Когда говорят о предвоенных репрессиях в Красной Армии, то, обычно сплошной строкой перечисляют Тухачевского, Якира, Уборевича, Блюхера, Егорова и так далее, И создается впечатление, что все они стали жертвами какого-то одного процесса.
Это впечатление ошибочно.
В течение тридцатых годов в армии сформировалась фронда военачальников сдружившихся на фоне недовольства наркомом Ворошиловым.
В нее входили сплотившиеся вокруг Тухачевского наиболее авторитетные армейские руководители Якир, Уборевич, Гамарник, Корк и еще некоторое число менее известных военачальников.
Но по причинам, о которых я рассказывал в статье «Схватка паука со скорпионом» меч советской репрессивной гильотины оказался занесен над головой Тухачевского и, как следствие, над всей его фрондой.
Никаких иллюзий по поводу собственной судьбы у Тухачевского со товарищи быть не могло. Они не мог надеяться даже на тюрьму. К этому моменту уже отгремели три московских процесса, не оставившие в живых ни одного старого большевика, включая самого близкого друга Сталина Енукидзе.
Единственным шансом сохранить себе жизнь, был – совершить переворот, физически устранить Сталина и поставить Диктатором Тухачевского.
Дружившие до того против Ворошилова военачальники изменили свое целеполагание и приняли решение осуществить военный переворот 1 мая, воспользовавшись тем, что в день парада перемещение войск по Москве не приведет к преждевременной демаскировке плана переворота.
Переворота не случилось. Вероятнее всего из-за отсутствия решимости. Для такого дела надо иметь «железные яйца», а заговорщики, не смотря на ордена и звания, таким качеством не обладали.
Об этом можно сделать вывод, ознакомившись со стенограммой заседания военного совета, которое состоялось менее чем через месяц после ареста заговорщиков.
Егоров. Уборевича мы с т. Сталиным расценивали как человека энергичного и на известных этапах работы способного решать те или другие вопросы, но по характеру своему — труса.
Сталин. Я его всегда петушком называл, петушок.
Кулик. А кто защищает здесь Уборевича, пусть скажет, какой это трус: я с ним бывал в бою, это трус.
Голоса. Правильно. Это верно. Он — трус большой.
Мерецков. Двуличный человек. Грязный человек. По-моему, это все было известно. Трус и барин по отношению к начальствующему составу.
…
Ворошилов. Затем решили спеть песню, чтобы сгладить впечатление. Я ведь всех обругал и говорю: «Давайте на прощание песню». Вдруг Якир поднимается и демонстративно уходит. Ладно. Я поехал в вагон, там были Дубовой, Семен Михайлович и Якир, и вот тут я его взял в работу. Если бы я знал, что он враг, удобный случай был бы для меня! Он плакал.
Сталин. Он и в тюрьме плакал.
О других заговорщиках таких данных нет, но «политическая храбрость и физическая храбрость - это не одно и то же. – Это я Сталина цитирую. - Это бывает, люди большой физической храбрости бывают политическими трусами».
Буденный в письме Ворошилову, излагая свои впечатления по прошедшему 11.6.37 процессу контрреволюционной военной фашистской организации, писал:
«При открытии заседания суда подсудимым было зачитано обвинительное заключение, которое произвело на них исключительно сильное, подавляющее впечатление. Особенно растерялись Эйдеман и Фельдман, хотя и все подсудимые с точки зрения мужества производили весьма жалкое впечатление. Внешне они выглядели жалкими ничтожными слюнтяями».
Для суда над заговорщиками пленум Верховного суда СССР постановил образовать Специальное судебное присутствие Верховного суда СССР в составе председательствующего В. В. Ульриха и членов Я. И. Алксниса, В. К. Блюхера, С. М. Будённого, Б. М. Шапошникова, И. П. Белова, П. Е. Дыбенко, Н. Д. Каширина и Е. И. Горячева.
При их участии Тухачевского сотоварищи приговорили к расстрелу.
Принимали решение, конечно, не они, а Политбюро, о чем свидетельствуют резолюции на письме Якира.
На заявлении Якира имеются следующие резолюции: "Мой архив. Ст (алин)."; "Подлец и проститутка. И.Ст (алин)."; "Совершенно точное определение. К.Ворошилов"; "Молотов". "Мерзавцу, сволочи и бл.....и одна кара - смертная казнь. Л.Каганович"".
Члены специального судебного присутствия и другие военачальники, как умели, клеймили заговорщиков на военном совете и призывали присутствующих в президиуме Сталина и Ежова наращивать масштабы чисток.
Сталин человек был отзывчивый и внял пожеланиям военачальников.
Линией размежевания между, хоть и вынужденным, но реальным заговором Тухачевского, и всем остальным массивом репрессий в командном составе Красной Армии следует считать сводку важнейших показаний арестованных по ГУГБ НКВД СССР за 13 декабря 1937 г., которую нарком Ежов представил Сталину. В ней нет ни слова, ни о Блюхере, ни о Егорове… Да всех, кого там нет и не перечислить.
Нет в этой сводке упоминаний и о командарме Дыбенко, Каширине и Белове. Да и не могло быть.
Если Тухачевский сотоварищи дружили до критического момента против Ворошилова, то Белов, Дыбенко и Каширин дружили против фронды будущих заговорщиков.
Это видно из монолога Дыбенко на заседания Военного совета при наркоме обороны.
