Сегодня день рождения моей бабушки по отцу Акулины Руфовны, урожденной Ануфриенко. Мы называли ее баба Куля. Любовь ее к нам не была напоказ, внешне ничем не проявлялась- ни лаской, ни уменьшительно-ласкательными словами, которыми наделяют своих внучков бабушки (я из таких).Баба с нами не сюсюкала, не нежила нас. Ей некогда было. Она была все время в заботах и в трудах. Да и откуда было ей почерпнуть нежности, из какого колодца? Сама, не знавшая ласки, рано лишившись матери, возраставшая при мачехе сиротка, потом отданная на воспитание в семью старшего брата Кирсана, в атмосфере недовольного бурчания невестки, Кирсановой жены, У той свои детишки пошли, один за другим, а тут еще мужева сестренка под ногами болтается - лишний рот!
Как-то оказалась Куля в приюте...История семейная об этом умалчивала до последнего времени. Сама бабушка об этом ни разу не проговорилась. И лишь недавно мой двоюродный дядя Василий Павлович - ему, на минуточку, 94 годика! - и он наша ходячая энциклопедия по вопросам родства, обмолвился, что за тетей Кулей( он - родной племянник бабушки) ездил их отец Павел (бабушкин средний брат)в приют в город Камышин и сам рассказывал своим детям о переправе через Дон в районе Калача. Возможно, Кулю - сиротку сдал в приют Кирсан, уставший от жены выслушивать претензии.
Бедная моя сироточка! Горька была твоя долюшка сызмальства. Сама бабуля рассказывала о некоей проезжей гадалке-мадьярке, якобы "пожалевшей" ее в детстве и бросившей вдогонку фразу:"Несчастная твоя доля, детына, усю жизнь с детмы". Я когда это слушала, возмущалась про себя: неужели быть с детьми- это несчастье? Но когда повзрослела, поняла: дело вовсе не в детях: она любила и своих детей, и своих племянников, потом нас, внуков и наших детей, кто успел родиться при ее жизни.
Детьми гордилась, рассказывая подругам, которые к ней приходили, что старший сын Иван выучился на агронома, что другой сын Николай служил в Майкопе в летной части, а позже уехал на Камчатку и стал мореходом, что Гриша -средний- построил для нее для матери красивый финский дом, что дочь Зоя в городе нашла себе работу бухгалтера, что четвертый сын Володя окончил два вуза и получил два диплома, что младший, Вася, окончил политехнический институт в Челябинске и был тяжелоатлетом- -спортсменом, а начинал со штанги, став чемпионом Адыгеи. В следующий приход подруг баба хвалилась нами, внуками, и нашими успехами в школах, вузах, на трудовом поприще. Позже она переходила на правнуков, радуясь их маленьким победам...Ну скажите, разве может быть несчастной такая мать, бабушка и прабабушка? В чем же тогда оно, ее несчастье?
Замуж выдали ее рано. Лет в 16. Так было принято. В семье мужа, у ее свекрови и свекра, было пятеро детей: два сына и три дочки. Золовки не дружелюбно приняли ее, бесприданницу и сиротинку. Но она не обижалась, старалась поддерживать с ними ровные отношения. Взвалила на свои плечи заботы по дому, по хозяйству, родила сына...Стояло лето, июнь, работы было- непочатый край. Родила и пошла ишачить дальше. Батрачила в поле, на покосе. Новорожденный ее сынок лежал на скирдочке, в тенечке. Вдруг люди закричали, увидев как волк понес через поле к балке сверток с дитем в зубах. Что могла тогда почувствовать мать? Ноги подкосились, и как стояла, так и села, не в силах пошевелиться. Мужики "отбили" у волка его легкую "добычу", серый разбойник разжал зубы, и сверток вывалился из пасти и шлепнулся оземь! Подобрали - присмотрелись: дитё живой! дышит! Поднесли к сидящей в ступоре матери, и она трясущимися руками приняла на руки сына. Заплакала, горько, долго, словно оплакивая "судьбу свою горемычную". Так сама говорила мне, рассказывая об этой истории в своей жизни. Не знала тогда, что это- только предупреждение судьбы, цветочки по сравнению с тем, что ее ожидало впереди.
Золовкам покупали отрезы на платья, ленточки для кос, черевички красивые. Они красовались в обновках, а сноха молодая ходила в обносках. Что на нее тратиться? и так сойдет. Ей же замуж не выходить! Вспоминала, что было обидно. Но мужу никогда не жаловалась, не плакалась. Все носила в себе - обиду, боль. Он сам, ее Вася, видел все и, если ехал куда , привозил своей Акулинке и новый отрез, и ботиночки.
