В 1964 году с должности Первого секретаря ЦК КПСС был снят Никита Хрущёв, повергший в лингвистический ужас переводчиков своей фразой про «Кузькину мать». Его место занял Леонид Брежнев, протеже Хрущёва, превзошедший своего патрона, и не ставший дожидаться, пока тот умрёт на своей даче.
Пока страна советов переходила от оттепели к застою, страну ковбоев покоряла ливерпульская четвёрка. В 1964 году «The Beatles» дали свой первый тур по Соединенным штатам, распространяя по независимым землям битломанию.
1964 году Линдон Джонсон показал, что «голубь» может стать «ястребом», с «Тонкинской резолюции» началась подготовка полномасштабного вмешательства Штатов в крупнейший военный конфликт второй половины XX века – Войну во Вьетнаме.
Мир нёсся вперёд, потрясаемый событиями своего масштаба. Неудивительно, что мало кто заметил и заинтересовался интервью с бывшим председателем Временного правительства – Александром Фёдоровичем Керенским. Оно произошло в Нью-Йорке, собеседником бывшего председателя был бывший (?) светлейший князь Александр Андреевич Ливен.
У многих из нас, если не у каждого, в жизни были моменты, о которых вспоминаешь не один раз и чувствуешь себя «Esprit d’Escalier», что переводится как «умный на лестнице». А что чувствует человек потерявший власть? Ведь как мы знаем: власть – самая страшная зависимость на Земле.
Александр Ливен: Мы думаем, нет необходимости объяснять, кто такой Александр Керенский. Если мы сейчас унесемся в прошлое, в 1917 год, то имя этого человека тотчас же появится у нас на устах. И сегодня я имею большое удовольствие беседовать с Александром Федоровичем, который, я надеюсь, расскажет нам, как произошли те события, участником которых он был. Александр Федорович, первый мой вопрос: что привело Россию к тому, что произошла смена правительства и Временное правительство стало во главе всей страны?
Александр Керенский : Причина основная — это, конечно, война 1914 года. Перед войной Россия была на самом высоком уровне своего культурного, политического и экономического развития. А во время войны всю войну внутреннюю, борьбу между умирающей монархией, которая кончалась именно эпохой Распутина, и общественным мнением, всеми группами и политическими партиями, представлявшими из себя огромное большинство русского населения, было решено остановить. И лозунгом было: война — до свержения Россией очень могущественного врага — Германии, вместе с Турцией, Австро-Венгрией и так далее. Мы, Россия, были, со своей стороны, членами так называемого союза — Антанты (то есть союза России, Англии, Франции, а впоследствии еще Италии и таких малых государств, как Бельгия и других). Но, к сожалению, император Николай Второй это перемирие, предложенное нами, он принял за отказ от внутренней борьбы, за доказательство того, что оппозиция признала себя побежденной этим взрывом патриотических чувств русского народа. И что бы ни говорили в своих писаниях ленины, троцкие и прочие вожди коммунистического периода русской истории, подъем тогда был не только среди верхов, среди интеллигенции, среди так называемого буржуазного класса, а на войну пошло все крестьянство и все рабочие. Единодушие. Никогда за всю историю России мобилизация не проходила с такой точностью, как в 1914 году.
И в «Истории Октябрьской революции» под редакцией Покровского было сказано, что первые месяцы войны весь рабочий класс был охвачен шовинизмом. Коммунистическая партия потеряла все свои позиции, уже тогда имевшиеся на фабриках, заводах. И в течение этих трех лет, с четырнадцатого до семнадцатого, постепенно положение складывалось все более критическим и катастрофическим, потому что, несмотря на все попытки Великих князей и министров, буржуазного общественного мнения и всей остальной России, убедить (Николая Второго) в необходимости вести войну объединенными силами народа и правительственной власти, у нас этого не было — как во всей Европе; в Англии, Франции, Германии, Австрии — повсюду с самого начала войны к участию в управлении были призваны представители так называемых трудовых масс. Преследования продолжались. Потом начались интриги, не интриги самого Государя, а интриги его окружения, Распутина, Щегловитова и так далее. Эта пропасть между властью и народом становилась все глубже и глубже. И начался, собственно говоря, в 1916-м году, осенью, уже революционный процесс.
