Иногда жизнь даёт нам в руки удочку, чтоб мы смогли сами наловить рыбы. Главное вовремя понять, что это именно удочка и как её использовать.
После библиотеки я сменила уже десяток рабочих мест. Уходя в загулы после полугода отработки на каждом. Хорошо, хоть начальство шло на мировую и ни разу меня не увольняли по статье.
Я впервые задумалась, что это было очень некрасиво с моей стороны, что я подводила людей. И мне стало стыдно. Но раз исправить я ничего не могу, я не должна хотя-бы повторять ошибки.
Теперь я трудилась в крупной торговой сети. Занималась бумажной работой. По-прежнему люди косились на меня при первой встрече, но успокаивались, удовлетворив своё любопытство.
В то утро я немного припозднилась, поэтому на работу бежала, сокращая углы дворами. Декабрьское утро было тёмным, фонари горели не везде, как это часто бывает не в центральных районах города. Вдалеке улицу осветили автомобильные фары, и через мгновенье оттуда же раздался дикий собачий визг, автомобиль лишь добавил ходу, и пролетел мимо меня. Собака продолжала визжать жалобно и пронзительно, затем к этому звуку добавился вопль женщины. Я поняла, что не могу пройти мимо и побежала на звук. На проезжей части, встав на колени над раненым животным, причитала пожилая дама. Собачка оказалась размером чуть больше упитанного кота. В темноте было трудно разглядеть, насколько пострадало животное. Я достала из сумочки телефон, который был оснащён фонариком и стала осматривать псинку. Внешних повреждений не было. Но дотронуться животное до себя не давало, начинало скулить. Я вызвала такси, адрес ветстанции я помнила ещё с тех времён, когда подростком возила к ним ежа с перебитыми лапками, подобранного на дороге. Сняла с себя объёмный палантин, укутала собакена. И мы с его хозяйкой погрузились в подъехавшее такси.
Зверя тут же прооперировали и оставили в клинике на сутки. Хозяйка, Елена Эдуардовна, была безутешна. Но мы с хирургом уговорили её ехать домой. Я пообещала ей контролировать ситуацию и держать связь. После того, как старушка была доставлена домой, я прибыла на работу, где меня ждали коллеги, жаждущие рассказа о моём «подвиге». А я была вся в шерсти и воняла собакой. Но впервые за долгое время я чувствовала, что сделала что-то хорошее.
Ветеринария - дорогое удовольствие. Такой вывод я сделала за время лечения моего нового четвероногого друга – Арчи. Так звали сбитого автомобилем пёсика. Я просто никак не могла оставить пожилую женщину наедине с её бедой и до самого выздоровления контролировала процесс лечения животного. Хозяйка которого была мне безгранично благодарна.
Ведь лишь Арчи скрашивал её одинокую жизнь, поскольку сын со своей семьёй давно жил за границей. Она к ним не хотела. А муж у дамы умер несколько лет назад. Тогда в её жизни появился верный пёс. И она поставила себе цель не умереть раньше его, чтоб он не пополнил ряды бездомных животных. Но в тот злополучный день ей показалось, что их обоих не станет там же, на дороге.
Дальше эта история переросла в дружбу с Еленой Эдуардовной. Которую я обязательно навещала теперь раз в неделю, а она радовалась мне, словно родной. Поила меня чаем, рассказывала о своей жизни, водрузив на колени толстый фотоальбом. Она трепетно относилась к сыну. И по сей день с нежностью и тоской вспоминала покойного мужа. А мне очень нравилось слушать историю её жизни. И меня поражало, насколько эта пожилая женщина лёгкая, как она умудрилась сохранить до таких лет любовь к жизни и восхищало, как она справляется со своим одиночеством. Она умела всё то, чему никак не могла обучиться я. Поэтому я к ней тянулась.
Но в один, не самый прекрасный день дома я её не застала. Меня встретил молодой мужчина. Мой ровесник. Представился сыном и попросил больше не беспокоить его маму, так как он был вынужден прилететь из Германии, потому что соседи сообщили, что пожилую женщину обхаживает молодая аферистка. Мои возражения он слушать отказался, вручил конверт с деньгами за ветеринарные услуги. И пообещал спустить с лестницы при повторном визите. Я помню, что жутко тогда разозлилась. А через пару недель встретила Арчи по дороге с работы. Он обретался возле помойки грязный и потрёпанный. Он был очень рад нашей встрече. Попытка вернуть его хозяйке обернулась крахом. Соседи, до которых я достучалась сказали, что сын увёз Елену Эдуардовну с собой. Пёс ему в Германии был не нужен.
