Мне всегда было интересно, как живут взрослые, о чем они думают и чем занимаются вечером, пока я прячусь в своей комнате и своем личном мире. Но я никогда не хотел взрослеть.
Примерно так и появился этот дневник. С сумбурными записями, с наблюдениями и мыслями, мешающимися с картинками, что я рисовал неумело. Дед любил рассказывать мне разные истории из своей жизни, любил поучать и всегда воодушевлялся, когда я смотрел на него круглыми глазами. Мне было интересно! В каждой дедовой истории я видел что-то магическое, сказочное, что-то совсем не похожее на взрослую жизнь.
Кроме деда, свои соцопросы я тестировал еще и на отце, но он отнекивался часто, отвечал, что во взрослой жизни нет совсем ничего интересного. А мне непонятно всегда было — это как так нет, да не может быть!
Ребенком я был дотошным, отчего ответы отца меня не устраивали совершенно, и я снова и снова приходил к нему со своим стандартным: а зачем ты смотришь новости?
Дневник я вести начал еще в начальной школе, да только были там одни глупости. Об однокласснице Ленке, что никак не хотела брать у меня конфеты, о Кольке-жуке, что любил поиздеваться над учителями, задавая им несуразные вопросы.
Годам к десяти я стал структурировать свои наблюдения, хоть они и не дотягивали еще до «взрослости».
Любимой темой у меня было море. Я постоянно выпрашивал у папы пиратские треуголки, склеивал с ним фигурки кораблей и запускал бумажные версии известных суден в ванне.
Помню, один из любимых моих кораблей назывался Арсений. Помню даже, как отец смеялся, когда услышал название, спрашивал: почему Арсений? А я и не находился даже, что ответить. Просто смотрел на фигурку, и в голове всплывало: «выглядит, как Арсений, не иначе». Никогда этого объяснить не мог и сейчас не могу тоже.
У Арсения, помнится, флаг был темно-зеленый с парочкой проплешин, и нарисовано еще что-то было черным маркером. И паруса такие же темно-зеленые, идеально гладкие, ровные. Мне очень нравилось их пальцами изучать, то и дело усаживался напротив, бормотал что-то вроде «эх, Сень, не помотала тебя еще судьба...» и гладит парус подушечкой пальца. Нравилось мне очень, какой этот корабль был идеальный. Все-то на нем было, и трюм, и пушки, и якорь алюминиевый. Да только отправляться в плавание на нем не хотелось. Хотелось на старой потрепанной Осаке. А на нем не хотелось.
О своих кораблях я еще много рассказать могу, да пускай лучше о них расскажет я-десятилетний.
Пришлось, конечно, дневник переработать немного, совсем уж детский лепет во взрослое и разумное переформулировать. Но поклясться могу, ни одной мысли не переиначил, ни одного детского впечатления. Своим внутренним ребенком могу поклясться.
...продолжение следует...