« Нет, я говорю, что после этого мы собрались на квартире, и записка до сих пор сохранилась Бубнову, где они объявляют о том, что я провокатор. Есть командный состав, который знает, что эта работа велась в течение 10 лет, о том, что я провокатор. В 1928 г. в Ленинграде, в гостинице «Париж», в номере у Тухачевского, когда Тухачевский был начальником штаба, я поднял вопрос 1925 г. Куликов подтвердит, что я назвал его прохвостом, мерзавцем; говорю, что он организовал выступление против Климента Ефремовича; говорю, что он сам провокатор. Но меня обвинили, назвали провокатором. Я ему тогда заявлял, что тебя, прохвоста, просто надо убить, что ты занимался провокацией среди командного состава.
Вот причины, которые дали мне возможность в 1931 г. у вас, т. Сталин, назвать Тухачевского мерзавцем, подлецом. У меня было много данных. Я думаю, что сейчас командный состав знает, какую кличку мне присвоили. Почему у нас как будто хуже дело шло, а у Якира и у Уборевича лучше? Потому что здесь, в центре, сидели враги и выставляли в красочном свете работу Уборевича и Якира. А Белова как называли? Ворошиловский фельдфебель. Какое название было Каширину? Это, говорят, ворошиловский унтер-офицер. А Левандовского как называли? Ворошиловский унтер-офицер. Дыбенко как называли? Ворошиловский унтер-офицер. Я думаю, что достаточно данных о том, какую клевету на нас возводили. Заявляли, что мы безграмотные. Я заявляю Политбюро, что мы грамотнее их в военном деле, но нам не верили, нам заявляли, что вы дураки, идиоты.
Весь командный состав Белорусского округа в прошлом году проводил военную игру. Я доказывал о недопустимости методов в военной игре, которые проводил Уборевич. Что Уборевич сказал? Он сказал: «Дыбенко — солдафон, Дыбенко ничего не понимает». Уборевич ставил вопрос: «Ты дружишь с Беловым, ты знаешь, кто такой Белов? Белов — это идиот». Он старался политически его опорочить, говорил, что у Белова неизвестно какая физиономия. Я сказал: «Я был с Беловым 5 лет в Средней Азии и я знаю, кто такой Белов». Вот такие клички давали нам».
В статье «Смешнее чем рассказы Зощенко. Стенограмма заседания Военного совета при наркоме обороны СССР 1-4 июня 1937 г.» я рассказывал читателям, как в обмене репликами Белов и Сталин повеселили участников этого форума.
Чтиво исключительно занимательное. Будет интересно и сталинистам, и людям адекватным.
На военном совете эти военачальники вели себя уверено, чувствуя себя защищенными своей враждой с фрондой Тухачевского.
Дыбенко, я полагаю, потом сильно пожалел, что так прочно связал в этом выступлении на военном совете свое имя с именами командармов Каширина и Белова.
Командарм 1-го ранга Каширин. «Ворошиловский унтер-офицер».
Уже через полтора месяца,19 августа 1937 года командарм Каширин был арестован, а уже 23 числа того же месяца признавал свое участие в антисоветском правотроцкистском заговоре.
Каширин, видимо, полагая, как теперешние сталинисты, что заговор военных фабрикуется НКВД без ведома руководства страны, предпринял отчаянную попытку спастись.
На очной ставке с Егоровым, которая проводилась в присутствии Ворошилова и Молотова, он отказался от ранее выдвинутых в адрес маршала обвинений и заявил, что сам он не был участником какой-либо антисоветской организации, что в застенках НКВД содержится много невинных командиров, которые под воздействием репрессий дают ложные показания, и что его показания в отношении Егорова ложны. Тогда же «ворошиловский унтер-офицер» заявил Ворошилову: «Не верьте ничему, что бы я ни писал в своих дальнейших показаниях».
Следователь НКВД СССР Ушаков, позже оказавшись в таком же положении, в каком теперь был Каширин, рассказывал:
«Каширин заявил, что никакого военного заговора нет, арестовывают зря командиров. Я вам говорю это, как заявил Каширин, не только от своего имени, но по камерам ходят слухи от других арестованных, что вообще заговора нет. На вопрос Ворошилова Каширину, почему же вы дали такие показания, Каширин ответил, указывая на меня, что он меня припирает показаниями таких людей, которые больше, чем я. При этом он добавил, что на двух допросах его били».
Лишившись необоснованных иллюзий Каширин 3 апреля 1938 года написал письмо Ежову, в котором свое заявление на очной ставке с Егоровым осудил как провокационное. Он вновь подтвердил свои показания о своей принадлежности к военному заговору. В этом заявлении Каширин писал: «Прошло уже больше месяца с того момента, когда я 26 февраля с. г. сделал Вам и находящемуся у Вас в кабинете народному комиссару обороны Советского Союза маршалу Ворошилову К. Е. провокационное заявление, направленное на дискредитацию органов НКВД... Мое провокационное заявление о том, что я не являюсь участником заговора, а в НКВД существует застенок, в котором содержится много невинных командиров, не было случайным и неожиданным. Наоборот, оно сложилось у меня уже давно и вытекало из моего непримиримого, враждебного отношения к Советской власти...»
14 июня 1938 года Военной коллегией Верховного суда СССР Каширин Н. Д. осужден к расстрелу.
Командарм 1-го ранга Белов Иван Панфилович. «Ворошиловский холуй».
На заседании военного совета Белов сам признался, что Тухачевский сотоварищи называли его «ворошиловский холуй».
