно почти три дня. Ни я, ни она к тому времени не были девственниками, но это было… Прекрасно. Однозначно лучше, чем мой (и, по её словам, её тоже) первый раз.
Потом было несколько не очень умелых попыток петтинга то там, то сям, и в тот день, когда мы ездили в Педжо за лекарствами и продуктами, причём в тот раз всё дико испортила царящая там повсюду вонь (хотя в номере её и не ощущалось, но она к этому времени словно бы въелась нам в память), и наше довольно мрачное в тот день у обоих настроение, кое-как подавленное несколькими литрами выпитого нами пивного алкоголя. Потом, когда вся эта хрень всё-таки началась, и мы, уже начав превращаться в не то человекообразные медузы, не то в парочку безразличных ко всему на свете аутистов, пытались сделать это снова, когда оставались в одиночестве, но выходило не просто плохо, а кошмарно. Это был секс двух размороженных дохлых селёдок, причём даже не секс, а какая-то его ублюдочная имитация, из которой, впрочем, всё равно ровным счётом ничего не вышло.
В этот день мы попробовали снова, и у нас всё получилось. В нас словно бы снова закачали живую, тёплую кровь, и мы ощущали её, текущую под кожей друг-друга. Если раньше, всё это время, пока мы ощущали себя двумя бессмысленными, невесть для чего вылепленными кусками мяса, мы держались вместе просто потому что были едва ли не единственными, кто мог понять друг-друга, были вынуждены делать это, то теперь я наконец-таки снова вспомнил, что за этой нуждой на самом деле действительно скрывается что-то.