Недолго жили вместе со свекровью и свекром. Еще один сынок родился в хуторе Песчанка- вотчине мужа. Именно туда отдали ее замуж братья из Кирсановки. Эпоха коллективизации переселила молодых в другой совхоз, за пятьдесят верст от дома. Мужа Акулины- тракториста Василия Германовича направили на поднятие целины, назначив бригадиром. Ей было нелегко. Жили в одной комнатенке двухэтажного дома четыре семьи, каждая за занавеской. Топили общую печку по очереди. Сама она все успевала- и на благо совхоза трудиться, и с детьми управляться. Рядом был муж: красивый, высокий, сильный, молодой, добрый. Никогда ее не обижал, любил за синеву ее глаз, кудряшки у виска, и ямочки на щечках. Впрочем, глаза у них были одинакового небесного цвета. И детям передались, и кое-кому из внуков. И от любви у них рождались один за другим детишки: Ваня, Коля, Герман, Маруся, Петя...
Накопили денег, переехали в другой хутор, испокон веков казачий, как раз в то время, в середине тридцатых, когда советская власть взялась истребить казаков. Один коренной житель поспешил им продать свою крепкую усадьбу и ночью уехал от греха подальше в соседнюю область, чтобы скрыть следы. Здесь тоже все устроилось неплохо для того времени. Муж поступил на работу в МТС. Зарабатывал зерно на трудодень. Платили зарплату. Держали хозяйство. Выручал сад, фрукты-овощи заготавливали на зиму, и даже продавали. Дети не были без хлеба.
Беда пришла с началом войны. Васю еще в мае забрали в лагерь по линии военкомата. Он прислал письмо, и Куля носила ему за десятки километров пешком, с другими женщинами из их хутора провизию и смену чистой одежды. А потом перевели новобранцев на территорию Украины, под Белую Церковь. оттуда Василий Германович написал одно-единственное письмо: "Тружусь, вожу продукты на тракторе. Со мной мои земляки. Скоро побьем врага и вернемся домой. наша уж берет." Письмо датировано 28 июня 1941 года. Шел 6-й день войны. Больше писем не было. Осенью пришло казенное извещение: "Ваш муж пропал без вести в боях под Белой Церковью". Не успел повоевать, судя по всему. Может, его и застали фашисты за рулем трактора. Безоружного, мирного хлебопашца, поверившего пропаганде, что немец будет вскоре разбит и что наша уж берет. Возможно, его контузило. Сам бы он, по своей воле ни за что не сдался в плен - за его спиной была большая и малая родина, мать, отец, была жена с пятью детишками, брат, сестры, племянники...И он сгнил заживо в Масюковском лагере смерти этой же осенью 41 года, дотянув до 16 ноября, из могучего богатыря превратившись в скелет, обтянутый кожей. Спасибо судьбе, властям, Богу, еще кому-то, что об этом бабушка так и не узнала. Тайна за семью печатями о судьбе 80000 военнопленных открылась нам лишь спустя 58 лет после мученической смерти деда Василия. А жена его Акулина ждала своего Васю, всю жизнь ждала...И встретилась с ним только на том свете, когда ушла 9 ноября 1989 года.
А тогда, в войну, не солдатка - не вдова. Мать, у которой на руках двухлетний Володька, четырехлетняя Зоя, трое пацанов- подростков 15, 13 и 10 лет и шевелится под сердцем шестой ребеночек, зачатый в ту самую последнюю их встречу в лагере для новобранцев под Морозовском. Она даст ему имя мужа: Вася, потому что уже получит извещение о без вести пропавшем. И вырастет тот малыш, не встретившийся с отцом на земле, таким же богатырем, под два метра ростом, каким был его отец. Ох, и силушка у него была! Он, играючи, под кидывал вверх гири, которые другие его братья не могли оторвать от земли. Если надо было выкопать яму, колодец ли для хозяйственных нужд, или погреб новый построить, ждали, когда Василий приедет на каникулы домой. Он учился в Челябинске на инженера. И все погреба у братьев и сестры- дело его мускулистых рук, на которых бугрились вздувшиеся мышцы, пугая непосвященного в спорт человека. Рядом с маленькой и худенькой матерью Вася выглядел эдаким Ильей Муромцем! Да хоть кого рядом поставь с ним! По иронии судьбы, старший Иван был самого маленького росточка, а младший- выше и сильнее всех! Володя, Николай, Герман тоже высокорослые и жилистые, но и им всем до Василия было расти и расти!