Он, конечно, уже понял, что враждебное отношение к нему Тухачевского сотоварищи не является индульгенцией от репрессий, и чувствовал, что тучи над ним сгущаются. Уже был арестован командарм Каширин, с позором изгнан из Красной Армии Дыбенко, и было понятно, что он дохаживает на свободе последние дни, если не часы.
7 января 1938 года командарма 1-го ранга Белов Иван Панфилович занимавшего должность командующего войсками Белорусского военного округа арестовывают.
Его первый допрос проводили непосредственно Сталин и Ежов. Белов обвинения в причастности к заговору отверг. У наркома Ежова в рукаве была пара тузов, и он ими воспользовался.
На очной ставке Белова с заместителем начальника Политуправления РККА армейским комиссаром 2-го ранга Булиным и начальником Разведуправления Красной Армии комкором Урицким кроме Сталина и Ежова присутствовали также Молотов и Ворошилов.
Говоря об этих очных ставках, заместитель наркома внутренних дел Фриновский, будучи в 1939 году арестованным, писал, что "к очным ставкам, которые проводились в присутствии членов правительства арестованных готовили специально... По существу, происходил сговор и репетиция предстоящей очной ставки. После этого арестованного вызывал к себе Ежов или делал вид, что он случайно заходил в комнату следователя, где сидел арестованный, и говорил с ним о предстоящей ставке, спрашивал, твердо ли он себя чувствует, подтвердит ли, и между прочим вставлял, что на очной ставке будут присутствовать члены правительства...".
Урицкий, в процессе подготовки к очной ставке, в присутствии Ежова отказался от показаний на Белова. Не став спорить, Ежов ушел. Но уже через несколько минут Урицкий через Николаева извинялся перед наркомом и говорил, что он «смалодушничал».
В документах дела о реабилитации Белова содержится такая информация.
«В личной записной книжке Ежова, хранящейся в архиве ЦК КПСС, имеемся пометка о необходимости избиения арестованного Урицкого».
Ложными были и обвинения Белова со стороны Булина. И он нашел в себе силы от них отказаться. В ходе одного из последующих допросов он заявил: «В контрреволюционной организации и в антисоветском военном заговоре я не состоял. Мои показания от 3 января 1938 года вымышленные... Меня мучает совесть, что я оклеветал себя и честных, преданных партии людей».
Очные ставки, тем не менее, ожидаемого результата не дали. Белов продолжал настаивать на своем. Его увезли на Лубянку.
На следующий день Ежов положил на стол Сталину собственноручное признание Белова, в котором были такие слова:
«Я вчера во время очной ставки совершил новое тяжелое преступление, обманув руководителей Советского правительства. Мне особо тяжело писать об этом после того, как я имел полную возможность в присутствии Сталина, Молотова, Ворошилова и Ежова честно раскаяться и рассказать всю правду, как бы тяжела она ни была, о моей преступной деятельности против Родины и советского народа…»
28 июня 1938 года была повторно произведена очная ставка между Булиным и Беловым, причем Булин на этой очной ставке заявил о том, что он оклеветал себя и Белова.
Но теперь морально сломленный Белов, глядя в глаза Булину, клеветал на себя и на него тоже.
То насколько был сломлен Белов видно из сводок важнейших показаний арестованных по ГУГБ НКВД СССР, регулярно направляемые Сталину наркомом Ежовым, которые являются своего рода летописью того, как НКВД придумывал заговоры.
На протяжении февраля Белов почти ежедневно выдавал следователям новые фамилии заговорщиков десятками, а Сталин напротив них делал пометки "арестовать".
По обвинению в шпионаже в пользу Германии и в принадлежности к «военно-эсеровской организации» Военной коллегией Верховного суда СССР командарм 1-го ранга Белов был приговорён к высшей мере наказания. Расстрелян в день вынесения приговора 29 июля 1938 года.
Командарм 2-го ранга Дыбенко. «Разбойник с большой дороги».
Дыбенко был очень колоритным персонажем. Обладавшему выдающейся физической силой, чрезвычайной драчливостью, необузданным нравом матросу с тремя классами образования покровительствовала первая женщина – министр Советского Союза Коллонтай.
Она была старше Дыбенко на 17 лет.
Над их альянсом смеялись многие, называя его браком «распутной бабы и разбойника с большой дороги».
Отношения были довольно свободными. Об их сексуальных похождениях и обоюдных изменах говорили все. Ленин шутил: мол, расстрел стал бы для Дыбенко и Коллонтай менее суровым наказанием, чем принуждение к пятилетней супружеской верности.
Дыбенко отметился в истории подавления Кронштадтского и Тамбовсеого восстаний тем, что в Кронштадте он лично расстреливал из пулемета тех красноармейцев, кто отказывался наступать на «братишек», а под Тамбовом, тем, что травил крестьян газами, сжигал живьем в избах, расстреливал и рубил.
В 1922 году Дыбенко командовал стрелковым корпусом в Одессе. Присмотрев в городе великолепный особняк, вышвырнул на улицу хозяев, обставил свежеконфискованной антикварной мебелью и принимал там гостей. Подвалы винного завода, охраняемые специальными порученцами Дыбенко, не уставали выплескивать для него дореволюционные запасы коллекционных вин. В отсутствие Коллонтай пьянки с непременным участием особ легкого поведения случались ежедневно и еженощно. Завершались катанием на командирском автомобиле и купанием нагишом при лунном свете.