Всё-таки человеческая жестокость не знает границ. Даже не знаю с кем он хуже поступил: с собакой, выгнав на улицу или со своей матерью, вырвав её из привычной жизни.
Но с того дня утро стало начинаться на полчаса раньше – перед работой надо было успеть выгулять пса, протереть ему лапы и накормить. Так появился ещё один новый слой над гвоздём моей боли.
А в мае папа умудрился сломать ногу. Мама стала огорчаться, что это срывает их переезд на дачу, так как у неё прав нет, а папе нужны обе ноги для управления автомобилем на механике.
И тогда мне пришла в голову гениальная идея: я могу сесть за руль. Я, конечно, тысячу лет уже не вожу. Но ведь, как говорят – талант не пропьёшь. А я раньше неплохо ездила, даже мой строгий родитель ни раз меня хвалил.
- Анют, рвение, конечно, похвально. Но если ты сорвёшься?
- Мам, ну до зимы точно не сорвусь – улыбнулась я. Почему-то не было обидно от её слов. А проявить инициативу – даже приятно.
Сесть за руль после долгого перерыва было страшно. Даже на физическом уровне. Меня подташнивало первое время. Я боялась всего: обгонов, перестроения, левых поворотов. Я иногда думала, что пара рюмок перед дорогой сделали бы меня смелее. Но спустя месяц интенсивной езды, я уже даже могла включить музыку и наслаждаться дорогой. Там, в салоне автомобиля у меня был свой мир.
Но помимо этого родители наконец стали смотреть на меня без жалости. И я старалась каждую свободную минуту заполнять действиями. Впервые за всю свою сознательную жизнь я очень много помогала родителям в огороде. Делала то, что не мог делать папа. Уставала, срывала спину, но гордилась собой. Особенно, когда мои старания давали плоды.
Но когда подкатил октябрь, папе сняли гипс. Дача закончилась. И я вновь начала ощущать эту пожирающую меня пустоту. Вновь хотелось залить в себя что-то тёплое. Но совсем не чай…
Я поняла, что мне нравится быть полезной. После долгих раздумий и сомнений, я решила, что идея свекрови с волонтерством может сработать.
Когда на работе выдался выходной, Марина Владимировна повела меня в фонд, которому помогала. Следующий выходной я уже проводила в больничной палате. С двумя малышами. Зная, что у меня нет опыта с младенцами, мне доверили деток постарше. И за эти сутки меня будто наизнанку вывернули. Мне пришлось поить их лекарствами. Водить на горшок и соответственно убирать за ними. Помогать им кушать. Меня удивило, что этим детям не особо были нужны взрослые. Они не тянули ко мне ручки. Не просили их обнять. Они как куклы позволяли ухаживать за собой и смотрели на меня, как на обслуживающий персонал. А перед сном они стали сами себя укачивать. И это было уже совсем жуткое зрелище. Теперь я поняла, почему свекровь проплакала сутки.
Всё завертелось. Теперь свои выходные я проводила в больнице. Я узнала столько разных историй. Сердце разрывалось от жалости к брошенным детям, от ненависти к их родителям.
Хотелось спасти. Если не всех, то хоть кого-то. Стала изучать вопрос. Интересоваться приемством. Статистикой возвратов. Опытом приемных родителей как положительным, так и отрицательным.
И если я уже стала задумываться о приёмном ребёнке, то мои собственные родители, с которыми я и жила – были резко против. Для них я сама проблемный ребёнок.
Опять захотелось выпить. Но теперь было страшно, что я не смогу прийти к детям и они будут лежать в грязных подгузниках. Теперь мне доверяли и совсем крошек. И, если ребятки из детского дома привыкли к безразличию, то изъятые из семьи малыши будут плакать. Бояться медперсонала. Искать взрослого, который бы их защитил. Я не могу бросить их.
Со временем я смирилась с мыслью, что единственные мои дети – это пациенты без родителей.
Марина Владимировна позвонила внезапно, среди ночи. Голос был возбуждённый, я даже сперва испугалась.