Этого население не понимало. Население считало, наоборот, что реакция усиливается, что все попытки убедить правительство переменить политику не удались и что Россию ожидает мрачное время полного торжества так называемых темных сил. Я в это не верил. В Москве и в Петербурге на закрытых собраниях, на которых собирались левые и представители той самой, впоследствии коммунистической, партии, например Шапошников, Юренев и другие, присутствовали также представители средних слоев русского населения, либералы, кадеты, демократы, кооператоры. Все это общественное мнение не понимало, что мы находимся уже в начале революции. Этого не понимало и правительство. Все организации, работавшие на оборону и спасшие Россию от окончательного разгрома еще в 1915 году, все эти организации — Союзы городов, Союзы земств, кооператоры — преследовались, в особенности рабочие группы, которые образовались при Комитете, созданном высшей буржуазией для укрепления обороны и развития промышленности для благополучного окончания войны. Эта группа оборонцев-рабочих, которых тогда коммунисты называли презрительно гвоздевщиной, была уничтожена по совершенно ложным основаниям. В январе-феврале 1917 года правительственный Петербург под руководством полусумасшедшего министра внутренних дел Протопопова стал готовить переворот. Стал подготовлять войска, полицию, жандармерию к тому, чтобы после искусственно вызванных голодных беспорядков в Петербурге разгромить всю патриотическую, работавшую на оборону Россию, с Государственной думой во главе.
Твердая Государственная дума в это время, в 1916−17 годах, играла очень важную роль; это был единственный свободный источник, чтобы говорить народу правду о положении в стране, чтобы объединиться.
И авторитет Государственной думы, хотя она происхождения была очень консервативного, — авторитет этой Думы во всей стране и в армии, в особенности, был огромный. И в последний момент, когда Протопопов, а главное, его окружение (сам он был человек, практически не способный управлять страной) решили, что настал момент нанести удар по остаткам конституционной России и восстановить неограниченное самодержавие во имя победы, когда Дума внезапно была в ночь на 27 февраля распущена — то есть отсрочено ее заседание, — вот тут случилось чудо. А чудо заключалось в том, что бунтовавшие до этого солдаты пошли со всех сторон к Думе и заявили, что они будут вместе с народным представительством защищать национальные патриотические интересы народа. Государь Николай Второй имел мужество — увидав, что он своим планом восстановления самодержавия достичь того не может, но может вызвать Гражданскую войну, — прекратить дальнейшее сопротивление и отказался от престола.
Тогда из представителей тогдашнего большинства в Государственной думе, очень либерально-консервативного — называлось «Прогрессивным блоком», вместе с его единомышленниками в Государственном Совете было создано первое Временное правительство свободной республиканской России…
Александр Ливен : В котором какое место занимали вы?
Александр Керенский : В этот кабинет, который должен был быть кабинетом при регенте наследника, я не был включен, и меня никогда ни в какие списки состава будущего кабинета, которые ходили по России, и в Москве в особенности, меня никогда не включали. Я никогда не думал, что я буду в правительстве. Но за эти три дня — ведь, собственно говоря, вся революция в России произошла за 72 часа: 27-го вечером было отсрочено заседание Государственной думы, а 2 марта днем Государь подписал свой Манифест об отречении, — вот за эти три дня перевернулась не только политическая история России, но и социальная.
Представители Прогрессивного блока (как, например, председатель кадетской Партии народной свободы) считали, что правительство будет правительством Прогрессивного блока с его программой, чрезвычайно умеренной и написанной в расчете на сохранение не только старого политического строя в смысле сохранения монархии, но и социального строя. Но за эти три дня их программа оказалась никуда не годной. И в последний момент сами члены нового правительства, организованного Государственной думой, почувствовали, что они не могут теперь явиться перед народом в том составе, в котором они были. И они обратились к председателю меньшевистской социал-демократической партии в Думе Николаю Сергеевичу Чхеидзе и ко мне — я тогда был председателем Трудовой группы 4-й Государственной думы — с просьбой вступить во Временное правительство: Чхеидзе как министр труда, я как министр юстиции. В это время случайными людьми в случайном порядке уже был образован Совет рабочих депутатов — они вспомнили традиции 1905 года. Этот Совет рабочих депутатов Петербурга, организованный днем 27 февраля, очень быстро вырос в силу, которая вокруг себя объединила все рабочее население и солдат в казармах (опять-таки, только в одном Петербурге, на несколько мгновений — на 2 дня, солдаты в казармах оказались без офицеров). И это был очень интересный, трагический, час в русской истории.