«Твой организм уже поддался разъедающему яду алкоголя. Стоит тебе выпить пустяк, и ты теряешь умственное равновесие. Ты стал весь желтый. Глаза ненормальные». – Сказала ему Коллонтай перед отъездом на дипломатическую работу.
Тем не менее с 1928 года Дыбенко командовал военными округами: сначала Среднеазиатским, потом (последовательно) Приволжским и Ленинградским.
Потом его из армии погнали.
В постановлении ЦК ВКП (б) от 25 января 1938 года, в частности, говорилось:
«Дыбенко вместо добросовестного выполнения своих обязанностей по руководству округом систематически пьянствовал, разложился в морально-бытовом отношении».
26 февраля его арестовали в Свердловске. Выяснилось, что в наркомате лесной промышленности, куда Дыбенко назначили после того, как вытурили из армии, за месяц работы он успел отметиться вредительством, состоит в военно-фашистском заговоре и шпионит в пользу США.
29 июля 1938 года командарма Дыбенко привезли на подмосковный полигон «Коммунарка».
Маршал Егоров. «Черная метка».
Одну из своих реплик на заседании военного совета, проходившего после расстрела заговорщиков Тухачевского, Егоров закончил фразой: «Давайте, рубите мне голову за это мероприятие».
Сталин отреагировал на это репликой: «Нет, рубить не стоит», вызвав в зале смех.
Егоров был близко знаком со Сталиным, который был членом реввоенсовета его фронта. Вождь и товарищ не раз ему протежировал, продвигая и по службе, и по партийной линии.
В 1921 году на IX Всероссийском съезде Советов Сталин буквально протолкнул Егорова в члены ВЦИК, отразив нападки тех, кто считал полковника царской еще армии «чуждым элементом»: «Говорят, что Егоров — плохой коммунист. Ну и что же? Уборевич тоже плохой коммунист, однако мы выдвинули его в члены ВЦИК. Егоров — плохой коммунист, но хороший командующий, и как хорошего командующего его надо избрать».
Не без покровительства Сталина Егоров стал одним из пяти первых маршалов и начальником генерального штаба Красной Армии.
Но уже 22 января 1938 года, выступая перед советскими военачальниками, Иосиф Сталин сказал:
«Известно, что у нас пять Маршалов Советского Союза. Из них меньше всего заслуживал этого звания Егоров….
Егоров — выходец из офицерской семьи, в прошлом полковник — он пришел к нам из другого лагеря и относительно к перечисленным товарищам меньше имел право к тому, чтобы ему было присвоено звание маршала, тем не менее, за его заслуги в гражданской войне мы это звание присвоили, чего же ему обижаться, чем он не популярен, чем его не выдвигает страна? ...Так что, товарищи, вы не очень зазнавайтесь. Если вы пойдете в противоречие с политикой партии и правительства, если вы эту политику не признаете — народ вас сметет, выгонит и не задумается над тем, что маршалы вы или нет, хорошие ли вы командиры или плохие».
По все видимости, это было уже не предупреждение, а предзнаменование.
Почему Егоров попал под каток репрессивной машины, менее понятно, чем что-либо еще.
Многим историкам нравится версия о том, что Егоров мешал Сталину создавать миф о себе, как о выдающемся полководце времен Гражданской войны.
Не клеится.
Вот, что рассказывал на военном совете позже расстрелянный командарм Сидякин, оправдываясь за свое предисловие к книге «Киевские Канны» другого командарма Кутякова, расстрелянного за саму книгу.
«Так вот, в феврале месяце я, наконец, справился с этой книгой и написал предисловие. Представил ее своему начальнику — начальнику Генерального штаба тов. Егорову. Тов. Егоров долгое время не принимал меня по вопросам этой книги. Я все хотел знать, что же, какое его мнение насчет этой книги и моего предисловия, которое я написал. И в мае месяце он меня вызвал и говорит: «Напрасно вы в это дело путаетесь. Кутяков хочет опорочить Конную армию»».
Здесь Егоров был скорее сторонником Сталина, а не противником, как Тухачевский.
Причина опалы Егорова раскрывается, как мне кажется, в следующей цитате из его постановления СНК СССР и ЦК ВКП(б).
«т. Егоров, как это видно из показаний арестованных шпионов Белова, Гринько, Орлова и других, очевидно, кое-что знал о существующем, в армии заговоре, который возглавлялся шпионами Тухачевским, Гамарником и другими мерзавцами из бывших троцкистов, правых, эсеров, белых офицеров и т.п.».
Сталин не простил Егорову того, что тот знал о заговоре, но не предупредил.
Я, как понятно, не фанат Сталина, но понять его обиду на Егорова могу. Обиду понять могу, а вот умерщвления предавшего друга нет. Ну, срать рядом не садись, в конце-то концов. Убивать-то зачем? Угрозы Егоров никой не нес.
Здесь вспоминается один из эпизодов 4-х дневного совещания военного совета.
Сталин. Нескромный вопрос. Я думаю, что среди наших людей как по линии командной, так и по линии политической есть еще такие товарищи, которые случайно задеты. Рассказали ему что-нибудь, хотели вовлечь, пугали, шантажом брали. Хорошо внедрить такую практику, чтобы если такие люди придут и сами расскажут обо всем — простить их. Есть такие люди?
Голоса. Безусловно. Правильно.
Сталин. Пять лет работали, кое-кого задели случайно. Кое-кто есть из выжидающих, вот рассказать этим выжидающим, что дело проваливается. Таким людям нужно помочь с тем, чтобы их прощать.