- Аня, мы должны забрать малыша! Сегодня вечером привезли. Время не было позвонить. Заглянула в карту, у него там диагнозов куча. Но это только на бумаге. Снимут половину.
- Здравствуйте. Ничего не понимаю. Дайте проснуться.
В больницу, где работала свекровь тем вечером привезли мальчика. Мама-наркоманка, брошенная мужем, вышагнула из окна четвёртого этажа с годовалым ребёнком на руках. И чудом приземлилась так, что ребёнок остался жив. Бабушка написала отказ. Отец под веществами. Родни с его стороны нет.
- Аня, он домашний. Он, конечно, отстаёт в развитии, есть проблемы по нервной системе. В годик не ходит ещё. Но она о нём заботилась. От неё пока муж не ушел, она была в завязке. Он ручной. Ему нельзя в детдом. Его доломают там. Ты же сама всё знаешь.
- Марина Владимировна, мне не дадут опеку. Я одиночка, живущая с родителями. И алкоголичка - грустно выдохнула я.
- У тебя в карте записано что ты алкоголичка?
- Нет. Но я в любой момент могу сорваться. Я почти десять лет пила.
- Сколько не пьёшь?
И тут до меня дошло, что срок кодировки истёк полгода назад, что я выдержала. И после него держусь уже полгода. И самое лучшее – меня не тянет.
- Аня, не молчи. Можешь сейчас не отвечать, подумай до утра. Мы с Лёней во всём поможем. И с жильём. И с уходом. И не сорваться.
Утром я отпросилась с работы на день и первым делом пошла в опеку. Где мне набросали план действий. А уже после поехала к Марине Владимировне в больницу.
Маленький Лёва грыз игрушки, сидя на кровати. Когда я вошла, он настороженно посмотрел на меня, а потом захныкал и стал звать маму. Он был худенький, с гривой кучерявых волос каштанового оттенка и карими глазами.
- И вправду Лев. Какая грива. – Улыбнулась я.
На работе я взяла отпуск. И мы договорились, что ухаживать за мальчишкой будем только мы. Пока опека готовит документы.
Теперь я знала, что нельзя брать детей из жалости. Нельзя брать чтоб спасти сиротку. Потом на школе приёмных родителей всё очень популярно объясняли и рассказывали. Мне было очень страшно. У меня внутри всё переворачивалось. Я не представляла, что значит быть чьей-то мамой. Но ответственности перед людьми я уже научилась. Особенно перед маленькими людьми.
Родители, мягко говоря, были в шоке. А вот сестра поддержала. Она к тому моменту вышла замуж и жила отдельно, готовясь тоже стать мамой.
Я планировала жить со свекрами. Но родители настояли, чтоб мы со Львом жили у них.
И вот в нашем доме зазвучал стук маленьких пяточек по полу. Детские смех и слёзы. Капризы. Всё то, чего нам, как оказалось, не хватало.
Этот человечек заполнил собой всё.
Действительно очень ручной. Очень нежный и ласковый, любознательный и открытый мальчишка. Он моментально подружился с Арчи. И нашёл ключ к сердцам моих родителей, и родителей Миши, которые как выяснилось, очень хотели внуков. И приняли его.
Наш дом перестал напоминать психбольницу, я перестала быть буйным пациентом.
Мы снова стали одной большой семьёй.
Когда Лёва первый раз назвал меня мамой, я долго обнимала его и плакала. Во мне, как оказалось, накопилось столько нежности.
Я вновь почувствовала себя молодой и лёгкой, когда стала бегать за шустрым малышом по детской площадке. Ловить его, катающегося с горки. Носить на руках. Засыпать, стоя на коленках возле детской кроватки, и нюхая его макушку. Читать ему сказки. Отвечать на разные вопросы. Выгуливать вместе нашего толстяка Арчи.
Конечно, бывают и трудные дни, но за ними непременно наступают хорошие.
И никогда. Никогда не поздно подняться со дна, пока Вы живы. Ведь чем глубже вы упали, тем сильнее можете оттолкнуться.
Мишу я по-прежнему часто вспоминаю. С благодарностью. Я очень рада, что он был в моей жизни.
И вот ещё что. Оказывается, искрящаяся жидкость не вытекла после случившегося, а лишь застыла. И нужно было пробудить в себе жажду жизни заново, чтоб всё заискрилось.
Теперь я верю, что не просто так осталась живой.
Я снова стала счастливой.