Добрый день, дражайшие читатели этого канала! Сегодня мы с вами читаем первый номер журнала Жупел за 1905 год. После того, как Николай II Октябрьским манифестом от 17 октября 1905 года объявил свободу слова, сатирические журналы стали появляться в России как грибы после дождя. Первый номер журнала Жупел вышел 2 декабря 1905 года и сразу стал очень популярен. На следующий день после выпуска журнал был запрещен властями, но продолжал распространяться нелегально. Почитаем журнал и узнаем, почему. Этот журнал очень ценен для истории, поэтому у меня не поднимается рука сильно его сократить, так что просто разобью его на отдельные части. Перед вами часть 1.
Вступление.
Жупел – это сера. Обыкновенная желтая сера, известная, по всей вероятности, всем. Народ говорит, что сера, в большом употреблении в аду. Из серы подземные духи приготовляют расплавленный полужидкий бульон, в который и ввергают грешников за их порочную жизнь. Таким образом, еще задолго до редакции «Жупела», высшее судилище избрало жупел для очищения грехов. Завладев весами Фемиды, мы «Жупелом» будем наказывать грешников здесь же, не ожидая, пока подземный жупел обожжет их в кромешном аду. Открывая сегодняшним номером свой независимый и несменяемый суд, мы, сего числа и года, торжественно надеваем на себя трибунальскую цепь. Мы будем справедливы, но злы, и наши чернила и краски пойдут на то, чтобы слово «жупел» стало страшным не только купчихам, живущим за Москвой-рекой*.
(* - Замосковоречье)
Народ говорит, что старые петухи любят иной раз пошутить. Сядет старый шутник на навозную кучу да и снесет яйцо. Яйцо как яйцо, только если на него усядется бездетная жаба, то из этой петушиной шутки выходит совсем уже не смех.
Из яйца выходит ядовитый змееныш с коронкой на лбу – Василиск.
В природе нет существа, которое было бы злее и отвратительнее этого маленького зверька. Одним своим видом он убивает людей и животных; от его дыхания отравляется воздух, растрескиваются скалы и сохнет трава.
Василиска нельзя убить ни ядом, ни стрелой, ни огнем, ни водой. Но стоит ему только показать зеркало, и он погибнет от одного своего вида, от одного взгляда собственных глаз. Перед Василиском вдруг блеснуло стекло. Зеркало поставила перед ним беспощадная жизнь. И бледный ужас отражается в страшном стекле.
Отравленный собственным видом, он извивается, как ущемленный уж. Биясь в конвульсиях смерти, он мечется и брызжет ядовитой слюной. Его лапа бьет по стеклу…
Но зеркало поставлено жизнью. Оно поставлено твердой рукой…
С. Юрицын
Ормузд*
Ни алтарей, ни истуканов,
Ни темных капищ, Мир одет
В покровы мрака и туманов:
Боготворите только свет.
Владыка света весь в едином –
В борьбе со тьмой. И потому
Огни зажгите по вершинам:
Возненавидьте только тьму.
Ночь третью мира властно правит.
Но мудрый жаждет верить дню:
Он в мире радость солнца славит,
Он поклоняется огню.
И, возложив костер на камень,
Всю жизнь свою приносит в дар
Тебе, неугасимый Пламень,
Тебе, всевидящий Датар!
Иван Бунин.
*Ормузд (Ahuramazda), бог света, олицетворение добра, противник Ахримана. - имя божества, провозглашённое пророком Заратуштрой
Мидас.
В былые времена наивны люди были,
Как дети малые. С утра и до утра
Толпами цезарей приветствовать ходили
И преданно кричали им «ура».
Так было в древности с народными толпами
В Европе, в Азии, повсюду, - где в тот раз
Народом властвовал с ослиными ушами
Неограниченный какой-нибудь Мидас.
В те дни была неведома Свобода,
Еще не наступал век вил и топора.
Среди голодного и нищего народа
Была для цезарей счастливая пора.
Они ведь к подданым добры, Мидасы эти!
С народа нищего сняв тощую суму,
Даруют милостиво кнут, нагайку, плети,
Шпицрутены, оковы и тюрьму.
Судьба насмешница, - коварная персона, -
Печальный им готовила удел:
Проказник Фигаро под золотой короной
Их уши длинные случайно подсмотрел.
И вот … прощай, наивная легенда!
Какой с тех пор себя ни окружал
Мидас разгневанный усиленной охраной,
Каким сатрапам власть ни поручал,
Как угрожающе ни шевелил ушами, -
Вдали, вблизи, - стоустою толпой
Народ кричит упорно пред дворцами:
- Долой, Мидас, долой!
С. Гусев-Оренбургский.
Притча о чорте.
С великолепною иронией эстета,
Который тонко чтит изысканый свой дар,
Ко мне явился Чорт, взял за руку Поэта,
И вот меня повел – куда бы? – на пожар.
Горел огромный дом, пятнадцатиэтажный,
Стропила рушились сквозь дымы надо мной.
Пожарные, толпой картинной и отважной,
Спасали в этажах людей и хлам чужой.
И Чорт промолвил мне: - Не трогательно ль это?
Поджог, конечно, мой, и дом я строил сам.
Но сколько блесков здесь изменчивого цвета,
Как дым молитвенно восходит к Небесам!
А те мундирники – что делали пред этим?
Сидели в кабаке и пили дрянь свою.
Теперь же сколько в них геройства мы заметим,
В самоотверженном служеньи бытию!
А вон цветник там вдов, в них чую благодарность:
Погиб весь бель-этаж, там каждый муж был стар
Но в ночь да с мерою мы вводим светозарность. –
И Чорт, схватив насос, стал заливать пожар.
К. Бальмонт.
Продолжение читайте здесь, друзья мои.
Ваши лайки и просмотры помогут развиваться этому каналу и становиться лучше и интереснее. Подписывайтесь на канал и погружайтесь в непростой мир антикварного юмора!