Щаденко. Как прежде бандитам обещали прощение, если он сдаст оружие и придет с повинной.
Сталин. У этих и оружия нет. Может быть, они только знают о врагах, но не сообщают.
Ворошилов. Положение их, между прочим, неприглядное. Когда вы будете рассказывать и разъяснять, то надо рассказать, что теперь не один, так другой, не другой, так третий все равно расскажут, пусть лучше сами придут.
Сталин. Простить надо, даем слово простить, честное слово даем.
Простить человеку незнакомому – одно, другу – другое.
Егоров прошел через несколько очных ставок со своими бывшими сослуживцами, к тому моменту уже арестованными. Все, кроме Николая Каширина, показали, что он был участником антисоветской организации.
25 января 1938 года ЦК ВКП (б) принял специальное постановление «О товарище Егорове». В нем, в частности, говорилось, что во время работы в Генштабе маршал допускал критические ошибки, передоверил работу людям, которые впоследствии оказались шпионами иностранных разведок. Также ему вменялось в вину, что он знал о заговоре, который возглавил «шпион Тухачевский», и пытался организовать собственную антипартийную группу.
Тем не менее, арестовали его не сразу. Дальнейшие события напоминают игру кошки с мышкой, о которой в народе сформировалась присказка: «Кошке игрушки, а мышке слезки».
Отстранив маршала от должности начальника генерального штаба, его назначили на должность командующего войсками Закавказского военного округа.
Здесь арестовывают его жену.
Отлученный от столицы, Егоров предпринимал отчаянные попытки оправдаться.
28 февраля в письме Ворошилову маршал предает жену:
«Тяжесть переживаний еще более усугубилась, когда узнал об исключительной подлости и измене Родине со стороны бывшей моей жены, за что я несу величайшую моральную ответственность».
В нем же он клянется в собственной преданности:
«Я представил Вам свои выводы по основным вопросам, которые были поставлены на очной ставке со мной врагами народа. Со всей глубиной моей ответственности за себя, за свои поступки и поведение я вновь и еще раз вновь докладываю, что моя политическая база, на основе которой я жил в течение последних 20 лет, живу сейчас и буду жить до конца моей жизни — это наша великая партия Ленина — Сталина, ее принципы, основы и генеральный курс.
…Но со всей решительностью скажу, что я тотчас же перегрыз бы горло всякому, кто осмелился бы говорить и призывать к смене руководства.
Если бы я имел за собой, на своей совести и душе хоть одну йоту моей вины в отношении политической связи с бандой врагов и предателей партии, родины и народа, я не только уже теперь, а еще в первые минуты, когда партия устами вождя товарища Сталина объявила, что сознавшиеся не понесут наказания, да и без этого прямо и откровенно об этом заявил в первую голову товарищу Сталину и Вам. Но ведь нет самого факта для признания, нет вопросов моей политической вины перед партией и Родиной как их врага, изменника и предателя...».
2 марта он отправляет еще одно письмо, теперь, в ЦК ВКП(б), где готовится на рассмотрение вопрос о лишении Егорова статуса кандидата в члены, в котором опять клянется:
«Я заявляю ЦК ВКП(б), Политбюро, как высшей совести нашей партии, и Вам, тов. Сталин, как вождю, отцу и учителю, и клянусь своей жизнью, что если бы я имел хоть одну йоту вины в моем политическом соучастии с врагами народа, я бы не только теперь, а на первых днях раскрытия шайки преступников и изменников Родины пришел бы в Политбюро и к Вам лично, в первую голову, с повинной головой в своих преступлениях и признался бы во всем...».
Ожидаемой маршалом цели его письма не достигли и Егорова, что называется поганой метлой, выметают теперь ЦК.
Сталин подписывает постановление, в котором говорится:
«Ввиду того, что, как показала очная ставка т. Егорова с арестованными заговорщиками Беловым, Грязновым, Гринько, Седякиным, т. Егоров оказался политически более запачканным, чем можно было бы думать до очной ставки, и, принимая во внимание, что жена его, урожденная Цешковская, с которой т. Егоров жил душа в душу, оказалась давнишней польской шпионкой, как это явствует из ее собственного показания, ЦК ВКП(б) признает необходимым исключить т. Егорова из состава кандидатов в члены ЦК ВКП(б)».
Тем не менее, маршал отправляет еще одно письмо, в котором снова клянется в верности и взывает к заступничеству Ворошилова и Сталина.
«Я провел в ее (Красной Армии) рядах годы исключительной героической борьбы, где я не щадил ни сил, ни своей жизни, твердо вступив на путь Советской власти, после того, как порвал безвозвратно с прошлым моей жизни (офицерская среда, народническая идеология и абсолютно всякую связь, с кем бы то ни было, из несоветских элементов или организаций), порвал и сжег все мосты и мостики, и нет той силы, которая могла бы меня вернуть к этим старым и умершим для меня людям и их позициям.
В этом я также абсолютно безгрешен и чист перед партией и Родиной. Свидетелем моей работы на фронтах и преданности Советской власти являетесь Вы, Климент Ефремович, и я обращаюсь к вождю нашей партии, учителю моей политической юности в рядах нашей партии т. Сталину и смею верить, что и он не откажет засвидетельствовать эту мою преданность делу Советской власти».
Но и этот отчаянный вопль не спас маршала от ареста.
Тем не менее, когда в июле 1938 года Ежов принес Сталину «расстрельный список» на 139 фамилий, среди которых фигурировал и Егоров, именно Егорова вождь из списка вычеркнул.