Они говорили по -мужски: "Мать". Иногда, забываясь, по-детски: мамка. Особенно этим "грешила" Зоя, она и по - хохлячьи с мамкой своей переговаривалась. Все остальные -нет, будто стеснялись своего родного наречия, хотя оно сидело в крови, и порой бессознательно прорывалось в словечках и фразах. Думаю, все дело в том, что они хохлы, переселились в казачий хутор, где высмеивалось их происхождение и язык: тут все хуторяне "Чавокали", даже с буквой Щ, как татары, и ребята переняли манеры казаков. Особенно Владимир усердствовал. У него до сих "казачий" говорок, как будто он рожден казаком. Василий на Урале научился "Г" взрывному, ка к у нас говорят, на русачий манер. Остальные перешли на язык своей среды, в которой вращались, сроднившись с южнорусским произношением и передавшим его детям. А бабуля до последнего своего дня балакала, мешая украинские слова с русскими. И трогательно писала мне в Армавир: "Привет с родины!" Она была самоучкой, в школу ни дня не ходила, самолично выучилась писать и читать. Ее многие подруги ставили в графе "роспись", когда получали пенсию, крестик, а наша баба расписывалась, выводя неровные буквы нетвердым детским почерком. Она читала мои статьи в районной газете, потом пересказывала их своим подругам. Была самым благодарным моим радиослушателем, когда я перешла из газеты работать на районное радио. Жаль, что она не дожила до того момента, когда у нас появилось телевидение, и я, как главный редактор, возглавила телестудию районного масштаба. Она бы могла стать еще и моим зрителем-фанатом.
У Акулины Руфовны, родившей 8 и вырастившей шестерых детей, на сегодня 13 внуков, 13 правнуков и 12 праправнуков... В чем же "несчастная " доля, нагаданная ей мадьяркой, я до сих пор не понимаю...Дети...Это же и есть ее главная награда в жизни! Мы были и есть главное богатство нашей бабушки Кули, к которой все ехали с такой радостью из разных концов страны, чтобы просто обнять ее: маленькую, сухонькую, ставшую к 80 годам старушкой, уже чуть сгорбленную, с изрытым морщинками всегда загорелым лицом, но освещенным такой необыкновенной синевы глазами...С улыбкой застенчивой, но зажигающей в этих небесных глазах такой свет любви, что невольно выступали слезы. и учащенно билось сердце, когда Господь даровал мне с ней нечастые и короткие встречи. Обнять и почувствовать ее родной запах , в котором намешаны самодельные дрожжи- хмелины, свежий хлебушек и вьетнамская мазь "звездочка", которой бабушка натирала виски. Она лечилась этой мазью от всех болезней, а страдала последние годы от астмы, и я всегда ей привозила по ее заказу пузыречек теофедрина - от одышки. Больше она ничем никогда не лечилась и в больницах не лежала. Ела, как птичка, в основном молочко кислое, супчик жиденький, да пила кипяточек, иногда вприкуску с кусочком рафинада. Нас она кормила всегда варениками с творожком, изумительного вкуса, подслащенным, Вареники были щедро сдобрены сметаной, как в фильме "Вечера на хуторе близ Диканьки": прямо "купались" в отдельной миске. Летом были вареники с вишней, с тютиной... А какие она пекла караваи- круглые, огромные, которые детскими ручонками обхватить было невозможно. И бабушка сама нам отрезала краюшку и делила всем поровну, а бегало нас у нее во дворе одновременно пять -шесть человечков каждый день.
Мы прибегали к ней на большой переменке из школы- благо, до ее дома было бегом минуты две-три. И не отдышавшись, толкаясь у порога, спрашивали:"Ба. ты пекла сегодня?" А она молча, повернувшись к шкафчику со стеклянными дверцами, уже выдвигала средний тяжелый ящик и протягивала нам большую эмалированную миску с пряниками, которые она пекла из хлебного теста, вырезая кружочки краешком стакана.Тарелка мгновенно пустела- мы двумя рукам разбирали, пряча по карманам бабушкино угощение, и бежали назад, в школу, где становились в сторонке и медленно поедали эту вкуснятину. Бабушка специально для нас пекла каждый день то пирожки, то пряники, то орешки. Тогда было нас шестеро школьников из числа ее внуков, и нам завидовала вся школа за эту возможность побежать на переменке домой и съесть свежий пирожок. Такие бабушки были не у всех. А матери наши работали на производстве и не всегда успевали побаловать нас выпечкой. Бабушка была всегда дома, и сама взяла на себя эту обязанность подкармливать внуков. Она не говорила нам ласковых слов, иногда лишь гладила по головке, когда плакали или болели, обнимала, прижимая к себе, "жалела". Но ее любовь была такая настоящая, переливалась через край из ее сердца, что каждый из нас ее чувствовал и ощущал на физическом уровне.
Бабушка истратила на детей и внуков весь свой жизненный ресурс, уменьшившись в размерах вдвое или даже втрое. Когда она умерла, сыновья, перекладывая тело матери в ее последнюю "домину", удивились, какой она стала легкой, как пушинка.
-"Замок из дома ушел"- сказал дядя Володя, на следующий день после похорон бабули приделывая на входные двери навесы для замка. Когда бабушка была жива, надобности в замке не было. Дом никогда не закрывался на замок! Она всегда была дома, наша бабушка, и всегда ждала всех нас...Сегодня ей исполнилось бы 113 лет. А дожила всего до 81 года. Тяжелой ее был жизнь, права была мадьярка. Горькой -судьба. Но счастливым- материнский венец! И светлой-светлой навсегда останется память о ней ее внуков и правнуков, И праправнукам передадим.