У представителей Государственной думы было патриотическое сознание, что надо защищать Россию — так же, как защищали ее при монархии, и поэтому были организованы переговоры между Советом рабочих депутатов и Временным комитетом Государственной думы для образования совместного нового правительства. Тогда случайные вожди тогдашнего Совета, которые в большинстве состояли из открытых или скрытых сторонников крайне левой партии, тогда они постановили на огромном собрании Совета рабочих депутатов (солдат там еще не было) не пускать в состав нового буржуазного правительства ни одного из представителей демократии, которую они понимали как трудовую демократию, революционную демократию, которая тогда только начиналась. Когда это решение было вынесено, я сначала хотел все бросить и уйти навсегда.
Я ушел домой. После мучительной ночи я представил себе, что будет, если в этой новой России с этими новыми сословиями-классами, если хотите — трудовой России, сложится ситуация, при которой между правительством и Советами начнется междоусобица, если не будет сохранено единство, власть в одном общегосударственном центре.
Я вернулся и дал согласие Временному комитету Государственной думы войти в правительство. И с тех пор, с этого дня — 1 марта, и до последнего дня 25 октября, и даже позже — до 1 ноября, я был в самом центре неврологической точки, если хотите, — я был в самом центре событий в России.
Александр Ливен : Пришла новая власть в России. Из кого же она состояла?
Александр Керенский : Она состояла из представителей левых буржуазных партий. Там были кадеты, прогрессисты и беспартийные люди. Из беспартийных первое место занимал, по влиянию, которое имел, князь Георгий Евгеньевич Львов. Рюрикович. Стариннейшего рода, человек, который всю свою жизнь был самым чистым демократом, который все свои силы и все свои знания отдавал на службу народу — не только народу как нации, но и народу как низовой трудовой части. И крестьянству, в особенности. Это был замечательный человек. Потом там были лидер московской кадетской партии Павел Николаевич Милюков.
Лидер октябристской партии Александр Иванович Гучков, потом, из кадетской партии, был молодой и очень способный человек Николай Виссарионович Некрасов; был товарищ председателя партии прогрессистов, которые по своей политике в Думе были левее, чем кадетская партия. Одним словом, все правительство было, на языке левых, буржуазным правительством.
Александр Ливен : Простите, но можно ли из этого вывести заключение, что это правительство интересовалось только целями и интересами буржуазии?
Александр Керенский : Нет, но это правительство своими буржуазными классовыми интересами так же мало интересовалось, как и я… Я никогда не забуду этих первых дней во Временном правительстве, когда мы все были охвачены только одним общим чувством — необходимостью спасти Россию от разгрома и установить в ней демократический строй, опирающийся на новое большинство населения.
Александр Ливен : Это и были основные цели нового правительства?
Александр Керенский : Основные цели нового правительства были продолжать оборону страны и установить подлинно демократическую власть, опирающуюся на интересы большинства населения тогдашней Российской империи.
Александр Ливен: А каковы были первые мероприятия Временного правительства?
Александр Керенский: Первым мероприятием Временного правительства была очевидно гениальная амнистия. Как министр юстиции, я помню, как с невероятным, удивительным чувством радости подписывал телеграммы в Сибирь, губернаторам, об освобождении большевистской пятерки, которая была сослана в начале войны 1914 года; об освобождении социал-демократической фракции, которая была почти вся целиком осуждена на каторжные работы; об освобождении «бабушки русской революции» Брешко-Брешковской, закадычной потом моей подруги, — старухи 70-ти с лишним лет, которая всю жизнь отдала борьбе с режимом, никогда даже не имея собственной квартиры и собственной одежды, — это была замечательная женщина! И страна сразу почувствовала, что пришла власть совсем не та, что была раньше. И совсем не буржуазная власть, а власть, представляющая собой народы России.
Александр Ливен : Александр Федорович, вы были тогда министром юстиции, вы подписывали эти телеграммы. Вы сказали, что подписали телеграмму об освобождении пятерки коммунистов, которые тогда были сосланы. Таким образом, не только всем сосланным, но и также всем скрывавшимся в то время, находившимся на нелегальном положении, в том числе и коммунистам, вы дали право стать легальными гражданами России.
Александр Керенский : Один из первых актов, который был выработан министерством юстиции, был уничтожение всех сословных, национальных, религиозных и прочих ограничений для какой бы то ни было категории русского населения.
Александр Ливен : Таким образом, вы, собственно говоря, ввели ту свободу, к которой всегда стремился русский народ.
Александр Керенский : К которой он стремится и теперь.