Что это было? Представленные Ежовым аргументы Сталин не счел достаточно убедительными или просто не наигрался в «кошки-мышки», решайте сами, а свое мнение пишите в комментариях.
Участвовавший в реабилитации Егорова следователь Казакевич рассказал, что Егоров беседовал лично с Ежовым и начальником Особого отдела Главного Управления госбезопасности Николаевым. Скорее всего, они предложили ему сделку «жизнь в обмен на признания», потому что Егоров дал очень подробные показания (пыткам он, по всей видимости, не подвергался). Маршал признал себя виновным в том, что был польским агентом с 1931 года, а с 1934 года еще и германским шпионом. Также он сознался в том, что во время Гражданской войны состоял в заговоре, который возглавлял тогдашний главком Сергей Каменев, и что готовил покушение на Сталина.
Второй раз из представленного Ежовым очередного расстрельного списка Сталин Егорова вычеркивать не стал.
22 февраля 1939 года Военной коллегией Верховного Суда СССР по обвинению в шпионаже и принадлежности к военному заговору Александр Егоров был приговорён к расстрелу. Обещания Николая Ежова к тому времени уже не стоили ничего — он был снят с должности, и до его ареста оставались считаные недели. 23 февраля 1939 года, в День Красной Армии и Флота, маршал был расстрелян.
Маршал Блюхер. «Он выглядел так, как будто побывал под танком».
Блюхер попал под раздачу, когда потерпел фиаско в боестолкновении на озере Хасан.
Между расстрелом заговорщиков и этим эпизодом Блюхер поставил перед Сталиным вопрос о доверии к себе и получил заверения вождя в полном доверии, а бонусом к тому – второй орден Ленина.
22 января 1938 года, выступая перед советскими военачальниками, Иосиф Сталин сказал: «Возьмем хотя бы такой факт, как присвоение звания Маршалов Советского Союза. Известно, что у нас пять Маршалов Советского Союза. Из них меньше всего заслуживал этого звания Егоров, я не говорю уже о Тухачевском, который, безусловно, этого звания не заслуживал и которого мы расстреляли, несмотря на его маршальское звание. Законно заслужили звание Маршала Советского Союза Ворошилов, Буденный и Блюхер...»
К боестолкновению войска заслуженного маршала оказались не готовы.
Ряд артиллерийских батарей оказались в зоне боевых действий без снарядов, запасные стволы к пулеметам заранее не были подогнаны, винтовки выдавались непристрелянными, а многие бойцы и даже одно из стрелковых подразделений 32-й дивизии прибыли на фронт вовсе без винтовок. Командирам и штабам не хватало карт района конфликта. Все рода войск, в особенности пехота, обнаружили неумение действовать на поле боя, маневрировать, сочетать движение и огонь, применяться к местности, изобилующего горами и сопками. Танковые части были использованы также неумело, вследствие чего понесли большой урон в материальной части.
За разгильдяйство высшего военного начальства и плохую подготовку солдат расплачивались своим героизмом командиры подразделений. Об этом, в частности, свидетельствуют большие потери комсостава — 152 убитых командиров и 178 младших командиров.
В результате советская сторона потеряла убитыми, умершими от ран и пропавшими без вести 960 человек, ранеными и заболевшими — 3279 человек. Японские потери составили 650 человек убитыми и около 2500 ранеными.
В результате, от должности командующего войсками Дальневосточного Краснознамённого фронта Блюхер был отстранён и оставлен в распоряжении Главного военного совета РККА.
Интересно, что уже после позорного фиаско маршала, ему предоставили в Москве квартиру в доме правительства, а арестовали во время отдыха на даче Ворошилова в Сочи.
Но участь его уже была предрешена. Своим фиаско на озере Хасан Блюхер продемонстрировал свою несостоятельность, как военачальника, а компромат у НКВД был на всех, включая Ворошилова и Буденного. Заговорщиков сподвигли дать показания на всех мало-мальски значимых персонажей армейского олимпа.
Смысл придерживать его дальше отпал.
Кроме того, у Блюхера обнаружилась личная переписка с Якиром. В ней нет ничего криминального, но сам факт близких дружеских отношений с одним из заговорщиков нашел документальное подтверждение.
Механизм изобличения преступной деятельности маршала был таким же.
Сначала очные ставки с заместителем наркома обороны Федько и членом военного совета ОКДВА комкором Хаханьяном. Их проводил Берия, на тот период – заместитель наркома.
Блюхер обвинения отверг.
В целях получения показаний о «преступной» деятельности Блюхер подвергался обработке во время нахождения в камере внутренней тюрьмы НКВД СССР. Вместе с ним в камеру был помещен арестованный начальник Управления НКВД по Свердловской области Дмитриев. По заданию Берия он методично склонял Блюхера к самооговору.
Одна из камерных их бесед, записанная с помощью оперативной техники сохранилась.
Блюхер. Физическое воздействие... Как будто ничего не болит, а фактически все болит. Вчера я разговаривал с Берия, очевидно, дальше будет разговор с народным комиссаром.
Агент. С Ежовым?
Блюхер. Да. Ой, не могу двигаться, чувство разбитости.
Агент. Вы еще одну ночь покричите, и будет все замечательно.
Когда Блюхер возвратился с очередного допроса, дежурный из надзорсостава предупредил его, что он подлежит отправке в Лефортово.
Дежурный. Приготовьтесь к отъезду, через час вы поедете в Лефортово.
Блюхер. С чего начинать?
Дежурный. ...Вам тов. Берия сказал, что от вас требуется, или поедете в Лефортово через час. Вам объявлено? Да?
Блюхер. Объявлено... Ну вот я сижу и думаю. Что же выдумать? Не находишь даже.
Агент. Вопрос решен раньше. Решение было тогда, когда вас арестовали. Что было для того, чтобы вас арестовать? Большое количество показаний. Раз это было — нечего отрицать. Сейчас надо найти смягчающую обстановку. А вы ее утяжеляете тем, что идете в Лефортово...
Блюхер. Я же не шпионил.
Агент. Раз люди говорят, значит, есть основания...
Блюхер. Я же не шпион.
Агент. Вы не стройте из себя невиновного. Можно прийти и сказать, что я подтверждаю и заявляю, что это верно. Разрешите мне завтра утром все рассказать. И все. Если вы решили, то надо теперь все это сделать...
Блюхер. Меня никто не вербовал.
Агент. Как вас вербовали, вам скажут, когда завербовали, на какой почве завербовали. Вот это и есть прямая установка...
Блюхер. Я могу сейчас сказать, что я был виноват.
Агент. Не виноват, а состоял в организации...
Блюхер. Не входил я в состав организации. Нет, я не могу сказать...
Агент. Вы лучше подумайте, что вы скажете Берия, чтобы это не было пустозвоном... Кто с вами на эту тему говорил? Кто вам сказал и кому вы дали согласие?
Блюхер. Вот это письмо — предложение, я на него не ответил. Копию письма я передал Дерибасу.
Агент. Дерибас донес... Вы должны сказать.
Блюхер. Что я буду говорить?
Агент. Какой вы чудак, ей-богу. Вы знаете (называет непонятную фамилию). Три месяца сидел в Бутырках, ничего не говорил. Когда ему дали в Лефортово — сразу сказал...
Блюхер. Что я скажу?
Агент. ...Вы меня послушайте, я вас считаю японским шпионом, тем более, что у вас такой провал. Я вам скажу больше, факт, доказано, что вы шпион. Что, вам нужно обязательно пройти камеру Лефортовской тюрьмы? Вы хоть думайте.
Из дальнейшей записи видно, что Блюхер ввиду нежелания дать ложные показания был направлен в Лефортовскую тюрьму.
Во время пребывания в Лефортовской тюрьме Блюхер подвергся жестоким истязаниям, которые к нему применялись при личном участии Берия. Так, бывший заместитель начальника Лефортовской тюрьмы член КПСС Харьковец в 1957 году сообщил: «Применение физических методов воздействия при допросах заключенных началось при Ежове, который лично подавал пример следователям. Узаконилось это и широко стало применяться при Берия. Я однажды лично был свидетелем, как он с Кобуловым в своем кабинете избивал резиновой дубинкой заключенного Блюхера».
О творившемся беззаконии написал в 1957 году бывший начальник Лефортовской тюрьмы член КПСС Зимин: «Часто на допросы приезжали и наркомы НКВД, как Ежов, так и Берия, причем и тот и другой также применяли избиение арестованных. Я лично видел: Ежов избивал арестованную Каплан, как Берия избивал Блюхера, причем он не только избивал его руками, но с ним приехали какие-то специальные люди с резиновыми дубинками, и они, подбадриваемые Берия, истязали Блюхера, причем он сильно кричал: «Сталин, слышишь ли ты, как меня истязают». Берия же в свою очередь кричал: «Говори, как ты продал Восток».
Бывший начальник санчасти Лефортовской тюрьмы НКВД СССР Розенблюм в 1956 году сообщила в КГБ при Совете Министров СССР, что в конце 1938 года она оказывала медицинскую помощь находившемуся под стражей Блюхеру. На лице Блюхера имелись кровоподтеки, около глаза был огромный синяк. По заявлению Розенблюм, удар по лицу был настолько сильным, что в результате этого образовалось кровоизлияние в склеру глаза и склера глаза была переполнена кровью.
В результате издевательств и насилия, применяемых Берия и его сподручными к Блюхеру, он вынужден был оговорить себя и заявить о связях с правотроцкистской организацией.
Во время нахождения под стражей 9 ноября 1938 года Блюхер умер. Как указано в акте судебно-медицинского исследования трупа, причиной смерти явилась закупорка легочной артерии тромбом, образовавшимся в венах таза.
О смерти Блюхера было сообщено Сталину,. Он дал указание подвергнуть тело кремации.
Бывший сотрудник НКВД СССР Головлев в 1963 году сообщил: «В нашем присутствии Берия позвонил Сталину, который предложил ему приехать в Кремль. По возвращении от Сталина Берия пригласил к себе Меркулова, Миронова, Иванова и меня, где он нам сказал, что Сталин предложил отвезти Блюхера в Бутырскую тюрьму для медосвидетельствования и сжечь в крематории».
Свидетельства о применении к Блюхеру мер физического воздействия содержатся и в показаниях бывшего работника ОО ГУГБ НКВД СССР Кащеева Д.В.:
«Со мною вместе в камере находилась арестованная Кольчугина-Блюхер… Из бесед с Кольчугиной-Блюхер я узнала об очной ставке ее с маршалом Блюхером. Кольчугина-Блюхер сказала, что Блюхер был до неузнаваемости избит и находился почти в невменяемом состоянии. Он наговаривал на себя чудовищные вещи. Блюхер был в растерзанном виде; он выглядел так, как будто побывал под танком…».
Командарм 2-го ранга Алкснис. «В альбомном порядке».
Интересно, что Алкснис был арестован 23 ноября 1937 года.
Причина, почему под каток репрессий попал Алкснис, понятна.
Ее раскрыл бывший начальник УНКВД Московской области Радзивиловский:
«...я спросил Ежова, как практически реализовать его директиву о раскрытии антисоветского подполья среди латышей. Он мне ответил, что стесняться отсутствием конкретных материалов нечего, а следует наметить несколько латышей из числа членов ВКП(б) и выбить из них необходимые показания. С этой публикой не церемоньтесь, их дела будут рассматриваться альбомным порядком. Надо доказать, что латыши, поляки и другие, состоящие в ВКП(б), - шпионы и диверсанты...».
Выполняя это указание Ежова, сообщил Радзивиловский, «я и все другие начальники НКВД сделали одно из самых черных дел, огульно уничтожая каждого из числа латышей, поляков и других национальностей, входивших в ВКП(б). Все показания об их якобы антисоветской деятельности получались, как правило, в результате истязаний арестованных, применявшихся как в центральном, так и в периферийных аппаратах НКВД».
Об избиениях непосредственно Алксниса в процессе следствия сообщил в 1954 году бывший сотрудник НКВД Эдлин: «...когда я проходил по коридору тюрьмы, то из одной из комнат слышал душераздирающий крик Алксниса, которого там избивали несколько человек...».
Алкснис на допросе сознался в том, что является агентом латвийской разведки. Завербован в 1936 году начальником генштаба латвийской армии Гартманисом.
До связи с Гартманисом Алкснис установил связь с работником латвийской разведки Кирвейлем, с которым встречался при поездках в Ригу. Кирвейл в 1922 году служил вместе с Алкснисом в Орле, где был комендантом города, а впоследствии нелегально эмигрировал в Латвию.
Арестованный Аузан на допросе указал, что В 1936 году он был вовлечен Алкснисом в латышскую националистическо-фашистскую организацию и по заданиям его проводил подрывную и вербовочную работу.
Арестованный Бергольц дал первичные показания о том, что он является участником латвийской фашистской организации и военно-фашистского заговора. В латышскую фашистскую организацию был завербован Алкснисом в марте 1936 года. Алкснис подробно информировал Бергольца о деятельности антисоветской латышской фашистской организации, о целях и задачах этой организации и назвал ему руководителей Межлаука, Рудзутака, Берзина, Мезиса (арестованы), заявив, что в это руководство входит и он — Алкснис.
Будучи завербован в латышскую фашистскую организацию и войдя в запасную тройку, Бергольц от Алксниса получил задание широко развернуть вредительство по линии авиации. Бергольц должен был сорвать боевую подготовку истребительной бригады МВО с целью срыва ПВО г. Москвы. Выполняя это задание, Бергольц проводил активно подрывную вредительскую деятельность в этом направлении.
Военной коллегией Верховного суда СССР 28 июля 1938 года по обвинению в участии в военном заговоре осужден по статье 58-1 «б», п.8 и 11 УК РСФСР и приговорён к расстрелу. На суде признал вину. Приговор приведён в исполнение 29 июля 1938 года на Коммунарском полигоне.
20 декабря 1940 года после восстановления Советской власти в Латвии Гартманис был арестован. Органы НКВД пытались получить от Гартманиса показания о якобы имевшей место шпионской связи между ним и Алкснисом, однако он это категорически отрицал. В судебном заседании 7 июня 1941 года Гартманис, например, заявил: «Я занимал ряд ответственных должностей в латвийской армии, но никогда не вел враждебной политики против СССР... Показания Берзина, Алксниса мне непонятны, так как я с ними никакой связи не имел и в то время, на которое они ссылаются в своих показаниях, я не имел никакого отношения к разведке».
Комкор, кавалер трёх орденов Красного Знамени, полный Георгиевский кавалер Елисей Иванович Горячев ареста дожидаться не стал и 12 декабря 1938 застрелился.
Таким образом, из всего состава специального судебного присутствия, которое вынесло расстрельный приговор Тухачевскому сотоварищи, репрессиям не подверглись только двое Семен Михайлович Буденный и Борис Михайлович Шапоников.
Лично у меня, в процессе подготовки статьи, сомнения в том, что перечисленные военачальники никакими шпионами не были и их дела сфальсифицированы, отпали.
Их расстрел это, безусловно, преступление, совершенное при непосредственном участии Сталина. Преступление, если не перед страной (учитывая неоднозначность личностных и профессиональных характеристик жертв), то преступление против личности, вне всяких сомнений.
Но я не могу ответить себе на вопрос: «А нафига?».
Мотив инициированных Сталиным преступлений всегда вызывает вопросы. Докопаться до него всегда не просто. Так, например, было и с Катынской историей, где мотиву я посвятил три статьи.
«Самый сложный вопрос Катынского преступления. Мотив. Месть»
«Самый сложный вопрос Катынского преступления. Мотив. Версия историка Лебедевой»
«Самый сложный вопрос Катынского преступления. Рассказ экс-генерала МГБ»
Статьи, упоминаемые в тексте:
«Смертельная схватка паука со скорпионом» (об истинных причинах заговора Тухачевского).
Не забудьте поставить лайк и подписаться на канал. Повода, усомниться в правильности принятого решения, я Вам не дам.
С уважением. Михаил.